Символ веры

Валерий Владимирович Высич неторопливо поднимался по Воскресенскому взвозу.

Порывистый ветер скручивал колючий снег в упругие вихревые спирали, гонял по улицам, пуржил вокруг редких столбов, украшенных керосиновыми фонарями.

Ветер пронизывал борта пальто, но Высич не прибавлял шагу. Возле дома номер двенадцать он должен был оказаться ровно в четверть восьмого. Ровно в это время Высич там и оказался.

Михаил Игнатьевич ждал на противоположной стороне улицы под большим, обшитым досками двухэтажным домом, за которым неясно высилась сквозь снежную замять высокая звонница Воскресенской церкви.

Убедившись, что ничего подозрительного поблизости не наблюдается, Высич торопливо пересек улицу.

– Здравствуйте, товарищ Никанор, – протянул ему руку Михаил Игнатьевич.

Оглянувшись, они укрылись за углом, там по крайней мере не так дуло.

– Завтра в Железнодорожном собрании состоится некий ужин. Татьянин день, юбилей Московского университета… Вы ведь, товарищ Никанор, в этом университете учились?

– Недолго, – улыбнулся Высич.

– Так вот… Вам следует побывать на этом ужине. Есть решение комитета превратить застолье в социал-демократический митинг. В России революция, мы не должны отставать.

– Что именно должен сделать я?

– Мы отпечатали некоторое количество пригласительных билетов, вам нужно отнести их в университет товарищу Ментору. Помните такого?

– Конечно. Но эти билеты… Вы уверены, что устроители не заметят подделки?

Михаил Игнатьевич усмехнулся:

– Билеты отпечатаны в той же типографии и на том же самом станке.

– Ясно, – кивнул Высич. – Где я заберу билеты?

– У Хабибулина. Начало банкета в девять часов вечера, но вам, конечно, следует появиться в клубе немного раньше…

– Понял.

– Тогда до встречи.

Распрощавшись, они разошлись, и Высич немедленно отправился к Хабибулину.

Утром следующего дня он был уже в университетском анатомическом театре, где и встретил того самого лобастого юношу, с которым чуть было не рассорился при первой встрече в номерах Готлиба.

– Наконец-то! – насмешливо протянул Ментор. – Мы уже всех настроили, каждому объяснили, чем придется заниматься, а билетов все нет и нет! Неужели нельзя было доставить их с вечера?

Высич спокойно осмотрел студента.

Студенческая тужурка, черные усики, волнистые, не особенно длинные, зачесанные назад волосы. Узкие скулы, черноглаз, говорит с апломбом, не без высокомерия, часто с укором… «Любопытно, – подумал Валерий, – Ментор сам придумал себе кличку или кто-нибудь наградил?» Ментором звали друга Одиссея, которого он оставил наставником своего сына, уходя в поход на Трою, но в любом менторстве всегда есть оттенок превосходства. Местные острословы легко могли отметить такую черту характера, она вряд ли приятна окружающим.

Высич усмехнулся и юноша сразу вспыхнул.

– Разве я сказал что-нибудь смешное?!

– Ну что вы, – успокаивающе качнул головой Высич. – Просто я предпочел бы поговорить с вами на улице. Здесь пахнет формалином, да и люди… – Высич незаметно покосился на снующих вокруг студентов и служителей анатомички.

Даже не набросив на плечи шинели, студент порывисто вышел вслед за Высичем, который незамедлил поинтересоваться:

– Простудиться не боитесь?

– Я постоянно занимаюсь закаливанием организма, – с чувством явного внутреннего превосходства сообщил Ментор, шагая по узкой снежной тропинке. – Профессиональный революционер обязан уметь бороться с любыми невзгодами. Даже с климатическими. Разве не так?

Высич понимающе кивнул. Студент смешил его, но сердить собеседника Валерию не хотелось. Он просто расстегнул пальто и извлек из кармана пачку пригласительных билетов.

Получив приглашение на банкет, Ромаульд Озиридов долго не раздумывал. Отчего бы не провести пару-тройку дней в губернском центре, не повидать однокашников?

Утром двенадцатого января присяжный поверенный Озиридов уже был в Томске.

Как всегда, Озиридов остановился в гостинице «Россия». Он не без удовольствия провел день в праздности, лишь вечером, тщательно осмотрев себя в зеркале и оценив явные преимущества своего нового костюма, неторопливо спустился на улицу.

– Извозчик! На Никитинскую!

– К Железнодорожному собранию?

– Именно.

– Э-э-э, барин! – развеселился извозчик. – Вы уже третий сегодня. Спектаклю там дают, что ль?

– Банкет, – коротко отозвался Озиридов.

– Хорошее дело!

– Ты, любезный, на дорогу посматривай, не ровен час в сугроб завезешь.

Извозчик даже обиделся.

Поднимаясь по ступеням, неторопливо оглядываясь, не мелькнет ли где знакомое лицо, Ромуальд Иннокентьевич заметил прохаживающегося под окнами клуба сухощавого господина в пальто с дорогим воротником, с тростью.

Странно, странно… Всмотревшись пристальнее, Озиридов хотел было окликнуть показавшегося очень знакомым господина, но в поле его зрения попали городовые, насупленно взирающие на прибывающую публику, и, торопясь, Озиридов сам сбежал вниз.

– Как ты тут оказался? – негромко спросил он, подходя к господину с тростью.

Высич, казалось, не удивился встрече:

– Аллаверды, мой друг!

Нервно пожимая жесткую ладонь друга, Ромуальд Иннокентьевич поспешно, словно отмахиваясь, пробормотал:

– Аллаверды, аллаверды!.. Валерий, ты что, опять?..

Высич широко улыбнулся:

– По случаю Татьяниного дня и юбилея родного университета отпросился у нарымского пристава!

Озиридов нахмурился:

– Вечно ты со своими шуточками! Сбежал?

– Если быть точным в формулировках, – усмехнулся Высич. – Уплыл.

– Неужели ты собираешься идти в зал? – оглянувшись на городовых, встревоженно спросил Озиридов.

– Почему бы и нет? – развел руками Высич и вынул из кармана билет. – Меня же пригласили…

– Зачем тебе это надо?

Высич усмехнулся не очень добродушно:

– Хочу послушать, о чем ваш брат, либерал, толковать будет. Очень любопытно.

– Это безумие! – всплеснул руками Ромуальд Иннокентьевич. – Тебя снова поймают и снова посадят. А я в каком положении окажусь? Среди приглашенных Житинский, другие…

– Не беспокойся, Цицерон, – употребляя студенческое прозвище Озиридова, сказал Высич. – Я не буду с тобой рядом сидеть.

– Ты меня не так понял! – обиделся Озиридов. – Я пекусь исключительно о твоем благе!

– Тогда пойдем, – предложил Высич.

Появляться в обществе беглого ссыльного никак не входило в планы присяжного поверенного, однако, бесшабашно сбив на затылок шапку, он подхватил приятеля под руку и, проходя мимо городовых, рассмеялся внешне непринужденно, так, будто ему только что рассказали не очень пристойный анекдот.

Один из городовых, пожевывая заиндевевшие усы, проводил веселых господ понимающим и завистливым взглядом.

– Ваши билеты? – протянул руку дежуривший в дверях мужчина в мешковато сидящей визитке, но со взглядом уверенным, понимающим, что к чему в этой жизни.

– Василий Августович, голубчик! – приобнял его Озиридов. – Как я рад вас видеть!

Василий Августович поднял на Озиридова свои уверенные глаза и несколько секунд смотрел. Стараясь припомнить, где и при каких обстоятельствах им доводилось встречаться. Но так ничего и не припомнив, лишь растянул в вежливой полуулыбке тонкие губы.

При всем желании Озиридов тоже не мог бы сказать, где раньше видел этого человека, назвать, по какому ведомству тот служит и как его фамилия, но по странной прихоти памяти, каким-то совершенно непостижимым образом в голове, лишь только он взглянул на дежурного, вспыли его имя и отчество.

– Василий Августович, как ваше драгоценное здоровье? – продолжал наседать Озиридов. – Сколько же мы с вами не виделись? Вы совершенно не изменились! Все такой же бодрячок! Нет, определенно, годы над вами не властны!

– М-да, м-да…

Тем временем, небрежно махнув перед носом Василия Августовича своим пригласительным, Высич неторопливо прошел в вестибюль, разделся и отошел к окну. Заметив это, Ромуальд Иннокентьевич оставил наконец дежурного и, пообещав непременно отыскать его чуть попозже, поспешил к гардеробу, с улыбкой раскланиваясь с многочисленными знакомыми.