Страница 3 из 32
Хельси, который лежал на своем наблюдательном посту казалось, что «Йосемит» идет очень медленно. Вдруг задний прожектор судна, описав большую дугу, бросил луч на подходившего истребителя. Ослепленный Хельси закрыл глаза; когда он снова открыл их, луч уже прошел дальше, и он услышал под собой голоса кричавших людей и увидел, как они бросались в море, с ужасом смотря на аэростат. Он нажал рычаг.
— Теперь скорее, — крикнул Хельси после взрыва, вскакивая на ноги.
Три матроса уже снова поднимали на позицию другую торпеду. В то же время под рукой Джервиса «Йосемит» сделал поворот и направился к следующему судну той же линии. Однако, теперь лучи прожекторов нашли аэростат, и он двигался к своей жертве среди сияния ослепительного белого света.
Тельфорд, еще почти мальчик, лежал, моргая глазами, и мог только по временам различать приближавшийся к нему силуэт броненосца. Вдруг раздался треск выстрелов скорострельного орудия; снаряды барабанили по броне «Йосемита», некоторые даже пробили ее. Аэростат не был предназначен для таких близких выстрелов. Один снаряд разорвался в отделении, смежном с торпедным, второй в рулевой камере. К счастью, ни тот, ни другой не принесли существенного вреда. Наконец, наступило мгновение, в которое Тельфорд, напрягавший зрение, чтобы различить что-либо в ослепительном свете прожекторов, на мгновение увидел под собой гигантские двенадцатидюймовые орудия кормовой башни неприятельского судна; они бесполезно стреляли вверх. Он нажал рычаг.
Джервис поднял аэростат на 5000 футов, — тут выстрелы не могли повредить ему; и вот, на этой высоте «Йосемит» понесся над городом. Когда аэростат очутился так далеко, что бегающие лучи не могли застигнуть его, командир остановил машины, чтобы обсудить, в каком положении дело. Пять из семнадцати броненосцев превратились в обезображенные груды разорванной и искривленной стали и теперь лежали на дне бухты. Однако, осмотрев аэростат, Джервис ясно понял, что, желая довершить начатое, он должен действовать с большей осторожностью.
Когда «Йосемит» шел на высоте 300 футов, снаряды зенитных орудий несколько раз пробили его броню. Один из механиков был ранен в голову осколком гранаты, разорвавшейся в машинном отделении, и Джервис мрачно нахмурился, представив себе, что случилось бы, если какой-нибудь маленький снаряд ударил в одну из сорока сохранившихся торпед. Этого нельзя было допустить; он стал советоваться со своими лейтенантами.
— Попробуем бросать с высоты тысячи футов, — сказал Хельси. — В семи случаях из десяти мы попадали в цель на расстоянии четырехсот ярдов. Мы должны попробовать попасть в судно с высоты тысячи футов.
— Все было бы ничего, если бы не эти лучи прожекторов, — заметил Тельфорд. — Я почти ослеп.
— Они будут меньше вредить нам на такой высоте, — сказал Джервис. — Во всяком случае, попробуем.
Неприятельские суда находились в ужасном положении; они стояли без пара в котлах, и им оставалось только неподвижно ожидать возвращения истребителя.
С моря дул легкий ветерок. Заняв позицию с подветренной стороны обреченного судна, Джервис повернул аэростат в сторону моря. Ветер немного отнес его, и теперь он уже был почти над выбранным броненосцем, вися в воздухе на высоте 1000 футов. Лучи прожекторов поймали его и все сосредоточились на нем, но орудия не могли повредить ему.
Первым пустил торпеду Хельси; воздухоплаватели следили, как она летела вниз, пересекая яркую пелену света лучей прожекторов, и как упала в море и бесполезно взорвалась среди волн. Через мгновение была спущена вторая; снаряд Тельфорда попал в переднюю часть броненосца и снес весь его нос вплоть до башни. «Йосемит» медленно двинулся к следующей жертве; теперь стало вполне ясно, что все суда в его власти, так как на высоте 1000 футов зенитные пушки не были в состоянии причинить ему никакого вреда; воздушному кораблю предстояло, не торопясь, уничтожать флот. Вдруг выстрелы с судов прекратились; лучи прожекторов, один за другим, покинули аэростат и сосредоточились на военной мачте одного броненосца, флагманского судна, как оказалось потом; в то же мгновение на нем развернулось громадное белое знамя; десять остальных броненосцев вывесили такие же белые знаки покорности. Бой окончился.
Джервис послал за своими лейтенантами и стал совещаться с ними.
— Десять человек не могут удержать в своих руках одиннадцать броненосцев, — сказал Хельси.
— А если мы оставим их, они, конечно, снова начнут военные действия, — заметил Джервис.
— Можно телеграфировать домой, чтобы выслали флот, — вставил Тельфорд.
— Он придет сюда только через две недели, — заметил Джервис и покачал головой. — До тех пор выйдет весь наш газ. Мне кажется, придется уничтожить суда.
После совещания, командир спустил аэростат на высоту 200 футов и, остановившись над флагманским судном, сказал через мегафон:
— До девяти часов утра высадите ваш экипаж. В девять я начну уничтожать оставшиеся суда! — И, закрыв слуховое отверстие, Джервис заставил «Йосемит» подняться на 1000 футов. Там офицеры и экипаж воздушного корабля решили ждать назначенного времени.
Рассвело: вражеские палубы начинали пустеть. Одиннадцать больших судов все еще стояли полукругом, хотя в центре линии, там, где утонули четыре броненосца, зиял большой прорыв, а края полумесяца укоротились. К девяти часам на палубах не оставалось никаких признаков жизни, берег же гавани почернел от многих тысяч людей; на крышах домов тоже толпилось бесконечное число зрителей.
И вот маленький аэростат стал бесшумно спускаться с голубого свода. Над всей бухтой стояла торжественная тишина. Джервис смотрел вниз и не мог начать свою ужасную работу. Ему казалось преступным безжалостно истребить эти беззащитные суда, а между тем, ничего больше не оставалось делать. Вдруг он вспомнил о своем собственном флоте, который лихорадочно готовился встретить эти самые суда, — мрачно усмехнулся и поднес к губам говорильную трубку.
— Приготовьтесь стрелять, — приказал он. — Действуйте поочередно. Передний пустит торпеду первым.
И он медленно провел аэростат над первым судном линии. Наблюдавшая толпа затаила дыхание; в глубине аэростата открылось отверстие, и черный силуэт торпеды понесся вниз и исчез в верхних сооружениях обреченного броненосца. Поднялся клуб дыма, послышался гром, от которого вздрогнули окрестные холмы. Средняя часть судна исчезла. Нос упал вперед, корма отлетела назад. Когда дым рассеялся, там, где только что стоял броненосец, бурлили поднявшиеся волны…
Безмолвно, безжалостно, с холодной точностью и бесповоротностью решения бога мести «Йосемит» продолжал свое дело. Обреченные на гибель корабли поочередно на мгновение привлекали к себе внимание всех бесчисленных зрителей и затем переходили в область истории. Только один из них, флагманское судно, великолепная могучая 25.000-тонная «Парана», отказался погрузиться в воду после первого удара. Броненосец покачнулся, сильно накренился, но остался на поверхности воды. Снова вернулся бесшумный воздушный корабль, приостановился на минуту, пустил второй снаряд, — и гордость флота федерации, чудный броненосец отправился туда же, где были его товарищи. Так продолжалось дело до конца.
Когда все было исполнено, Джервис послал за своим телеграфистом и отправил адмиралу следующую депешу:
«Потопил неприятельский флот. Запасов хватит на неделю. Жду приказаний».
Но дела больше не было. Федерация уже начала мирные переговоры с Соединенными Штатами, и Джервис получил ответную телеграмму, в которой говорилось:
«Немедленно явитесь в Вашингтон».
Через три дня «Йосемит» плавно спустился на авиаторский плац, и толпа репортеров окружила Джервиса, Хельси, Тельфорда и десять человек экипажа, выпытывая у них подробности. Но прежде всех руку Джервиса сжал Сельс, лейтенант с крейсера «Честер».
— Это удивительно, Джервис, — вскрикнул он, — прямо-таки удивительно!
— О, нет, совсем нет, Сельс, — со смехом ответил Джервис.