Лицом на ветер

Глухо застонав, уткнулся лицом в шею сразу под ухом, закусил зубами нежную кожу свенки, чувствуя, как бьётся под ней живая вена. О, это было здорово. Когда в последний раз он мог пережить оргазм только от прикосновений? Мальчишкой? Это было так давно…

Рианн сразу и не поняла, что случилось, а когда догадалась, боялась пошевелиться. Такое возможно? Как? Чтобы мужчина пережил подобное без женщины? А зачем тогда нужно это всё? Зачем мучить её, связывать, делать ей больно, если всё так просто? Он, оказывается, может всего добиться сам!

Что так повлияло на него? Драка? Боль? Что могло случиться?

Рианн сама боялась дышать, спугнуть это мимолётное состояние. Он пережил экстаз в её объятьях, и между ними были только поцелуи… Она почувствовала, как и у неё самой что-то задрожало приятно внизу живота, стало влажно, и голова закружилась, а в ногах появилась слабость. Это он так подействовал на неё, его беспомощность, его доверие, его слабость в её руках. И она поняла вдруг, что тоже хочет этого, что жаждет его прикосновений, хочет, чтобы его пальцы, его губы ласкали её везде, и там — тоже. Она вспомнила ещё раз свой сон, как хорошо, как приятно было в нём всё пережитое.

Рианн хрипло задышала и откинула голову назад, открывая шею, подставляя беззащитное горло ему, и римлянин начал целовать её от уха и вниз, шею, верх груди. Его ладони ласкали её живот, бёдра, грудь, скользили по ткани платья. Свенка закрыла глаза, отдаваясь ему, своим желаниям, ей стало всё равно на то, что их кто-то увидит. Наплевать, как он сказал, да, наплевать…

Ладонь центуриона забралась уже ей под платье, ласкала колено, кожу бедра. Рианн и сама не поняла, как распахнула ноги, помогая ему быстрее добраться до неё. Кровь пульсировала в висках, в ушах, внизу живота, под пальцами римлянина. Только он коснулся её горячего влажного тела, начал ласкать, как она тут же застонала, прогибаясь назад, вздрогнула всем телом взрывом оргазма, и ладони её притиснули римлянина к груди, впились в лопатки.

Центурион засмеялся хрипло, шепнул ей на ухо:

— Ничего себе, как ты можешь, оказывается…

Она смутилась и отвернулась, пряча лицо. Что он хотел этим сказать? Что он говорит ей? Его пальцы ещё ловили её последние движения оргазма там, а Рианн уже потребовала настойчиво:

— Пустите меня…

И он отпустил, оставил её, убрал руку, сам поправив на ней одежду. Рианн хрипло дышала через приоткрытые губы и чувствовала досаду за то, что случилось, что позволила ему.

— Пошли. — Пошёл первым, ведя свенку за собой, держал за запястье и чувствовал под пальцами холод её браслетов.

Рианн шла на ослабевших ногах, покачиваясь от слабости пережитого, а кровь всё ещё стучала в каждой клеточке тела. Как это могло случиться с ней? Как она могла так? И вообще, как она позволила это ему? А себе? Разве правильно она поступила, разрешив ему довести себя до подобного вот?

И всё равно, как это было здорово, так здорово, что до сих пор захватывало дух при воспоминании о пережитом.

Сразу же от двери центурион снова набросился на неё, принялся целовать лицо, прижал спиной к стене. Рианн растерялась от неожиданности, она и не думала, что у всего ещё может быть такое продолжение. Закрыла глаза, зажмуриваясь, снова, как и тогда, упёрлась ладонями в грудь римлянина. Тот поймал её пальцы в кулаки и, оторвав её руки от себя, поднял их вверх, ей над головой, вдавил в стену. Рианн хрипло выдохнула, глядя ему в лицо, почувствовала себя беззащитной.

— Теперь нам никто не помешает… — Центурион улыбнулся ей, снова начал целовать её лицо, шею, когда потянулся к губам, свенка отстранилась, избегая поцелуя. — Почему? Почему ты не даёшь целовать тебя?

Вместо ответа она лишь отрицательно повела головой, шепнула:

— Отпустите меня… — Попыталась выкрутить пальцы из его ладоней у себя над головой. — Мне не по себе, когда вы держите меня, будто опять… — Она не договорила, но это и так было понятно, что она хотела сказать: ей казалось, что он опять применяет силу, что он насилует её снова.

Марк понял это и отпустил её руки, улыбаясь, зашептал:

— Надеюсь, ты не вцепишься мне в глаза?

— Вы меня боитесь? — она удивилась.

— Просто на сегодня мне уже достаточно боли…

Рианн мягко улыбнулась на его слова, вспомнив о драке в таверне, да уж, ему досталось, должно быть.

— Тогда, может быть, хватит на сегодня? Вы устали, я тоже… — Её ладони опять упёрлись ему в грудь, она отталкивала его от себя, стараясь освободиться.

— Нет, думаю, не хватит… — Он хрипло дышал ей в лицо, снова убрал её руки, стиснув запястья, только теперь зажал их не над головой, а слева и справа от неё на уровне бёдер, вдавил в стену.

— Разве вам не хватило? Вам, что ли, этого мало? Как мне кажется, вы уже получили, что хотели, разве, нет?

— Ещё не в полной мере…

Рианн вздохнула устало, словно говоря этим, что у неё нет слов, прикрыла глаза, отворачиваясь. Центурион целовал её лицо и шею, свенка терпела, стараясь не думать о происходящем. А может, и ладно? Он же всё равно не отпустит, он добьётся своего, только сделает ей этим больно. Может, ей сдаться ему? Может, позволить? И так сегодня уже она разрешила ему, проявила слабость… И ей понравилось… Может быть, понравится и сейчас?

Это всё любопытство… Предвкушение нового…

Эх, как бы не пожалеть потом!

Римлянин оторвал её от стены, заведя руки назад, повёл впереди себя спиной к своему ложу. Рианн отступала назад, пока он мягко не толкнул её на ложе. Она смотрела на него снизу вверх, хрипло дыша через приоткрытые губы. Она позволяла ему, позволяла делать это с собой… Он медленно развязал пояс, смотря ей в глаза, стянул через голову верхнюю более длинную тунику, оставшись в нижней, короткой, белой. Он не стал снимать её, потянулся к свенке, мягко толкнул её, роняя на спину, склонился над ней, уперевшись коленями в край ложа, стал целовать лицо. Рабыня чуть отстранялась от его поцелуев, словно играла с ним, не позволяла целовать себя в губы. И это злило.

— Почему? — Он глядел ей в глаза. — Почему ты не даёшь целовать себя в губы?

— Должно же хоть что-то остаться моё?

Ого! Он усмехнулся. Вот ведь… Ну раз так, ты сама, значит, всё остальное разрешила. Ладонь центуриона нырнула под подол её платья, скользнула по колену, потом бедру, и оказалась там. Он сделал это так быстро, что она даже не успела среагировать и стиснуть ноги, наоборот, хрипло выдохнула, позволяя ему ласкать себя. Она ещё была влажной после того раза на улице. Хорошо. Ему меньше работы. Да и сам кончил совсем недавно, сейчас больше времени потребуется. Да и у неё, наверное, тоже…

Центурион стянул с рабыни платье, благо под ним у неё ничего не было. Принялся целовать её, начиная от лица и вниз, шею, грудь, хрупкие ключицы, живот. Под кожей ощущал пальцами бугорки рёбер, дыхание. Какая она тонкая, в чём жизнь держится, а норов-то крут… И что это с ней вдруг случилось? Вспомнишь последний раз, что приходилось связывать её и бить, и что сейчас случилось с ней? Почему? Вошла во вкус? Распробовала, что всё это значит?

От возбуждения кружилась голова. Надо передохнуть, иначе он кончит опять раньше времени, как сопливый пацан при виде голой женской сиськи. Нет, ещё рано. Чтобы дать себе передышку, поднялся и сел на ложе на подогнутую ногу, часто дышал, стараясь думать о чём-нибудь другом. Стянул с себя последнюю одежду, и воздух ожёг горячую кожу прохладой. Смотрел на рабыню. А та вдруг отвернулась от него на бок, подставляя взгляду спину, ягодицы, ноги. Вот те на. Нет, спина у неё, конечно, красивая, но…

Центурион не растерялся, сам, взяв за локоть, развернул рабыню на спину, согнул одну её ногу и, растянув шнурок, стянул с неё кожаный сапожок, потом второй. Теперь свенка вся перед ним и вся его.

Заметил, что она наблюдает за ним через ресницы, а сама словно с закрытыми глазами лежит. Хитришь? Ему хотелось прижаться к ней, чувствовать всем телом прикосновение кожи её, так, чтобы ощущать её без преград, без всякой одежды. Чувствовать грудью, животом, ногами её кожу, её горячее тело.