Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 171

Мне вдруг стало его жалко. Отец волновался за меня: как ни крути, я была его дочерью. Родителям положено волноваться и сердиться, особенно, когда дают такой безупречный повод. В уголке сознания зашевелилась надежда. Что если я сумею убедить их, что на счет Алека волноваться не следует. Может тогда они отпустят меня завтра увидеться с ним в последний раз?

– Все хорошо, пап, правда, – попыталась улыбнуться я. – Алек, он…

– Не хочу о нем слышать, – перебил меня отец. – Я упустил тебя из виду и теперь жалею. Впредь я всерьез буду заниматься твоим воспитанием. Я не хочу терять тебя.

– Но папа! – бессильно воскликнула я.

– Никаких «но», Евгения, – он снова повысил голос. – До конца отпуска ты не выйдешь из этого дома одна или с Лерой. С тобой обязательно должен быть либо я, либо мама. Мы забудем про этот случай, ты вместе с нами будешь развлекаться остатками отпуска. Когда мы вернемся в Москву, наказание свою силу не потеряет. Ты сильно разочаровала нас, Женя.

Я слышала его, но не слушала. Каждое слово врезалось в грудь тысячами мельчайших осколков. Все пропало. Я бы отдала и следующее лето заключения за завтрашнюю встречу. От мыслей, что Алек больше никогда не посмотрит мне в глаза, мир перед глазами начинал пропадать.

– Папа, пожалуйста, – взмолилась я, заглядывая ему в глаза.

– Не хочу видеть тебя, Женя, уходи.

Я развернулась и бросилась вон из комнаты. Больно. В районе груди все буквально разрывалось. Мама и Лера сидели на кухне и делали фигурки из теста, но тут же вскинули головы, когда я прошмыгнула мимо в соседнюю дверь. Замка не было, поэтому подперла ручку стулом и бросилась на кровать.

Послышалось возня, а потом дверь попытались открыть.

– Женя? – послышался голос мамы. – Открой немедленно!

Я лишь сильнее уткнулась лицом в подушку. Какое мне дело до ее разговоров. Ни утешенья, ни жалость мне сейчас не помогут. Я лежала, обиженная на весь мир, и жалела о последней потерянной встрече. Мама продолжала толкать дверь, но потом послышался тихий басистый голос отца. Через секунду тени исчезли, и я расслабилась.

Слезы градом полились из глаз. Я была так горда за себя, что смогла не разрыдаться на глазах у отца, но сейчас вконец обессилила.

Взгляд Алека каждую секунду всплывал в памяти, отчего слезы становились еще горче. Был ли смысл скрывать их? Какая, к черту, разница. Я принялась рыдать во весь голос, практически крича на весь дом. Но из-за этого в дверь снова принялись стучать, так что пришлось немного поубавить пыл.

Я лежала и плакала. Иногда еле слышно напевала любимые песни, накручивала волосы на палец и сильно тянула их, наслаждаясь физической болью, которая хоть немного заглушала боль души.

Не знаю, сколько прошло времени, но свет в соседней комнате угас. Полная темнота нежно заключила меня в объятиях, и я, наконец, смогла вздохнуть с облегчением. Выключились и лампы у крыльца. Привычный стрекот кузнечиков, начавшийся в ту же минуту, подействовал, словно бальзам на душу. Я укрылась с головой, но потом вдруг резко откинула одеяло в сторону.

Родители не позволят мне завтра выйти из дома. Безжалостно лишат последней встречи. Но что мешало мне пойти прямо сейчас? Я часто выбиралась из окна, чтобы полежать в гамаке под звездами, так почему бы сейчас просто не вылезти и не убежать?

Мысль о ночном переходе через лес ничуть не страшила, а наоборот захватывала. Тело буквально задрожало от нетерпения, но я заставила себя бесшумно убрать стул и прокрасться на кухню. На столе лежала открытая пачка крекеров, и я тут же закинула ее в рюкзак. Следом полетела плитка шоколада, несколько заварных пирожных и два яблока.

С привычной ношей за спиной я вылезла через окно и поспешила к противоположной от калитки стороне. За тем забором располагался огород соседской бабушки, которая уж точно спала в такое время. Мне удалось незамеченной выйти на главную дорогу. Со стороны пруда слышались многочисленные голоса. Наверняка, знакомые ребята возвращались со своей привычной гулянки.

Я всмотрелась вдаль, но различила только мужские силуэты. Собак с ними не было, так что мне едва удалось сдержать смех. Хотелось подождать их, а потом припугнуть Сашу, но нельзя было терять ни минуты.