Долететь до звезд

— Нет, — честно ответил Асылбек. — Почему вы не сказали этого группе?

— Сказал, что мог, — проворчал Лев, отдуваясь. — Не маленькие, сами додумаются, а если и не додумаются, то хотя бы настороже будут. Все эти образы с туземцами, попавшими в большой город, и раззявившими рты на чудеса цивилизации, порождают плохие предчувствия. Пусть хотя бы группа сильно слюни не пускает, и то неплохо будет. Мы имеем полное право не доверять инопланетным тварям, но попробуй, убеди Совет!

— Может, и вправду надо было того… захватить Октагон? — спросил Асыл. — По плану четыре?

— Прибережем планы и верных людей, — отмахнулся Лев. — Вдруг и вправду Содружество от слова друг, а все мои подозрения лишь паранойя, и у нас тут на Земле орудовали какие-нибудь отщепенцы, которым в галактике выписан смертный приговор? Вот если окажется, что инопланетяне — твари, покажут свое настоящее рыло, тогда и разберемся с этим вопросом. Пока сохраняются шансы руками одних тварей победить других, придержим свои планы.

— А если заложенные программы вылезут из группы там, — Асылбек показал головой вверх, — то они же легко перебьют всю делегацию!

— Точно так же инопланетяне это могут сделать, прямо на своем корабле, — хмыкнул Лев. — Нет смысла везти полсотни человек через треть галактики, чтобы там убить. Если что и вылезет из группы, то будем знать, что программы есть, и пустим в дело соответствующие контрмеры. Даже если они там перебьют всю делегацию, права подписывать договора, у них нет, так что инопланетяне вернутся на второй раунд переговоров.

— А...

— Нет, мне не жалко группу, — перебил его Лев. — Я отношусь к ним точно так же, как к себе. Представляют угрозу Земле и человечеству? Убить нахрен! Конечно, хотелось бы обойтись без этого, но давай взглянем фактам в глаза. Мы приходим в себя, подгорный комплекс уничтожается, через три года появляются инопланетяне и предлагают переговоры. Хотя до этого сидели на Земле минимум сотню лет, а если немного подумать, то возможно и с самых Темных лет.

— Либо они создали тварей и обкатывают биооружие, как вы сказали, — кивнул Асыл.

— Инопланетные твари, конечно, но тут есть пара слабых моментов. Во-первых, твари так и не уничтожили человечество, во-вторых никаких следов инопланетных технологий так и не было обнаружено, и в-третьих, если выводить тварей как оружие, то имеет смысл обеспечивать им эволюцию против инопланетного оружия, какое бы оно ни было, не так ли? Не против наших автоматов — пулеметов, а всяких там плазм и лазеров.

— Гхм, — кашлянул Асыл. — Может поэтому и прилетели? Пришло время нового этапа эволюции? Нам дадут оружие, и мы ринемся уничтожать тварей, а те будут эволюционировать?

— Тогда им стоило прилететь до уничтожения Сверхмозга, — отрезал Лев. — Какие бы ни были переговоры, но если инопланетяне выдвинут условие, что твари должны жить, никакой договоренности не будет.

— Это хорошо, — ответил Асыл.

Глава 5

Сама идея Октагона была подхвачена у Прежних, и когда Рим стал столицей Федерации, началось строительство. Со временем здание росло, и вниз, и вверх, и ширину, добавился пояс стен, затем еще один, и к настоящему времени Октагон являлся одним из семи основных узлов внутренней обороны города. При всех попытках сохранить понятную и единую структуру с лучами-коридорами, расходящимися от центра, все равно местами Октагон представлял собой мешанину коридоров, переходов, лестниц и тупиков, способную привести в замешательство даже опытного следопыта. Особенно в части между вторым и третьим, наружным, поясами стен.

Ходила даже шутка, что случись нечто чрезвычайное, твари не смогут зайти в Октагон, а его обитатели выйти, просто потому что заблудятся. Соответственно, в здании можно было найти помещения на любой вкус и размер, было бы желание и возможность его занять. В данном случае, спешно созданная четыре дня назад особая комиссия имела практически неограниченные возможности, ибо вопрос инопланетян, на какое-то время, затмил собой даже проблему тварей.

Огромный и комфортный зал на пятом этаже, плюс окрестные кабинеты, и два зала на четвертом этаже были постоянно заполнены людьми. Шли непрерывные обсуждения и заседания, периодически перемещающиеся в общий зал заседаний Совета в центре Октагона, на третьем этаже. Носились секретари и курьеры, бдительно стояла на постах охрана, что-то постоянно приносили и уносили, поступала свежая информация, велись удаленные переговоры с караханибами, и вокруг всего этого Комитет Безопасности небезуспешно удерживал завесу секретности.

Во всяком случае, за пределами Октагона об инопланетянах никто не трубил, даже на уровне глупых слухов.

Председатель комиссии, ровесник Льва, правда не такой энергичный, но зато сохранивший шевелюру, откашлялся и сказал громким, поставленным голосом.

— Начинаем заседание.

Он не стал говорить, что это последнее заседание перед отлетом, назначенным на завтра, на десять утра. Десятеро собравшихся, основной состав комиссии, и так знали, не говоря уже о том, что пятерым предстояло лететь, вести переговоры и представлять Землю. Столы были составлены буквой П, председатель во главе, пятеро тех, кому предстояло лететь, по правую руку от него.

— Это было уже неоднократно сказано, — продолжил председатель, — но все же повторю. Джим Строуд возглавляет делегацию.

Он сделал жест рукой в сторону Строуда, тот вежливо поклонился в ответ. Мощный и массивный, Джим возвышался над коллегами на голову, и выглядел больше могучим телохранителем, нежели членом Совета.

— Тем не менее, все основные решения и договоренности принимаются только после общего совещания. Право подписи у вас коллегиальное, и за или против, должно быть минимум четыре голоса из пяти. Если мнения разделились, и вы не в силах принять решение, то действуйте по обстановке. В общем случае — выкидываете пункт, по которому разошлись мнения, из общего списка. Если пункт выкинуть нельзя, требуйте переформулировать его, чтобы вы могли прийти к согласию. В таких вопросах, внутренних споров и согласия — последнее слово за Строудом, но не в противовес остальным.

Председатель указал на разложенные на столе папки с бумагами.

— Все это неоднократно проговаривалось в течение четырех дней, но слова — это одно, запись на бумаге — другое. На этих двадцати листах — краткая выжимка позиции Земли, то, к чему мы пришли за это время, чего хотим и чего не хотим. Так как все вы принимали активное участие в обсуждениях, пересказывать нет смысла, просто держите под рукой и в случае споров обращайтесь к документам. Все это будет также на электронных носителях, на всякий случай.

— Разве это не дополнительный риск? — спросил сидевший ближе всех к председателю Мао Фаллистер.

— Эксперты уверены, — ответил председатель, — что программное обеспечение наше и инопланетян несовместимо, если вы об этом. Утечка информации с электронных носителей представляет собой риск не больший, чем изложение позиции Земли на бумаге. Инопланетяне знают наш язык, вы полетите на их корабле, так что пожелай они — смогут прочитать во время полета.

Мао снял очки и начал протирать их, подслеповато щурясь.

— Если они хотят обмануть нас с переговорами, то могут потребовать изложить эту самую позицию, — заметил Авраам Шмидт, один из пятерки, которой предстояло остаться на Земле. — Что опять возвращает нас к так и не решенному вопросу: чего именно хотят добиться инопланетяне переговорами?

— Правильно, — кивнул председатель, — именно поэтому, потому что мы не знаем, чего хотят они, нужна четкая позиция, понимание того, чего хотим мы. Основополагающий камень всего — твари. Инопланетяне не оказывают помощи тварям, не вступают с ними в переговоры, и не мешают нам уничтожать их. Как минимум. Лучше всего, если помогли бы, но кто знает, что у них там, в Содружестве за принципы? Поэтому, твари — это наше внутреннее дело, они могут не помогать, но пусть и не мешают, и не возражают против их уничтожения. По поводу всего остального можно обсуждать и торговаться.