Страница 36 из 41
— Нет, мисс Макнот, — внезапно заговорила «немая» прислуга. — Голова у тебя кружится потому, что в чашке с кофе был сильный яд. Так что, милая, позволь с тобой попрощаться!
На лице мисс Прескотт появилась-таки улыбка, конечно, если можно назвать улыбкой тот злобный и хищный оскал, что исказил её лицо.
Мирабель, успевшая отойти на пару шагов от кресла, в котором сидела, ослабела настолько, что идти дальше была уже не в силах. Медленно, словно собираясь сделать глубокий реверанс, начала она оседать на пол. В глазах у неё помутилось, а все звуки, доходившие до её ушек, казались ей слишком громкими и почему-то отдавались эхом в её внезапно потяжелевшей голове.
— Кто Вы? За что?.. — успела прошептать она немеющими губами.
— Кто я? Так ты не знаешь, кто я?! — злоба и ненависть буквально распирали служанку. — Я та, у кого ты украла жениха! Я — Элеонора Девернье! И теперь ты уже никогда, — слышишь?! — никогда не встанешь на моём пути! Остин Трампл принадлежит только мне, и не будет больше ничьим!
Неизвестно, услышала Мирабель эти слова или нет. Ибо, когда Элеонора закончила свою гневную тираду, то обнаружила, что девушка уже лежит на полу, бледная и неподвижная. Не торопясь прошла госпожа Девернье к столу, поставила на поднос блюдце с не съеденной булочкой и чашку, на дне которой осела кофейная гуща. «Погадать себе, что ли? — усмехнулась женщина. — Хотя я и без гаданий знаю, что у меня всё получится. Только-то и осталось: отнести поднос на кухню, вымыть чашку и тихо уйти до того, как поднимется шум».
Однако прежде, чем успела она отойти от стола, в коридоре послышался топот бегущих ног, потом дверь со страшным грохотом распахнулась, и в покои Мирабели ворвался сам граф Трампл. Ему хватило одного короткого взгляда, чтобы понять, что тут произошло и что ему делать. Не останавливая движения, он молча, ничего не спрашивая и не объясняя, без замаха двинул кулаком в подбородок растерянной Элеоноры, отчего та кулем повалилась на пол, и в два шага преодолел последние метры, отделявшие его от Мирабели.
Встав на колени перед лежащей без сознания девушкой, Остин рывком ослабил ворот её рубашки, после чего убедился, что девушка ещё дышит. Однако лицо её было очень бледным, дыхание — редким и неглубоким, а кожа — совсем холодной. Подхватив невесту на руки, Остин перенёс в постель и укрыл тёплым пледом. «Так вот о какой опасности предупреждала меня старая ведунья! — пронеслось у него в голове. — Нужно как можно скорее влить Мирабели то снадобье, которое дала мне старуха. Наверное, это единственное средство, которое может спасти жизнь моей суженой!»
* * *
Наверное, кому-то могло показаться странным, что граф Нортгемптонширский, человек просвещённый, получивший великолепное образование, поверил ворожее и послушно носил с собой подаренную старухой склянку. Тем не менее, это было так: сам себе удивляясь, Остин всё же носил флакончик у себя на груди, как носят талисман. Сейчас, не имея иной надежды, он решительно вынул флакон, не без труда откупорил плотно притёртую пробку, и, усевшись подле безвольно лежащей девушки, принялся по каплям вливать в её приоткрытые губки целебное зелье.
В этот момент в комнату быстро вошла запыхавшаяся герцогиня и с порога забросала Остина вопросами:
— Что случилось, мистер Трампл? Отчего Вы бегаете по моему дому? Что Вы делаете в комнате моей внучки? — по мере того, как леди Дженнифер говорила, взгляд её скользил по лежащей на полу, словно тюк тряпья, служанке, по разбитому подносу и осколкам чашки и блюдца и, наконец, остановился на внучке. Ещё несколько секунд понадобилось герцогине, чтобы осознать, что Мирабель лежит без сознания и даже почти не дышит.
— Что с ней, Трампл?! — воскликнула леди внезапно севшим от тревоги голосом. — Что с моей внучкой? Мне послать за врачом?
— Прошу Вас, леди Мейплстон, присядьте, — отвечал ей Остин. — Мне бы не хотелось, чтобы с Вами приключился обморок. Думаю, врача действительно следует пригласить.
Невольно подчинившись его настойчивому тону, пожилая дама махнула столпившимся у дверей слугам, чтобы отправляли за доктором, прошла в комнату и присела на противоположный край широкой постели. Взяв за руку свою несчастную внучку, она взглянула на Трампла, продолжающего вливать снадобье в рот Мирабели, и потребовала:
— Говорите, Остин. Я жду объяснений!
— Простите меня, госпожа герцогиня. Мне удалось спасти Мирабель от её кузена, но вот от госпожи Девернье уберечь её я не сумел, — в голосе графа смешались горечь, боль и гнев. — Мне следовало догадаться, что эта интриганка постарается отомстить за то разочарование, которое испытала, не заполучив мой титул и мой кошелёк.
— Не говорите загадками, Трампл! — взмолилась леди Дженнифер. — Не понимаю, причём здесь Элеонора Девернье?!
Молодой человек чувствовал, что горло его сжимается так, что становится трудно говорить и даже дышать. Однако, тяжело вздохнув, он продолжал:
— Ваша новая прислуга, немая мисс Прескотт, — она и есть Элеонора. Эта женщина проникла в Ваш дом, госпожа герцогиня, и опоила ядом Вашу внучку — мою невесту… — казалось, ещё мгновенье, и этот сильный, мужественный человек заплачет, с такой тоской и с таким отчаянием произносил он эти слова.
У приоткрытых дверей, где толпились слуги, послышался возмущённый ропот: люди на все голоса обсуждали, что никто и заподозрить не мог, какая страшная преступница эта немая Мэри, и что следует пригласить полицейского и отправить убийцу в тюрьму, а ещё лучше — сразу утопить её в Темзе. Понимая, что у простого люда разговор короткий, а дела быстрые, леди Дженнифер медленно встала и начала отдавать распоряжения:
— Уберите разбитую посуду, мисс Прескотт свяжите и устройте в кресле, пригласите полицейского и приготовьте карету, в которой он сможет доставить преступницу в тюрьму!
Заняв, таким образом, всех, кто стоял у дверей, герцогиня вернулась к Мирабели. Присев подле неё, и взяв в свою ладонь её холодные пальчики, пожилая леди прошептала:
— Бедное моё дитя! Ты не совершила в своей жизни ни единого дурного поступка, не пожелала зла ни одному человеку, а этот мир ополчился против тебя, словно твоя чистота и невинность режет ему глаз… Прошу тебя, девочка, не уходи; не покидай меня, Мирабель!
В это мгновение, словно отвечая на мольбы своей бабушки, Мирабель вздрогнула, напряглась и сделала несколько глубоких, резких вдохов, после чего вновь откинулась на подушку и задышала глубоко и ровно. Губы её порозовели, на щёчки вернулся лёгкий румянец. Сейчас девушка выглядела не умирающей, а просто спящей.
— Слава тебе, господи! — воскликнула леди Дженнифер. — Вы видите, Остин?! Кажется, девочке лучше!
— Да, моя леди, — измученный, почти отчаявшийся Трампл так же почувствовал надежду. — Похоже, она действительно приходит в себя!
— Так значит, она жива… — послышался скрежещущий, полный ненависти голос.
И граф, и герцогиня даже вздрогнули, услышав его. Они совсем позабыли о связанной и усаженной в кресло Элеоноре. Пришедшая в себя женщина завозилась в кресле, пытаясь освободиться от пут:
— Проклятье! Не понимаю, почему она до сих пор не на небесах! Такой святоше там самое место, — шипела «немая».
— Возможно, она ещё нужна здесь, на земле, — например, чтобы продлить род графов Нортгемптонширских, — заметил Трампл голосом, холодным и не обещающим ничего хорошего. — А вот по Вас, Элеонора, виселица плачет. И я позабочусь о том, чтобы Вы туда обязательно попали!
Мадемуазель Девернье, убедившись, что связана она надёжно и все её усилия освободиться бессмысленны, затихла в кресле, и даже глаза закрыла, чтобы не видеть ненавистные ей лица. По лицу её и по губам порой пробегала судорога, искажая и без того грубые, неженственные черты гримасой презрения и отвращения.
Впрочем, полицейский пристав прибыл довольно быстро, и избавил герцогиню и её дом от присутствия злобной фурии.
Вслед за приставом явился доктор, весь запыхавшийся от спешки — господин Малкис. Это был среднего роста и приятной полноты мужчина, с пухловатыми руками и внимательными, цепкими глазами. Поставив свой саквояж на тумбу у кровати, он приступил к осмотру.