Страница 8 из 26
Суп-лапша из уток с небольшой добавкой картошки мог бы отвлечь от любых мыслей. Но мамонтовое кладбище!..
Нюкжин торопливо обгладывал утиные косточки и думал лишь о том, что удача набрести на него выпадала далеко не каждому.
Они быстро сняли лагерь и объехали озеро.
– Вот здесь, под обрывом, – указал Кеша.
Нюкжин пошел по отмелому берегу. Он хотел для начала просто осмотреть его, но уже через несколько шагов остановился и присел на корточки. Из под илистых наносов проглядывали витиеватые узоры, подобные древнеарабским иероглифическим письменам.
Нюкжин осторожно очистил их пальцем. Эмалевые узоры заблестели на солнце.
– Похоже на зубы лошади, – сказал Кеша. Он стоял наклонясь над Нюкжиным, стараясь понять, что заинтересовало начальника.
– Это и есть челюсть лошади, только древней, – подтвердил Нюкжин.
– Ясно, что древней, – сказал Кеша. – Сюда от Колымы на лошадях сейчас не ходят.
– Древней, это значит что ей двадцать-тридцать тысяч лет. А то и все шестьдесят!
– Ну-у? – удивился Кеша.
– А вот рядом еще зубы… И кости. Тоже лошади… А вот обломок рога древнего оленя…
Было еще множество других костей – берцовые и тазобедренные, обломки ребер и черепов, и зубы мамонтов и лошадей.
Нюкжин не удержался, начал подбирать наиболее интересные находки. Вскоре он уже прижимал к груди целую охапку и наблюдательный Виталий спросил:
– Бивень, я знаю, ценится. А какой прок от зубов?
– Бивень, как раз, научной ценности не представляет, – наставительно сказал Нюкжин. – А по зубам определяют тип животного и, следовательно, возраст пород в которых они захоронены.
Бивень мамонта
– Тогда мы отпилим бивень? – спросил Виталий.
Варварство, конечно! А как запретить?
Виталий побежал к вездеходу за пилой. А Нюкжин продолжил поиски. На отмели подобрали каждый зуб, каждую косточку, промаркировали, обложили технической ватой, запаковали в бумагу и уложили в ящики. Затем Нюкжин расчистил и обследовал обрыв, описал его и отобрал образцы.
Донилин напомнил:
– Давайте обедать. А то сами костьми ляжем.
Да! Кешины утки не продержались и до полудня. Однако к пяти часам отобедали. Настроение было приподнятое.
– Поедем? – предложил Нюкжин. – Время есть.
– Поедем, – поддержал Кеша. – А то вроде лагерь зря снимали.
– Еще скважину успеем пройти, – добавил Донилин.
После такого удачного дня сидеть в мягком кресле вездехода, мчаться вперед, ощущая скорость и дорогу, и – как поется в песне – "в глубь породы взглядом проникать"…
Исследователей давно занимала причина массового захоронения костей крупных животных. Одни считали, что они тонули в оттаявших после ледникового периода суглинках, другие, что их захватил врасплох потоп, третьи, что причина гибели – болезни.
Вездеход встряхивало, сбивая мысли с логического хода. Место стало холмистей. Стланник накатывался мохнатыми бурыми валами. Вездеход сходу подминал их и мчался вперед. Нюкжин привычно отмечал на карте приметные пункты. Кочемасов с кабины вездехода корректировал направление. По морской терминологии он исполнял обязанности "вперед смотрящего". Вот и сейчас в раме лобового стекла показалась его рука. Она сигнализировала – возьми левее! Виталий свернул ближе к сопке, но там оказался крупный кочкарник, торчали обломки полусгнивших деревьев. Машину, несмотря на гусеничный ход, встряхивало. Виталий и Нюкжин стукались головами о верх кабины.
Нюкжин после каждой встряски неизменно возвращался к вопросу: "Почему их такая куча?". Геологические наблюдения следов потопа не находили… Неужели тонули? Массами?!.. Фантастическая гипотеза, хотя если посмотреть вокруг…
Виталий снова вырулил туда, где казалось ровнее и чище. Тогда рука постучала по ветровому стеклу, что означало: остановиться! Виталий взглянул на Нюкжина и продолжал ехать. Ему надоели бесконечные команды, а начальник молчал. Ему не пришло в голову, что начальник задумался.
– Стой! Стой! – заорали сверху в два голоса Кеша и Донилин и забарабанили по крыше кабины.
– Остановите! – рефлекторно выкрикнул и Нюкжин.
Но, поздно! Вездеход разорвал бурую пелену стланика, с разгона выскочил на поросшую травой чистину и… провалился!
Сверху в два голоса неслось нечто "не переводимое", снизу подступала вода.
"Только бы кузов не потек", – подумал Нюкжин, сразу возвращаясь к реальностям жизни.
Вездеход качался на плаву в маленьком, заросшем травяной ряской озерке.
– Давай назад! – неслось сверху.
Виталий переключил скорости. Вездеход, загребая гусеницами, медленно подплыл к берегу и уперся в него.
– Давай вперед! – неслось сверху.
Теперь Виталий не перечил. Но и впереди берег озерка оказался крутым, вездеход выбраться не мог.
Сели… Только бы кузов не потек…
Сверху объясняли Виталию кто он есть, все на том же непереводимом диалекте.
– Ладно. Бывает! – сказал Нюкжин. – Только дверцу не открывайте. Зальет!
Виталий промолчал, но по его лицу Нюкжин прочитал: еще один учитель нашелся…
Крышка верхнего люка не поддавалась. Нюкжин постучал по ней.
– Эй! Что там держит?
– Тренога, – ответил Кеша. – Сейчас освободим.
"Сплошное нарушение техники безопасности, – подумал Нюкжин. – Если бы лодка кузова потекла, он и Виталий не успели бы даже выскочить…". Наконец он вылез наверх.
– Плаваем, как дерьмо в проруби, – невесело усмехнулся Донилин и "добавил" в адрес Мерипова.
– Выберемся! – убежденно сказал Кеша.
Нюкжин тоже полагал, что они выберутся. Такое случалось не впервые. Конечно, не сахар сидеть в яме с водой, но и особенно голову напрягать не надо. Техническая задача…
– На самовытаскивании? – спросил он.
– Зацепиться не за что. Попробуем на бревне, – взял инициативу на себя Кеша.
– Точно! – поддержал его Степан. – Здесь мелко.
Угнетенный лиственничный лес располагался на соседнем бугре, метрах в двухстах от них. Топоры лежали у задней стенки – с них начинался любой лагерь. Но теперь доставать их приходилось не с земли, а с крыши кузова. Виталий отстегивал брезент, концы которого заливала вода. Но у него не получалось.
– Пусти!
Кеша свесился вниз головой. Он расстегивал застежки, а Степан держал его за пояс, чтобы не "нырнул". Наконец, он достал топоры, распрямился. Лицо у него было багровое и злое. Затем он и Долинин перебрались на землю и пошли к лесу. Нюкжин последовал за ними.
Сначала простирался высокий кочкарник. По колено. Приходилось поочередно вздергивать ноги. Внизу чавкало мокрое болото. Под холмом стало суше. Но здесь густо рос кустарник – карликовая березка, по прозвищу "штанодер". И лишь на вершине холма, большей частью мшелого, Нюкжин смог вздохнуть относительно свободно.
Пока он добирался до холма, Кеша и Степан уже свалили две листвянки метров по двадцать. Выше здесь лиственницы не росли. Из торцевой части вырубили бревна – два, два с половиной метра каждое. Отсекли тонкие вершинки. Сучья не обрубали.
Нюкжину бревно лиственницы не показалось тяжелым. Но идти с бревном по кочкарнику?!..
Кеша поспешил к нему.
– Иван Васильевич, оставьте! Я донесу.
Нюкжин пробовал протестовать.
– Возьмите вот слегу…
Кеша сунул ему в руки длинную листвянку, а сам снял с его плеча бревно и пошел по кочкам, по кустарнику. Казалось бревно пригнет его щуплую фигурку. Но, нет! Кеша тащил бревно шустро, как муравей соломинку. Нюкжин со своей жердью, более легкой, хотя и менее удобной, не поспевал за ним. Следом тащил второе бревно Донилин.