Страница 6 из 11
– Я не могу, – с трудом выдавила я из себя.
– Не можете что?
– Не могу уехать.
Шеф выглядел удивленным.
– А в чем проблема?
– Я должна купить запас продуктов. Для родных.
– Само собой, сначала вы позаботитесь о родных, потом все остальное. Отложим наш разговор до завтра, – вежливо улыбнулся Полонский. И великодушно добавил: – Вы же отлично пишете! Нельзя зарывать такой талант в стылой питерской земле.
– Спасибо, Олег Иванович, тронута вашей заботой, но думаю, что лучше мне остаться в городе. Для всех лучше, – проговорила я, поднимаясь перед ним, сидящим на корточках, в полный рост. Одернула юбку, поправила чулок и уточнила, делая шаг к дверям: – Я могу идти?
– Идите, Софья Михайловна, – вяло махнул он рукой, и в голосе его прозвучало отчаяние от невозможности что-либо изменить.
Лавируя между расставленными вкривь и вкось стульями, я прошла через кабинет и толкнула приоткрытую дверь. В коридоре томился у окна здоровяк Чащин. При виде меня он шагнул навстречу и шепотом осведомился:
– Ну что, Сонь? Чего он от тебя хотел?
– В ссылку отправляет, – хмыкнула я. – Думает покончить со мной раз и навсегда. Чтобы глаза не мозолила.
Рома присвистнул, сунул руки в карманы коротких, узких, невероятно стильных штанов и, качаясь с пятки на мысок, неодобрительно протянул:
– Да ладно! Куда хоть гонит-то?
– Пока еще не решил.
Приятель кинул на меня сочувственный взгляд и нарочито веселым голосом, каким обыкновенно разговаривают со смертельно больными, предложил:
– Сонька, айда в макдачную, вкусить вредной пищи!
– Никак не пойму, Чащин, как в тебе уживается любовь к колесам, холестериновым забегаловкам и черный пояс по карате.
– Легко, – усмехнулся он, подхватывая меня за талию и устремляясь к лифту.
Домой я попала ближе к полуночи. «Макдоналдс», в который мы пошли, внезапно оказался рядом с домом Чащина, и Рома уговорил зайти к нему попить чайку. И я подумала – отчего бы не заглянуть к приятному юноше? И вот теперь, в первом часу ночи, стараясь не греметь ключами, я осторожно открывала дверь своей квартиры. Потянула на себя тяжелую дверную створку, шагнула в темную прихожую и нос к носу столкнулась с Жанной.
Кузина по отцовской линии стояла, уперев руки в полные бока, и скептически взирала на мое деликатное возвращение домой. Очки ее угрожающе поблескивали, не знавшие помады губы кривила скептическая усмешка. Жанна приехала в гости из Орла на пару дней и гостит уже не помню сколько месяцев. Обжилась, завела подруг-единомышленниц – таких же феминисток, как и она сама, и даже ухитрилась прославиться как популярная блогерша. На просторах интернета она известна как Жанна Жесть, или Орлянская Дева.
Ее позиция предельно проста – максимальная свобода женщинам, ибо общество устроено так, что мужчинам можно все, а нам – ничего. Вина общества в том, что приучило нас, женщин, носить неудобные наряды и испытывать дискомфорт, дабы порадовать внешним видом мужчин. Жанна называет это женской гендерной социализацией и всячески с нею борется. В принципе, я не против пребывания Жанны у нас – квартира огромная, в самом центре, в большом старинном доме. Однако тотальный контроль и давление со стороны кузины начинают изрядно надоедать.
– И где ты, Сонечка, пропадала до часу ночи? – бесцеремонно осведомилась Орлянская Дева.
– На работе была, – независимо буркнула я, кидая сумку на подзеркальник.
– Хватит заливать! – сердито оборвала кузина. – Ну, и как? Удобно ходить разодетой, как кукла-дегенератка? В туфельках на шпильках, чулочках и узенькой юбочке? А эта твоя кофточка с идиотским вырезом до пупа? Для чего она? Чтобы выставить юные перси на всеобщее обозрение?
– Это редакционный дресс-код, – оправдывалась я, – Полонский требует от сотрудниц по понедельникам являться одетыми в офисном стиле.
– By the way[10], одеваться и краситься ради того, чтобы потакать мужчинам, – триумф объективации[11], – назидательно сообщила Жанна.
Как по мне, так это на редкость глупая привычка – вставлять в речь английские фразы и выражения, но Жанне, должно быть, кажется, что так она приближается к свободной и очень феминизированной Европе. И, глядя, как я с наслаждением разуваюсь, Орлянская Дева неумолимо продолжила:
– Полагаю, ты не можешь не знать, что узкие туфли на шпильке уродуют ноги, а тугие пояса вызывают изофагит желудка.
– Как хочу, так и хожу, – огрызнулась я.
Жанна тут же сменила тактику и ласково затянула:
– Я уважаю твой выбор, но ты должна понимать, что этот выбор тебе навязан обществом. Такой уж тебя воспитали, внушили, что девочка должна носить розовые юбки, а мальчики – голубые штаны. Пошли ты, Сонька, к черту эти бьюти-практики! Look at me![12] При росте сто семьдесят сантиметров я вешу восемьдесят кило, потому что люблю вкусно покушать и ненавижу тренажерные залы. С какой такой стати я должна истязать себя? Только потому, что кому-то не нравится мое тело? И лифчик я не ношу из принципа, ибо он сковывает движения. Почему мы, женщины, должны испытывать дискомфорт?
Она задрала растянутую футболку и похлопала себя по плотному животу.
– Пусть нас любят такими, какие мы есть! Мое тело – мое дело!
– Жанночка, пропусти меня в спальню! – взмолилась я. – Можно я уже переоденусь? Прилечь очень хочется.
Кузина торжествовала. Поправив указательным пальцем очки на переносице, она с демонстративным сочувствием выдохнула:
– Что, не есть комфортненько валяться на кровати в такой вот кофточке? Грудь вываливается? Чулочки дорогущие жалко порвать? Ну и на черта такие трудности, answer![13] Ты должна быть ценна для мужчины сама по себе, а не подвязками и духами. Футболка, джинсы, кроссовки – вот одежда нормального современного человека. Причем, замечу, вид одежды не зависит от формы гениталий. Ладно, иди, жертва сексуальной тирании, переоденься и поешь. Дядя Миша плов приготовил.
Дядей Мишей Жанна зовет моего папку. Папа военспец, много лет провел в далеких командировках, в детстве я его почти не видела, растила меня мама. Когда же приезжал, я не слезала с его рук, таскала с собой гулять, в кино, на каток, в бассейн, в музеи, на симфонические концерты, к учителям и преподавателям, ревела и требовала, чтобы папка перестал уже уезжать и жил дома. И вот мой папа вышел на пенсию и плотно осел в нашей уютной квартире. Настолько плотно, что его на улицу и калачом не выманишь.
У нас в семье он по хозяйству. Само собой, в свободное от просмотра фильмов и спортивных занятий время – в его комнате оборудован спортивный зал с боксерской грушей, тренажерами и зеркалами по стенам, а в гостиной имеется домашний кинотеатр. Пока наша феминистка торчит в интернете, размещая мужененавистнические посты, отец с удовольствием хлопочет по дому, готовит, прибирает и возится с Катюней, добирая теплоту и нежность, которую недополучил, пропадая в своих командировках, когда я была маленькая.
Теперь о Катюне. Ей пять лет, и она очаровательна. Катюню привела к нам жить Орлянскакя Дева, кратко поставив в известность, что мать малышки – ее подруга-феминистка, страдающая затянувшейся послеродовой депрессией. Также сказала, что в этом болезненном состоянии мать девочки винит своего мужа и, собственно, Катюню. Поэтому малышке лучше побыть в отдалении от приболевшей родительницы, чтобы дать возможность оправиться и пережить трудные времена. Папа ужасно обрадовался, я тоже была не против. Так Катюня поселилась в моей бывшей детской.
Девочка смотрит с папой кино, играет с моими игрушками и, невзирая на наличие уютной детской кроватки, все равно спит в том же самом платяном шкафу, в котором когда-то спала и я. Не подумайте, что я забиралась в шкаф всегда. Нет, не всегда, а только тогда, когда к маме приходили разные мужчины, а папа был далеко-далеко и не мог их выгнать. Тогда я пряталась в шкафу и плакала, умоляя их уйти, а мама запирала меня в моей комнате и не позволяла несколько дней выходить. И теперь она где-то на юге Италии, а я изучаю ее страничку в интернете, радуясь, что она просто есть, и все.
10
By the way (англ.) – между прочим.
11
Взгляд на человека как исключительно на сексуальный объект.
12
Look at me (англ.) – смотри на меня.
13
Answer (англ.) – ответь.