Соль Земли

Отбыв представленный отпуск в родной деревне Уварова, Никита вернулся на царскую службу. Напрасно дожидался Машу. Не вернулась его любимая в родную деревню. По горевал, потосковал, да и вновь в казацкое седло служить царю и отечеству.

А в государстве на тот момент случилось смутное время. Восставшие крестьяне жгли усадьбы богатых угнетателей, изгоняли из сёл помещиков, из управ выдворяли ненавистных чиновников. Пользовался царь преданностью казаков, использовал их для подавления бунтов.

Не обошёл стороной бунт крестьян в селе Покровском. Никита к тому времени имел звание урядника и ему был дан приказ, чтобы он с полусотней казаков подавил его, пока тот не разросся. Расправиться с неугодными так, чтобы на многие годы запомнили. А зачинщиков повесить на берёзах. Приказ есть приказ и его необходимо исполнять в установленные командирами сроки. И конечно же сразу доложили об исполнении. Полусотня казаков незамедлительно выехала из полка. Позади конного строя двигался обоз из трёх повозок. На одной из них уложена пушка с зарядами, на других провизия. По пути следования казаков встретилась пара маленьких деревень, смирных и лояльных, без признаков бунтарства. На краю одной такой деревеньки и стоял тот самый цыганский табор. Помощник Никиты, младший урядник Савва пристает: – Давай немного отдохнем. Речка рядом, искупаемся в ней. Да и лошадей надобно напоить. Вон и какие-то повозки стоят.

Действительно, казаки устали качаться в седлах, а лошадь то и дело всхрапывают, прося воды.

– Хорошо. Давай остановимся, немного передохнем.

Отряд сворачивает к реке и располагается на отдых. Задышали костры, на которых варилась каша в тачанках. Неожиданно прискакал казак. Его лошадь вся взмылена от бешенной гонки. Гонец сразу к командиру:

– Вот вам пакет – говорит он и протягивает бумагу Никите. Успел тот обучиться грамоте, служа в казаках. Сразу же прочитал:

«По движению вашей полусотни располагается цыганский табор. В нем скрываются зачинщики бунта. Примите меры»

Задумался Никита, было, о чем. Не хотелось ему войны с мирными людьми, необученному военному делу и почти не имеющего настоящего боевого оружия. Вилы да топоры – вот их главное оружие.

Взяв с собой помощника Савву и еще одного казака Семена, они направились в табор. Проверить достоверность просто необходимо по службе. Цыганский табор жил своей жизнью. Бегают и орут полуголые детишки, ходят цыганки в цветных юбках и кофтах. У костров сидят степенные мужчины, покуривая трубки.

Даже приход незнакомых им военных не сбил с ритма степенную, размерную жизнь вольных людей. Казаки шли вдоль табора, всматриваясь в лица, чтобы отыскать тех, кто не похож на цыгана. Не отыскав, приступили к досмотру кибиток. В одной из них Никиту неожиданно привлек портрет девушки. Он даже вздрогнул, словно от удара молнии. С картины смотрела его любимая Маша. Он мог бы ее узнать из тысяч лиц, без ошибки. Едва хватило сил отойти от кибитки.

– Кто хозяин? – спрашивает он рядом стоящего мальчишку – сбегай, найди и скажи, что его ждут.

Мальчик быстро исполнил указ и привел хозяев, старую и молодую цыганку. Тех самых, что ворожили в селе Покровское.

Спрашивает Никита хозяев о висящем в их кибитке портрете: – Откуда у вас этот портрет и кто на нем изображен?

Не стали запираться цыгане о происхождении портрета. Уж слишком серьезно спрашивает их этот военный. Пожилая цыганка затараторила.

– Не своровала я портрет. Хозяйка сама мне его отдала. Хорошо я ей погадала, вот она и отблагодарила нас с дочкой. Замолчала цыганка. Тараща свои большие, черные на Никиту, словно пытаясь загипнотизировать со страху.

– И где проживают эти хозяева? – повторил свой вопрос Никита.

– Под селом Покровское мы стояли. Там нам его отдали. Добровольно, по согласию отдали.

Догадался Никита, что искать свою любимую надобно в том селе. Он вдруг сильно забеспокоился, вспомнив, что приказ был о том, чтобы расправиться с бунтовщиками того же самого села. Двойственные чувства наполнили его душу. Отдохнувшая полусотня казаков снялась с временного бивака и на рысях двинулась дальше. Только пыль стояла за ней, да стук ободьев колес о каменья на дороге. Наконец добралась до села. Уже видны дома, купола небольшой церквушки.

Никита поднял руку, и колонна остановилась.

– Пушку вперед – скомандовал он – заряжай. Всем отдыхать. Конные спешились и приступили спокойно варить кашу, составив ружья в козлы.

Конечно, мятежные жители заметили приближающихся всадников с их высоко торчащими над головами пиками. И пушку для устрашения, которую они демонстративно выставили перед ними. Никита не знал, как себя вести. Он оказался в сложном положении. Где-то там, в селе находится его любимая девушка… А как быть с долгом? Нет желания проливать кровь людскую у Никиты. Он принимает решение:

– Выстрел из пушки холостым зарядом – командует он пушкарям. «Огонь». Пушка бабахает, выпустив из жерла клубы дыма. Но свиста картечи не слышно. Не так уж много бунтовщиков находилось в селе, человек двадцать, не более. Из серьезного оружия – два охотничьих ружья, которые что и могут, то только по уткам, да и то мелкой дробью. У остальных вилы и рогатины. Заслышав выстрел из пушки догадались, что пришли к ним царские посланники – военные. Быстро все собрались на гумне, месте общего сбора. Предводителем восстания был избран Прокопий. Он и его помощница Маша, сменившая иглу для вышивания на ружье, стояли в кругу восставших крестьян.

– Что будем делать? – спрашивает Прокопий собравшихся – подошли к селу царские войска, казаки. И пушка при них. Уже и палить начали. Совладать с ними трудно будет.

Замолчал, сняв шапку с головы. Стал оглядывать собравшихся, ожидая кто, что скажет. Стоят мужики молча, склонив головы и потупив взгляд в землю.

– Надобно сдаваться. На милость царскую только и надежда – послышались робкие голоса – иначе всех поубивают или перевешают.

У Маши свой взгляд, свое мнение. Ее решительность выливается словами: – Лучше умереть. Жить так, как живем нельзя. Нужно дать отпор этим казакам. Мнения разделились. Но число пожелавших сдаваться было много больше. Сход принимает решение отправить парламентариев на переговоры с военными. Выдвинули в состав группы местного батюшку Федора и Прокопия. Подвязав на полку кусок белой тряпки, они вышли из села и направились к казакам. Собравшиеся было еще раз пальнут из пушки пушкари, заметили парламентёров и доложили Никите.

– Не стрелять – приказал он артиллеристам и всем казакам, которые уже начали готовить к стрельбе ружья. Прибывшие переговорщики внимательно смотрят на военных. Кто знает, что у тех на уме? С наименьшим любопытством разглядывают казаки селян, особенно дородного батюшку Федора, который был в форменной рясе попа. Он и приступил к разговору: – Мы пришли по просьбе селян. Они теперь каются в содеянном и больше не станут ничего сжигать. А за сожженный дом нашего помещика Игнатова просят прощения и царской милости. У меня в церкви они уже на крест обещали жить далее только с миром. Простите их грешников.

Батюшка замолчал и уставился на Никиту. В нем он сразу признал командира. А тот уже давно всех простил. Знавал он ранее таких мироедов. Сам испытал на своей шкуре. Но службу надобно блюсти, хоть и формально, и принимать меры необходимо.

– А не проживает ли в вашем селе девушка по имени Маша? Спрашивает Никита парламентариев.

– В селе много Маш, которая из них?

– Та, что не местная, а из деревни Уварово.

Понял Прокопий, что это та Маша, которая проживала в его доме – племянница Маша.

– Да – отвечает Прокопий – это моя племянница.

У Никиты даже кровь прилилась к лицу от такого неожиданного поворота событий. Ему сразу захотелось увидеть свою Машу. Она так близко! У Никиты аж захватывает дух.

– Веди нас к ней – говорит он – заодно поговорим с вашими селянами.

Всей полусотней казаков двинулись в покорившееся без боя село. Встали у церкви, спешились, показывая свои мирные намерения. Постепенно начали подходить жители, настороженно поглядывая на военных. Когда собралось достаточное количество, Никита вышел вперед и высказался: