Отрезанный

«Теперь я могу опознать тебя», – мелькнула у девушки мысль, но, поняв, что это для нее означает, она разрыдалась.

Ни один преступник не отпустит свою жертву, будучи уверенным, что она знает его в лицо.

До того момента, пока на мужчине еще была маска, он в течение получаса облизывал каждый участок ее голого тела. В отличие от прошлых переживаний это она помнила хорошо. Казалось, испытанная ею боль перезаписала память, стерев ее собственное «я». Однако воспоминания об истязаниях сохранились. Девушка не забыла ни одну деталь: она все еще ощущала, как этот сумасшедший колол ее соски острием ножниц, и то, как он, накинув на ее шею петлю из кожаного ремня, стал затягивать его, обзывая свою жертву проституткой, возмущаясь тем, что его член твердел не так быстро, как ему хотелось.

Затем он на некоторое время оставил ее одну, и это были самые страшные моменты ее мучений. Ведь она терзалась от неведения того, что с ней будет дальше и с каким новым инструментом для пыток он к ней вернется.

Все это началось три дня назад.

«Если мой туалетный счет верен, то прошло трое суток», – думала несчастная.

Обычно она опорожнялась максимум один раз в день, а здесь ей пришлось сделать это уже три раза – ее экскременты проваливались через металлические пружины кровати без матраса. К тому же в наказание похититель ударил ее по губам полной жестяной банкой с пивом, и теперь, проводя языком по тому месту, где раньше были резцы, она испытывала жуткую боль.

Эта боль буквально стреляла ей в мозг, высвечивая наподобие вспышек отдельные, совершенно разрозненные и совсем никчемные воспоминания из прошлой жизни. Например, о том, как она забыла свои водительские права, как ее застукали в гимназии за списыванием контрольной работы по курсу углубленного изучения химии или о том, как без разрешения матери сделала себе татуировку бабочки на лодыжке.

«Прости, мама. Надеюсь, ты на меня не сердишься», – пронеслось у нее в голове.

Уже в первую ночь в этом страшном подвале она почувствовала, что ее душа хочет отделиться от тела. Затем несчастная впала в беспокойный сон, в котором видела себя девятилетней девочкой, игравшей со своим отцом в игру «Что бы ты выбрал?».

Эта игра возникла во время долгих поездок на автобусе по Берлину, или «туров», как они их называли. В те немногие выходные, когда глава семейства не был занят на работе, семья каждый раз выбирала новый маршрут и, усевшись на передних местах двухэтажного автобуса, принималась изучать город. Все началось с вопроса, который девочка задала своему отцу:

– Что бы ты выбрал, папа: выпить литр простокваши или стакан водички от консервированных сосисок из банки?

– Фу, какая гадость! Ничего из тобой предложенного.

– Так нечестно.

– Мне обязательно надо выбрать?

Девочка закатила глаза, всем своим видом показывая, насколько тупым оказался ее отец, и снисходительно пояснила:

– Игра так и называется: «Что бы ты выбрал?»

Тогда он выбрал водичку от консервированных сосисок, а девочка с восторгом принялась хихикать:

– Фу, какой ты противный!

В ответ отец расхохотался и тоже задал вопрос:

– Ладно. Что бы ты выбрала: поцеловать Марка или Тима? Ему было хорошо известно, что она не переваривала их обоих. Тогда девочка, засунув палец в рот, с самым серьезным видом принялась размышлять, кого из своих одноклассников она бы предпочла.

«Кого же выбрать? – думала тогда она. – Марка или Тима?» От какого-то шороха девушка в испуге проснулась. И так же как остатки сна при пробуждении превращаются в ничто, сохранившиеся обрывки ее воспоминаний растворились в диком крике. Она увидела, что психопат вернулся в тот ад, который сотворил в этом подвале, и собирается вновь приняться за свою жертву.

Глава 10

Берлин

Херцфельд стоял с мобильником в руке возле панорамного окна своего офиса на девятом этаже Трептоверса и, не обращая внимания на потрясающий вид, открывавшийся с этого места на Берлин и покрытую льдом Шпрее, вновь и вновь прокручивал в голове сообщение своей дочери, переданное по автоответчику. Он пытался нащупать хоть какую-нибудь ниточку, которая могла помочь ему напасть на след пропавшей Ханны, но все усилия были напрасны. Если она и поместила в своем послании какую-либо скрытую информацию, то расшифровать ее ему не удавалось.

Тогда профессор оставил это бесполезное занятие и решил дозвониться до коттеджа на озере Шлахтензее, в котором он раньше проживал со своей семьей. Конечно, Херцфельд предпочел бы напрямую набрать номер мобильного телефона Ханны, но после того, как ему пришлось покинуть семейное гнездышко, дочь в знак протеста сменила номер, а новый сообщить отцу так и не удосужилась.

Пауль тяжело вздохнул и набрал номер своего прежнего домашнего телефона.

– Добрый день, вы позвонили фрау Ширмхерр. С вами говорит автоответчик. Оставьте свое имя и номер телефона. Я вам перезвоню, – отозвались на другом конце телефонной линии.

При обычных обстоятельствах у Херцфельда начинал дергаться глаз, когда он слышал девичью фамилию своей бывшей жены, которую она вернула себе еще во время их бракоразводного процесса, то есть до того, как их разрыв обрел законную силу. Однако сейчас было не время распалять ненависть к своей бывшей жене, и он набрал номер ее мобильника. К его удивлению, на звонок ответил знакомый мужской голос.

– Алло, Норман, это я, Пауль. Мне надо переговорить с Петрой.

– Интересно, о чем?

«А тебе не все равно?» – мысленно ответил ему Херцфельд, который, несмотря на плохую слышимость, все же уловил его ехидную усмешку.

Два года тому назад Петра представила Херцфельду Нормана в качестве своей правой руки в руководимом ею архитектурном бюро, а спустя всего два месяца эта «правая рука» уже залезла в ее трусики.

«Проклятье! – подумал профессор. – Надо же было такому случиться! Единственный раз я решил позвонить своей бывшей жене и нарвался именно на человека, ставшего причиной нашего развода».

– Где она?

– Петра, к сожалению, уже в самолете. Что мне ей передать?

– В каком самолете? – удивился Херцфельд.

– «Эйрбас-380», – заносчиво ответил Норман.

Только тогда профессор понял, что за посторонние шумы мешали их разговору. Это были характерные звуки, присущие любому международному аэропорту – в мобильнике слышался гул голосов и стандартный гонг, предшествующий объявлению на нескольких языках.

Петра специализировалась на разработке строительных проектов крупных торговых центров по всему миру. Поэтому не было ничего необычного в том, что она летала в командировки со своим личным секретарем. Странным, однако, было другое. Зачем Петра доверила ему свой мобильник?

Ответ напрашивался только один: видимо, она прочитала его имя, высветившееся на дисплее телефона, и передала его своему дружку. Херцфельда так и распирало высказать этому наглецу все, что он о нем думает, но профессор подавил в себе приступ гнева и произнес:

– Послушайте, это очень важно. Мне нужно срочно с ней поговорить. – Тут Херцфельд прикусил себе язык, так как чуть было не произнес слова о том, что речь идет о жизни и смерти Ханны.

А это могло создать опасность для его дочери!

«Никому ни слова, папа! Иначе я умру!» – запомнилось ему ее предупреждение.

– Я с удовольствием соединил бы вас с Петрой, но «Квонтас» не делает исключений даже для пассажиров первого класса, – откашлявшись, заявил Норман.

– «Квонтас»? – удивился Херцфельд, который еще раньше по необычному сигналу вызова мог догадаться, что звонок международный. – Она в Австралии?

– В Новой Зеландии, хотя я не понимаю, вам-то какое дело?

Трудно передать словами, с каким удовольствием Херцфельд обматерил бы этого идиота. Его так и распирало это сделать, но тогда этот засранец закончил бы разговор намного быстрее.

– Послушайте, – заявил Норман. – Было приятно поболтать с вами. Но мне пора на регистрацию, а персонал аэропорта просит мой мобильный телефон.