Страница 14 из 26
Только Кеша не суетливый. Но и он словно прикидывает: что там впереди?
Вышли по "холодку", когда солнце стояло над горизонтом. Вездеход шел напористо, как танк. Покачивало на кочкарнике, потрескивал валежник, но чаще под гусеницами хлюпала вода. Казалось бы они шли знакомыми местами, пройденной дорогой. Но, нет! Ничего похожего! Там, где лежали болота, стояла вода. Там, где рос лес, раскинулись мари. Там, где тянулась их колея, текли ручьи.
Когда они ехали к Дьяске, колея оставалась сзади, они почти не видели ее. И грунт был еще мерзлым, прочным. А теперь он оттаял и колея стелилась перед ними пунктиром рваной искалеченной земли, напоминала: Да! Они прошли здесь! Но как безжалостно! На мерзлоте рванины зарастают не скоро! Ох, как нескоро!
А вездеход по-прежнему мчался на скорости по болотам, по кочкарнику, по созданным им самим водотокам. Виталий беспрекословно повиновался движению указующей руки. Его сосредоточенное лицо выражало неколебимое желание вырваться отсюда как можно скорее.
"А раньше смахивал на манекен", – неприязненно подумал Нюкжин, будто исключительно Виталий был повинен в том, что вездеход коверкал землю.
Ехали допоздна, не могли выбрать место для ночлега. Наконец, остановились. Развели костер. Поужинали. Палатки не ставили, заночевали как у Черного бугра. На следующий день проехали уже часа три, как вдруг сверху опустилась рука. Виталий остановил машину, словно наткнулся на стену.
– В чем дело? – высунулся Нюкжин.
– Яма! – Физиономия Донилина светилась радостной улыбкой. – Наша! Может искупаемся?
Действительно, там, сбоку, ниже бугра, который они пересекали, виднелась вдрызг развороченная земля и в самой середине – маленькое круглое озерко, вроде воронки, заполненной мутной буровато-желтой жижей.
Всего двести-триста метров в сторону.
– Шутки у тебя! – сказал Нюкжин.
Вид развороченной, истерзанной земли производил поистине удручающее впечатление.
– Вперед, Славяне!
Донилин командовал, как ни в чем ни бывало.
Вездеход снова заклокотал и рванулся, словно безнадежно опаздывал. И снова, часа через два, повелевающая рука остановила его.
Кеша сам свесился к дверце.
– Карабин! Скорее!
Нюкжин еще не успел до конца осмыслить в чем дело, как Кеша вытянул из кабины карабин. В кустах, сбоку от вездехода стояла горбоносая буро-рыжая сохатуха. Она без страха смотрела на машину, даже сделала шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть диковину.
Люди уже давно приметили: животные не боялись вездехода. Скорее, он вызывал их любопытство. Не отпугивали даже запахи железа и бензина. А появление человека немедленно обращало их в бегство. А еще говорят – неразумные существа!
И сейчас, чуткая скотина, уловив подозрительное движение, попятилась и скрылась в кустарнике. Донилин "послал" ей вслед, а у Нюкжина настроение сразу улучшилось. Хоть тут они не согрешили. Сохатуха могла быть с детенышем. И охота на них весной запрещена. К тому же появление в Средне-Колымске с сохатиным мясом могло не остаться незамеченным. Егоров однажды заплатил штраф шестьсот рублей. Судился. Доказывал, что в экспедиции есть лицензия. Ничего не помогло.
– Может догоним? – в азарте, но без надежды спросил Кеша.
– Нет, – сказал Нюкжин. – Бензина в обрез. А купаться надо было в нашей луже.
Кеша намек понял.
– Поехали! – сказал он, успокаиваясь.
Вездеход вновь рванулся вперед, сначала по целине, а потом опять по колее, разбрызгивая воду, разрабатывая промоины. Колея выныривала из болот, вываливала из-за бугров и стелилась,.. стелилась под гусеницы, жертвуя собой во имя нетронутых просторов. Но она и угрожала: "Я еще покажу Вам!.. Покажу!.."
И на третий день "случилось"! Вездеход шел по старому следу. Однако грунт сильно размок, а колею промыло настолько, что машина, в конце концов, оказалась на брюхе.
Вылезли. Размяли ноги. Осмотрелись.
– Ерунда! – сказал Кеша. – На полчаса работы.
По бортам вездехода держали притороченными два бревна, чтобы не бегать лишнего. Одно из них быстро отвязали, закрепили тросами, зацепили тросы за траки. Действовали споро. Во-первых, не в воде. Та, что хлюпает под ногами, не считается. Во-вторых, сноровка.
Но у Нюкжина уже четко обозначилась мысль: "Здесь надо работать на вертолете! Только на вертолете! Тогда и природа будет в сохранности, и охват бурением шире и проще.
Однако легко сказать: "на вертолете!" Где их взять, когда даже вездеход еще и по сей день считается у геолога великим благом. И все же, если смотреть вперед, то только вертолетом!
В восьмом часу вечера прошли мимо сарая на Черном бугре.
"Вот тебе и "здрасте"! – подумал Нюкжин. – А полагал, что не увидимся".
Вскоре показался и Средне-Колымск. Виталий сбросил скорость, аккуратно провел машину по улице и вывел ее на берег Колымы. Река широко несла мутные воды, их уровень оставался еще высоким. У причала покачивался буксирный катер с баржонкой, у кромки реки лежали привязанные железными цепями лодки. По Колыме, преодолевая могучее течение, поднимались две самоходки: сухогруз и танкер. Они спешили по высокой воде из Черского в Зырянку.
Виталий привычно завел машину за ограду, во двор домика бакенщика, родственника Кеши, где она зимовала. Он еще только устанавливал вездеход, Кеша еще только поздоровался с хозяйкой – как раз к баньке – как Донилин сказал:
– Начальник! Что там, сзади?
– Где?
Нюкжин оглянулся, но ничего не увидел.
– Ну, как же! – настойчивость Донилина настораживала. – Там же б у т ы л к а стоит.
Кеша нагнул голову, пряча улыбку. Но Нюкжин понял: слово не воробей! Особенно слово начальника. Обещал – выполни! Хотя, конечно, обещать Степану бутылку не следовало.
А Донилин продолжал, словно речь шла о самом обычном.
– Банька, она что? Тело очищает. А тут внутри накопилось.
– Что накопилось-то? – поинтересовался Нюкжин.
– Накопилось! – убежденно повторил Донилин.
Нюкжин посмотрел на часы.
– Так закрыто сейчас.
– Я достану, – вступил Кеша.
Для него проблем не существовало. Он свой, местный.
Деться было некуда.
– Ну, обложили. Как медведя.
Нюкжин достал из нагрудного кармана деньги и протянул Кеше двадцать пять рублей.
– Возьмите коньяк.
– Ну его! Лучше беленькую! – вмешался Донилин. – Я с тобой пойду.
Степан и Кеша ушли. Да и что обсуждать с начальником? Его надо слушаться или не слушаться!
Виталий в разговоре не участвовал. Он казался странно задумчивым. Но, как только Донилин с Кочемасовым отошли, сказал:
– Иван Васильевич! Я работать дальше не буду.
– То есть, как? – удивился Нюкжин.
– Имею право! – не отводя взгляд, сказал Мерипов. – Голос его звучал упрямо, но спокойно. Чувствовалось, что все продумано и никакими доводами его не сдвинешь. – Вот заявление. За две недели, как положено. И потом, мне полагаются отгулы за сверхурочные… – и повторил упрямо: – Имею право!
– Но в Зырянке Вас ждут. Сорвется бурение! Вы подводите всю экспедицию!
Его глаза смотрели холодно, спокойно, без сочувствия. Чужие глаза.
Нюкжин умолк. С юридических позиций Мерипов был обескураживающе прав. И заявление об уходе за две недели! И отгулы за переработанное время. Ему нет дела, что законодательное положение о восьмичасовом рабочем дне совершенно не подходит к работе геологов. Ну кто при таком коротком полевом сезоне, да еще когда солнце светит все двадцать четыре часа в сутки, будет работать "от" и "до"? Кто прервет дальний маршрут на пол дороге, потому что истекло положенное время?! Они действительно работали без выходных и не по восемь, а по двенадцать и даже по четырнадцать часов. Но их торопила распутица. И кто знает, пройди они на неделю дольше, не нахлебались бы вдвое, втрое? Выбрались бы к Средне-Колымску? Но даже не в этом дело. Почему не сработать с полной отдачей? Почему не сделать больше, быстрее, если есть возможность и желание. А ведь они работали с желанием, никто их не заставлял. Донилин пробурил девятнадцать скважин, вместо двенадцати по плану. Это их общий успех. Они все испытывают удовольствие, как футбольная команда, выигравшая ответственный матч!