Здравствуй, ледяной принц!

— Доброе утро, — заставила себя быть вежливой. Все-таки квартира моя. Получается, я его сюда притащила. — Кофе будешь?

— Что такое кофе? — раздался ледяной голос.

Что? Иностранец? Нет, говорит без акцента. Издевается?

— Вот, — протянула ему чашку.

Тот милостиво принял подношение, принюхался, задумался.

— Ты отпила из неё? — спросил так, что я пожалела, что не плюнула!

— Нет, конечно.

— Так отпей.

Сумасшедший! Он уже на скамейке вел себя так, будто является королем мира, которого привлекло только слово «еда». А теперь еще и представляется!

— Ну, знаешь ли! — Спокойствие летело куда-то к чертям. — Или пей, или вылью.

Не стала уточнять, что на голову. Парень, впрочем, спорить не стал. Пригубил кофе, смешно придерживая чашку. Еще бы пальчик оттопырил, как принцесска! Поморщился, будто гадость ему налила, но допил до конца.

— Благодарю, — протянул мне чашку. Самому отнести на кухню и вымыть не судьба. Хотя, для этого надо одеться.

— Может, хотя бы трусы натянешь, а? — спросила я.

— Помоги мне облачиться, — потребовал сумасшедший. Нет, надо выпроваживать его поскорее! Мы же, вроде, пили одинаково, а этот парень еще не протрезвел.

— Сам оденешься, не маленький.

Винтер закусил губу и смерил меня презрительным взглядом. Затем себя — и снова меня.

— Скажи-ка мне, женщина, мы с тобой что, вчера разделили ложе?

— И не только ложе, — ответила ему, взглядом пытаясь отыскать телефон. Только кого вызывать: скорую или полицию? — А еще и несколько бокалов коньяка и шампанского. Впрочем, у меня к тебе никаких претензий. У меня был тяжелый день. У тебя, наверное, тоже, поэтому будь так добр, одевайся и уходи.

Винтер опустил голову, словно его внезапно плитой придавило. Затем снова взглянул на меня, смерил холодным взглядом — я даже поежилась, и пробормотал: «Могло быть и хуже».

— Хуже — что? — уточнила я.

Винтер все-таки поднялся с кровати, потянулся за плавками. Хотя, плавками его нижнее белье можно было назвать с трудом. Скорее уж, панталонами. Видимо, счел, что прикрыть зад — это достаточно для выяснения отношений, потому что шагнул ко мне:

— Раз отныне ты — моя жена, давай определим границы нашей совместной жизни.

— Ты что, наркоман?

И запоздала подумала, где он мог в моем доме наркоту взять? Проснулись мы вместе. Может, с собой принес и принял, пока была на кухне? Присмотрелась — зрачки не расширены, на вид — совершенно адекватный, хоть и ведет себя странно. Не наркотики… Алкоголь должен был уже выветриться. Что с ним не так?

— Кто такой наркоман?

— Так, слушай меня внимательно, — скрестила руки на груди. — Да, мы вместе провели ночь. Предполагаю, что нам было хорошо и весело. Мы оба — люди взрослые. Сейчас ты оденешься и навсегда покинешь мою квартиру. Я же буду вспоминать о тебе крайне редко, как о приключении. И ты так же. Понятно?

— Ты — моя жена, — повторило синеглазое несчастье.

— С какой стати?

— Мы с тобой разделили ложе!

— Винтер, да если бы все, кто разделили ложе, тут же становились мужем и женой, у нас бы уже конец света наступил!

— В вашей стране не так? — нахмурился мой гость. Все-таки иностранец.

— Не так!

— Дай руку.

— Еще чего!

— Дай!

Винтер перехватил пальцами мое запястье. Вдруг по коже словно пробежали искры льда, и на руке проступила странная то ли татуировка, то ли рисунок.

— Это что? — спросила тихо.

— Брачная печать, — так же тихо ответил Винтер. — А ты говоришь, что не жена мне.

Впервые стало не по себе. Я отступила — а вдруг кинется? Но Винтер и не думал кидаться. Вместо этого махнул рукой в сторону кровати:

— Смени белье и набери мне ванну.

— Стоять! — перехватила его. — Во-первых, квартира моя. Во-вторых, ты здесь никто. Собрал свои шмотки и вышел.

Винтер смотрел на меня с укоризной. Затем медленно начал одеваться и, кажется, не с первого раза попал руками в рукава рубашки. Шелковой рубашки, между прочим. Уж я-то знала толк в тканях. Я же стояла посреди комнаты, скрестив руки на груди. Мало мне Сергея и Анфиски! Почему именно на мою голову свалился какой-то псих? И откуда взялась татуировка? А главное — куда она делась? Гипноз? Я сама схожу с ума? Может, это меня уже лечить пора?

— Послушай, женщина, — попытался заговорить со мной Винтер, — думаю, тебе стоит выслушать мою историю и рассудить самой.

— Не желаю! Хочу, чтобы ты ушел. Немедленно.

Винтер вздохнул, натянул штаны — кстати, на пуговичках. Что, с молнией купить не судьба? Где только нашел такие? Затем отыскал взглядом куртку — она лежала на кресле. Накинул её.

— Обувь где?

— Где снимал.

Гордо прошествовал в коридор. На сапоги, впрочем, смотрел с легким недоумением и, кажется, пошел к двери, не завязав шнурки. Что за детский сад? Чем его так по голове приголубило?

— Как это открывается? — воззрился на замок.

Я подошла и провернула ключ.

— Прошу, — распахнула перед ним дверь.

— Выслушай…

— Нет, говорю. Наше знакомство на этом исчерпано. Точка! Пошел вон.

Винтер закусил губу — и шагнул за порог, а я наконец-то заперла дверь. Почему конец года, а у меня все валится из рук? Что за безумие со мной творится? Хотелось реветь от безысходности. И все — на мою голову! Еще раз изучила запястье. Нет, ни следа татуировки. Но когда прикасаешься к руке, будто холод идет. Что это такое? Что творится?

Вернулась на кухню, уронила голову на руки и замерла. Ничего, главное — чтобы у ночи не было последствий в виде какой-нибудь не особо приятной инфекции. Беременность мне, к счастью, не грозила — принимала таблетки, собиралась бросить после свадьбы с Сережей, а вот выходить замуж с животом выше носа не хотелось. Уже за это стоит сказать бывшему спасибо. И что мне теперь делать?

Елка! Покупки, подарки. Шопинг любой женщине поднимет настроение, вот я и решила, что пора отвести душу. Натянула джинсы, свитер. Захватила сумочку с наличкой и кредитками — гулять, так гулять. Накинула любимый полушубок и вышла из квартиры.

Снаружи меня ожидала картина маслом. Герой-любовник сидел на ступеньках, прижавшись лбом к перилам, и являл собой эдакий пример кота, которого бессердечная хозяйка вышвырнула из дома на мороз, чтобы не драл обои. И уходить этот тип точно не собирался.

— Так, поднялся, быстро, — скомандовала я. Главное — вытащить парня из подъезда, а там уже консьержка его пустит только через труп. Причем, труп будет Винтера.

— Зачем? — Винтер взглянул на меня снизу вверх, но показалось, будто сверху вниз.

— Затем, что это — мой подъезд, и тут тебе не место. За мной!

— Не кричи, я тебе не прислуга, — ответил тот, но со ступенек поднялся и потащился за мной. Я же шла к лифту. На лифт Винтер покосился с подозрением.

— Куда ты пытаешься меня заманить?

— В притон, — ответила в сердцах. — Пойдешь?

И вошла в лифт первой. Винтер обозрел клетку лифта — и вошел за мной. Но когда двери закрылись, выразительно поглядел на меня. Мол, живым не дамся. Хорошо, хоть ехать до первого этажа было недолго. Дверцы разъехались в разные стороны, и я вытащила Винтера за собой на божий свет.

— Здравствуйте, Зинаида Карповна, — кивнула консьержке, шустрой бабульке, которая видала, наверное, молодость Ленина.

— Здравствуйте, Аленушка, — ответила та. — С наступающим! Привет батюшке.

— Вас также!

И подтолкнула Винтера к двери. Вытащила его из подъезда и защелкнула кодовый замок. Сам не зайдет.

— И куда дальше? — спросил он.

— Твое дело. Я иду по магазинам, а ты иди домой.

— Не могу.

— Почему это?

— Ты же не стала слушать.

И надулся, как сыч на крупу. Я вздохнула, потерла виски. Вот еще ненормальный!

— Делай, что хочешь, только за мной не ходи, — выпалила в лицо и понеслась в гараж. Поеду на авто, хоть лучше бы пешком прошлась. Зато это снижает риск, что ненормальный потащится за мной. А ведь авто-то осталось на стоянке у офиса… Я точно не стала бы садиться за руль выпившей. Но хотя бы сверну за гаражи.