Страница 8 из 9
Я снова мотаю головой. Задрать платье? Прямо тут, рядом с ним? Устроить стриптиз с чертовыми чулками?
Антон шипит сквозь зубы:
— Что ты мне там покажешь нового? Ты передо мной пять лет голая по квартире рассекала. Я тебя даже изнутри видел!
Шшшшшух! — вся кровь разом приливает к моему лицу.
Кожа пылает под прохладным морским ветром, но, к счастью, бывший муж этого не видит.
Он хмурится:
— В моей голове это звучало…
— Лучше? — подсказываю я.
— Непристойнее! — досадует он. — А так получается какая-то расчлененка. Как будто я тебе аппендицит вырезал, а не…
Ай, заткнись, ради бога, я помню!
Когда двое отвязных девственников находят друг в друге собрата-извращенца, они начинают пробовать все, до чего дотянутся!
Чтобы как-то отвлечься от воспоминаний, я действительно начинаю снимать чулки. Если быстро приподнять платье, зацепить край пальцами и потянуть вниз, то не так развратно выглядит.
Нормальный человек бы отвернулся, но Антон даже не собирается делать вид, что ему не интересно.
А я хочу к морю. Второй день кончается, а я еще его даже не потрогала.
Я поддеваю край второго чулка, и на мои пальцы ложатся его. Ладонь скользит по внутренней стороне бедра, касаясь нежной гладкой кожи, крайне чувствительной именно в этом месте — у самой резинки.
— Эй! — возмущаюсь я.
— Я просто хочу помочь, а то ты тут устроила стриптиз на весь пляж, — безмятежно врет Антон мне в глаза, но руку опускает, подцепляя силиконовый край, тянет вниз, не забывая проводить ладонью там, откуда только что скатился чулок. Он задерживает мою ступню на несколько секунд в ладони, согревая ее, и только потом выпрямляется.
Но не уходит, оставаясь стоять между моих раздвинутых на капоте бедер. Никуда не собираясь уходить. А то я не понимаю, как это выглядит и на что намекает. Да и он отлично понимает. И это понимание натягивается между нами как струна, дрожит и звенит так, что болит голова.
— Море, — напоминаю я, глядя на то, как его пальцы нервно вяжут узлы на чулке. Я боюсь встретиться с ним взглядом. Вот сорвет все стоп-краны — и все…
Что — все?
Не хочу об этом думать.
Все мысли о нем я сложила в дальний сундук своего разума, закрыла на десять замков и запретила себе приближаться. Это всегда помогало, я так переживала и смерть бабушки с дедушкой, и папину болезнь, и сбежавшую мамину кошку. Если достаточно долго прятать в этом сундуке то, от чего слишком больно, однажды можно открыть его и обнаружить только горсточку праха вместо острых ножей и ядовитых игл. Всегда помогало. Всегда. Почему не сейчас?
У меня остались только четкие установки — Антон, нам не о чем разговаривать, Антон, у нас нет ничего общего, Антон, пожалуйста, оставь меня в покое.
— Да, море, — соглашается он и снова ставит меня на землю.
На песок.
Теплый.
Надо же — он теплый. Воздух холодный, море наверняка тоже, а песок теплый. Я иду по нему, не оборачиваясь, прямо к темному гладкому чудовищу, ворочающемуся передо мной. Соленому, сильному, прекрасному.
Море лижет ступни. Оно прохладное и настоящее. Оно похоже на счастье.
Я присаживаюсь на корточки и зачерпываю его ладонями. Хочется потрогать воду кончиком языка, попробовать на вкус его соль. Меня останавливает не то, что тут, у берега, оно наверняка ужасно грязное, а то, что я не одна.
Антон подходит и долго стоит за моей спиной, ждет, пока я поздороваюсь и наиграюсь. Это случается быстро — как-то неуютно с охраной за спиной так интимно общаться с морем.
— Как тебя занесло в мою бывшую компанию? — спрашиваю я, выпрямляясь и одергивая платье.
— Пригласили, — сразу откликается он. — Мне еще название показалось знакомым, проверил — ага, оно.
— И на Кипр сразу?
— Хорошая должность, чего отказываться.
— Тебя вроде бы устраивало в России?
— Обстоятельства изменились, — отвечает уклончиво. Пытать бесполезно, у меня большой опыт бесполезных многочасовых разговоров, из которых выносишь только то, что он сказал в самом начале.
Расспрашивать больше не хочется. Я просто стою и смотрю в темное море, пока оно лижет холодным языком мои ступни.
Хотела бы я, чтобы все было иначе. Прямо сейчас.
— Что ты делала у того отеля? — прерывает неловкое молчание Антон.
— Какого? — попыталась прикинуться дурочкой. Все-таки он меня заметил, черт!
— Нашего.
— Шла на работу, — сдаюсь я. — А ты?
— Мне там сняли номер, пока я жилье не нашел.
— Он же дорогой!
— Ну, и я не дешевый специалист… — ухмыльнулся в темноте.
Теперь-то да.
Только я как дура, вышла замуж за солдата, а развелась как раз перед тем, как он стал генералом.
Когда мы только поженились, он работал курьером, потому что поступать в Институт Управления была дурацкая идея. Кто же мальчику из провинции без денег и связей даст сразу чем-то управлять?
А я была дизайнером и на хорошей для начинающей девочки зарплате.
На нее мы снимали квартиру, не с мамой же моей жить.
Потом он работал каким-то менеджером по фигне, на зарплате чуть побольше курьерской. И рассказывал мне, какая я талантливая и как ему стыдно чувствовать себя рядом со мной бездарем, ничего не умеющим, кроме как молоть языком.
Потом он перестал этого стыдиться.
Стал гордиться.
Расти. Карабкаться по карьерной лестнице, приносить офферы с суммами, которые стали перекрывать мою зарплату все больше и больше. Ужасно обидно было развиваться в своей области изо всех сил, уметь делать что-то руками и все равно оставаться безнадежно позади, потому что в наше время болтать языком ценится гораздо больше.
И вот он дорос до высокооплачиваемого специалиста по фигне.
— Очень рада за тебя, — сказала ровно.
Море шумело рядом, успокаивало сердечный ритм, настраивало на себя. Дыши как я, говорило море. Ты же не будешь отрицать, что и сама кое-чего достигла, говорило море. Ты ведь была счастлива, что сбежала из душных офисов и дресс-кода. Смотри, говорило море, я так же свободно, как и ты. Неужели ты променяла бы эту свободу на работу с девяти до шести и на изменщика-мужа? Даже хорошо зарабатывающего мужа? Не в этом ведь было дело.
— Помнишь, мы варили борщ на неделю и однажды забыли его на маленьком огне на ночь и он почти весь выкипел? И ты плакала — я думал, потому что испугалась пожара.
— А на самом деле — потому что не было денег купить еще мяса, — кивнула я.
Помню. На его курьерскую зарплату надо было покупать проездные, еду и копить на всякую роскошь типа ботинок.