Страница 25 из 28
«Кто это “мы”, прапорщик?»
Было около пяти часов вечера, когда штабные в томительном ожидании ответа на посланное командующим условие Временному правительству нервно ходили взад и вперед, по запасным путям товарной станции, где стоял наш поезд со дня приезда в Бердичев, и, разбиваясь по группам, гадали, каков будет ответ.
– Кто, кто? – пронесся шепот. – Кто? Кто? – начали допытывать князя.
– Не знаю, кажется, прапорщик Филоненко! – отвечал князь, спеша навстречу идущей от паровоза в черной накидке фигуре.
Фигура эта то и дело улыбалась, кивая головой и бросая небрежные ответы на вопросы окружавших ее офицеров, желавших узнать, все ли обстоит благополучно. Это был комиссар Филоненко, приехавший от г. Керенского.
После часовой беседы он вышел от генерала Корнилова, красный и вспотевший, как после бани.
– Ну, что вы нам привезли нового и успокоительного? Как Петербург и г. Керенский? – засыпали его вопросами бывшие тут офицеры.
– Да ничего! Все благополучно! Но только видите ли что, генерал Корнилов что-то заартачился и не хочет «нам» уступить, – скороговоркой ответил Филоненко.
– То есть кому «нам», прапорщик? – пробасил один из гвардейцев, смеривши несчастного Филоненко с ног до головы холодным презрительным взглядом.
Тот, съежившись, как от холода, поспешно ответил:
– Временному правительству.
– Так что же – г. Керенский долго будет медлить? Расшевелите его и объясните ему, что время не терпит! – послышался чей-то нервный голос из группы.
– Да-с, видите ли что… Я сейчас буду вызывать Александра Федоровича к аппарату, – лепетал Филоненко, поспешно удирая в свой автомобиль.
Наконец, после четырех мучительных дней ожидания, генерал Корнилов уехал в город, и все сразу успокоились, узнав, что он принял пост Верховного и что, таким образом, всякая торговля и разговорчики Временного правительства окончены.
Не прошло и часу после отъезда генерала Корнилова в город, как за нами прибыло три автомобиля: два из них легковых, а третий грузовик для вещей. Быстро попрощавшись со всеми штабными, я со своими джигитами отправился в город, где нам была приготовлена квартира рядом с квартирой Верховного. Не успел я поставить своих часовых, как полковник Голицын передал мне приказание Верховного явиться в столовую.
Когда я и полковник Голицын вошли в столовую, генерала Корнилова там еще не было. Полуоткрытая дверь кабинета позволяла видеть его полусогнутую маленькую фигуру над картой и рядом с ним бравого красивого генерала, оказавшегося впоследствии его начальником штаба – генералом Николаем Николаевичем Духониным. Не прошло и пяти минут после нашего появления в столовой, как дверь кабинета открылась и генерал Корнилов в сопровождении генерала Духонина вошел в столовую. В этот день, как я узнал после, генерал Корнилов сдавал свой пост командующего армией генералу Духонину, ибо принял назначение на пост Верховного.
– Позвольте, Николай Николаевич, вам представить Хана, – сказал генерал Корнилов, представляя меня генералу Духонину.
Сели за стол. На обеде присутствовали следующие лица: генерал Корнилов, генерал Духонин, еще один генерал с двумя полковниками, фамилии которых я не помню, полковник Голицын, кажется, Василий Степанович Завойко и я.
Скромный и простой обед из трех блюд начался. На столе была единственная бутылка красного вина, к которой, за исключением полковника Голицына, пившего вино с водой, никто не прикасался. Во время обеда Верховный, как всегда, привлекал внимание всех своими интересными рассказами.
– Будьте добры, корнет, налейте мне воды, – обратился ко мне генерал Духонин, протягивая руку со стаканом к графину, стоявшему возле меня.
– Не обижайте Хана, Николай Николаевич! Ведь мы все его называем Ханом! – улыбаясь, заметил Верховный.
– Виноват, Лавр Георгиевич, я этого не знал! – ответил тенором смущенный Духонин.
– Как же, как же! – добавил генерал Корнилов, поправляя свою салфетку.
Генерал Корнилов в этот день был весел: говорил, смеялся, и вообще чувствовалось в нем приподнятое настроение. Обед очень скоро кончился, и генерал Корнилов с генералом Духониным скрылись за дверью кабинета. Я же отправился домой, где застал неожиданного гостя.
– Дорогой корнет! Ради Бога, приютите своего старого командира. Приехал представляться генералу Корнилову, да не найдя ночлега, благодаря переполнению гостиниц в городе, бродил по улицам. К счастью, встретил джигита, который привел меня к вам. Как рад видеть вас здесь! Ведь все вы – мои сыновья. Без вас мне скучно. Вас всех я всегда ношу в своем сердце! – растроганно говорил старый отец полка – Зыков, целуя меня по-отцовски.
Я уступил свою комнату. Не успел я войти во двор и сделать несколько шагов, как встретил джигита, несущего шкуру барана, который был подарен Зыковым на плов его сыновьям, туркменам. Не прошло и часа, как плов был готов, и, отдохнувши после дороги, генерал Зыков сидел в кругу джигитов, оживленно беседуя и запивая плов гёок-чаем.
– Что же, после меня в атаку ходили? – расспрашивал старый командир.
– Нет, Ага, полковник Кюгельген не любит атаку, – отвечали туркмены.
Зыков хохотал.
Через три дня генерал Зыков, попрощавшись со своими джигитами как с родными, будучи сам растроган их гостеприимством и любовью к нему, уехал на фронт.
Встреча народного героя
Конец июля 1917 года.
Наконец, после восьмидневного пребывания в Бердичеве, Верховный решил ехать в Могилев для приема ставки. Прибыв на станцию и расставив часовых в поезде, я ждал приезда Верховного. По приказанию полковника Голицына я поставил двух туркмен на паровозе. Эти джигиты должны были сторожить машиниста, чтобы он не удрал.
Во время обеда лица у всех были веселые и разговоры были оживленные. В этот день центром внимания был сотрудник «Русского Слова» Лембич, смешивший публику своими веселыми рассказами о том, как он очень удачно морочил кому-то голову своими статьями. Генерал Корнилов много смеялся во время рассказов Лембича, и вообще можно было заметить подъем настроения у всех присутствующих.
Приближаемся к Могилеву. Поезд мчится, оставляя за собой столб пыли. Деревни и станционные здания мелькают пред нами, как на кинематографической ленте. Чем ближе мы подъезжаем к Могилеву, тем тяжелее становится у меня на душе. Предчувствие чего-то неприятного не давало мне покоя, несмотря на то, что все вокруг были радостно настроены. Паровоз загудел, извещая о последней станции перед Могилевом. Туркмены поспешно приводили себя в порядок, переодеваясь в новые халаты, пригоняя винтовки и ятаганы.
– Хан, Верховный приказал вам сопровождать его на вокзале во время смотра георгиевцам. Сейчас идемте со мной в вагон Верховного, чтобы выйти с ним вместе на перрон вокзала, – торопил меня полковник Голицын.
Поезд остановился при звуках оркестра и при криках «ура!». Тысячная толпа засыпала генерала Корнилова цветами, как только он показался на площадке своего вагона.
– Да здравствует народный герой! Да здравствует Верховный главнокомандующий генерал Корнилов!
Верховный, спокойно приняв рапорт от почетного караула георгиевцев, обошел их, а затем, пропустив мимо себя церемониальным маршем, рассекая толстую стену из встречавших его людей, быстрыми шагами направился к своему автомобилю. Лицо у него в это время было очень строгое, серьезное. Я не уловил в нем чувства радости и довольства. Проводив Верховного до автомобиля, я с разрешения полковника Голицына возвратился к своим джигитам, чтобы снять их с постов и приготовиться к отъезду в полк.
Туркмены не могли прийти в себя от такой пышной встречи, устроенной Могилевом их Уллу бояру. Их поражало все: колоссальная толпа народа, масса цветов, могучие крики «ура», а особенно красота ружейных приемов георгиевцев.
Из толпы долетали отрывистые фразы.
– Ах, какие красавцы, ах, какие молодцы! Кто они такие?! Кавказцы?!