Джокер

– Нет. Мне пора. Тебе тоже.

– Зачем такая спешка? У нас в запасе почти год.

– Это не спешка, а жесткий график, Денис. На нас лежит серьезная ответственность. Мы должны собрать и перевести огромное количество образцов высшего качества. Иначе наш эксперимент будет признан провальным и головы лишатся все, кто к нему причастен. Снизу доверху. Тебе дорога собственная голова?

– В ней нет ничего ценного, только куча плохих воспоминаний. Но я постараюсь.

– Нет, переводчик. – Голос Джокера сделался твердым и вновь обрел повелительную интонацию. – Ты не постараешься, а сделаешь все возможное и невозможное. За работу!

Снова прозвучали шаги, зашуршал плащ и скрипнула дверь. Последние реплики донеслись для Анны издалека и были смешаны с шумом дождя – собеседники уже стояли на пороге, и внутренняя дверь небольшого тамбура была приоткрыта.

– Удачи, Джокер.

– И тебе, Денис. – Гость сделал шаг, но вновь притормозил. – И следи за своей гостьей. Очень уж странно появилась здесь эта девица. Я допускаю, что она прислана тебе в помощь, но знаю точно, что не видел ее раньше.

– Ты подозреваешь, что ее могли прислать… недруги?

– Как внешние, так и внутренние, – дополнил Джокер. – Наш эксперимент многим не по сердцу. Помни это.

Дверь наконец-то захлопнулась, затем вновь зазвучали шаги – смотритель пересек большую комнату, и опять скрипнули петли, но теперь открылась дверь в подвал. Бондарев зачем-то направился в свои жуткие «закрома». Полные ужасных «водяных».

Воспоминание о серых существах в очередной раз заставило Анну вздрогнуть. Она попыталась прогнать воспоминание и переключиться на что-то другое, и это почти удалось, но легче ей не стало. Анна вдруг поняла, что крепко влипла.

Мысль эта стояла на трех упитанных китах. Во-первых, Анна уяснила, что Джокер прав в главном – она появилась на маяке действительно странным образом. Как, когда и почему? Она не могла этого объяснить! В памяти зияла непонятная дыра.

Во-вторых, смотритель был уверен, что Анна назначена его помощницей и это означало, что ей придется здесь задержаться на неопределенное время. Вариант собраться и уйти ей почему-то казался нереальным. После всего увиденного и услышанного она внутренне трепетала от одной мысли о Бондареве – угрюмом смотрителе странного маяка – и загадочном «переводчике». Что означает этот термин, она не понимала, но была уверена – к языковому разделу знаний он не имеет никакого отношения.

В-третьих, кроме страха перед загадочным смотрителем, Анну сковывал страх перед «водяными». Ей почему-то казалось, что они могут выползти из любой лужи, а уж этих луж после грозы было вокруг маяка полным-полно. Оказаться внутри ночного кошмара наяву она боялась до потери пульса.

В общем, как бы ей ни хотелось уйти, улететь, испариться или проснуться и забыть ужасную ночь на маяке, ничего подобного ей не светило – это факт. Оставалось просто сидеть, закутавшись в одеяло, и ждать рассвета. Хотя бы рассвета. Чтобы из полного набора факторов страха выпала хотя бы темнота.

Анна обняла себя за колени, склонила к ним голову и судорожно вздохнула. В такой переплет она не попадала никогда в жизни. Или, быть может, она просто этого не помнила? Анна уцепилась за мысль и попыталась взбудоражить память. Она отлично помнила все, что происходило вчера примерно до семи вечера. Дальше – как отрезало.

Поначалу бесплодные попытки «вспомнить все», бодрили, но затем перенапряжение породило утомление, и Анна незаметно провалилась в тревожный сон.

Ей снились скалы, грохочущие волны и «водяные», которые выходили из пещеры, поднимались по винтовой лестнице маяка на площадку с фарой, жутковато гримасничали перед сложными зеркалами-ламелями отражателя, затем что-то говорили вцепившейся в поручни Анне и прыгали в море. Она пыталась запомнить их слова, но разум отказывался не только запоминать, но даже понимать смысл сказанного.

«Может, Бондарев все-таки настоящий переводчик? С языка «водяных» на человеческий? Но зачем ему понадобилась я?! Чем я способна помочь?»

Один из «водяных» подошел к Анне ближе других и тоже что-то сказал. И девушка вдруг его поняла! Он сказал: «Взгляни на себя».

Существо сделало шаг в сторону отражателя и поманило Анну. Гостья маяка безвольно отпустила поручень и сделала два шага к зеркалам. В глубине рассеченного на десятки полосок отражения появилась лишь серая тень, но подойти ближе не было сил. «Водяной» расплылся в жуткой ухмылке и снова поманил. Анна, словно под гипнозом, сделала еще один шаг, подалась вперед, заглянула в составное зеркало и… проснулась.

Сегодня

Приятно встретить весеннее утро за городом. Взмывшее над лесом солнышко пока не припекает, на чистой после ночной грозы траве искрятся бриллиантовые капли, птицы заливаются, воздух пьянит. Райская обстановка.

«Если не оборачиваться в сторону федеральной трассы, – подумал инспектор дорожно-патрульной службы капитан Фомин. – Она никак не вписывается в пасторальный видеоряд. Вообще никак».

Асфальтовая трасса не только сама по себе выпадала из «экологически чистой» темы, она после серьезной аварии была покрыта неряшливыми обломками и ошметками, которые разлетелись едва ли не на весь тринадцатый километр Южного шоссе. Слава богу, пострадавшие выжили, но капитан Фомин относился к машинам, словно к живым существам… ну, к условно живым… поэтому вид покореженных автомобилей его всегда расстраивал.

Инспектор обошел первую из трех груд металла, остановился, повернулся к ней спиной и проводил задумчивым взглядом крадущуюся по обочине легковушку. Дорожно-транспортное происшествие перекрыло трассу на две трети, но пробки пока не намечалось, слишком ранний был час. Тем не менее работать требовалось быстро.

Фомин снова перевел взгляд на место происшествия. Его напарник завершил замеры и теперь возился с какими-то приборчиками. Капитан присмотрелся. Лейтенант Кравченко снял с машин видеорегистраторы и теперь пытался скопировать в свой планшет их записи. Этим следовало заняться позже, но Фомин не стал одергивать лейтенанта. Основную работу экипаж сделал, протоколы составил, теперь все равно ждать эвакуаторы. Запас времени имелся.

Фомин подошел к служебной машине и склонился над плечом напарника.

– Что видишь?

– Все, как мы и установили. – Кравченко поднял взгляд на товарища. – Вот я и не понимаю: почему нельзя было сразу посмотреть?

– Все потому же. – Фомин вздохнул. – Чтобы ты мозгами не разучился шевелить. А то все у вас в гаджетах. Вместо того чтобы память тренировать, вы большой палец накачиваете. Чуть что, сразу гуглите. А вот тут, например, на трассе, где Интернет через раз фурычит, где подсказки брать? Короче говоря, молод еще мои методы критиковать. Комментируй, что видишь, мне монитор бликует.

– Ну, что… это запись из первой машины. Средний ряд. Скорость разрешенная. По правой полосе идут три транспортных средства. Чуть впереди грузовик, позади универсал отечественного производства, рядом второй автомобиль из числа пострадавших.

– Слушай, Алексей, давай чуток попроще. Не на разборе.

– Здесь два варианта записи: внутренняя и наружная. Вот обе, синхронно в соседних «окошках». Ни впереди, ни слева никаких помех, но водитель первой машины вдруг шарахается вправо и собирает на себя две попутки из правого ряда. Чуть быстрее бы ехал, мог под грузовик залететь.

– Увеличь внутреннюю картинку. Видишь, он испугался. Голову в плечи втянул, словно увидел, что ему в лобовик что-то летит. Если перед ним ничего не было – неадекватное поведение у гражданина.

– Ну да. Только мы ж его видели. Не пьяный. И врач скорой подтвердил. А здесь видно, что не задремал он и не замечтался вроде бы. Явно что-то увидел впереди.

– Но ведь ничего не было.

– Не было. – Кравченко кивнул и перевел взгляд на дорогу. – Не проводов же он испугался.

– Этих? – Фомин кивком указал на высоковольтную линию, которая условно пересекала шоссе на приличной высоте. – Их он и заметить не должен был. Может, сбоку что-то летело, да не прилетело? Со второй машины запись имеется?