Лицом на ветер

Рианн возмущённо дёрнулась, когда поняла, что римский центурион лёг к ней рядом на её узкое ложе. Да что б тебя… Обнял её поверх одеял и прошептал на своём непонятном свенском:

— На чём мы остановились?

Рианн скрипнула зубами от досады. Пока же он лежал сверху одеял, но что ему стоило забраться под них? От неожиданности происходящего сердце тревожно забилось в груди. Да когда же ты оставишь меня в покое?

Рианн не стала кричать и вырываться, заметив, что центурион не проявляет пока никакой активности. Лежала и делала вид, что крепко спит. Делать это, правда, было нелегко, зная, что рядом привалился этот со своими постоянными желаниями. Но потом она заметила, что он заснул, так и не прикоснувшись к ней. Видно, всё же ночное дежурство выматывает, что уж там такое они делают? А что теперь делать ей? Спать с ним рядом не получится, это не сон, всё время ждать, когда под одеяло тебе полезут наглые руки. Но и просто лежать и чего-то ждать, не было сил, хотелось отдохнуть после болезни и бессонной ночи.

Дождавшись, когда римлянин заснул крепко, Рианн аккуратно выбралась из-под одеял и надела своё платье. Забрала плащ и ушла спать на ложе центуриона. Получалось, что на это время они поменялись местами. Рианн не стала расстилась его ложе, легла одетой прямо на покрывало, и всё равно всё пахло им, чужим мужским запахом. Проклятый римлянин! И чего тебе не хватало, что тебе надо было у меня? Ты точно так же мог лечь и на своё место…

Усталость взяла своё, свенка всё же заснула. Проснулась от того, что кто-то легко провёл ей по щеке. Вскинулась, распахивая глаза. Римлянин уже сидел рядом с ней и согнутым указательным пальцем тыльной стороной осторожно касался её щеки.

— Что вы… делаете? — Рианн отстранилась и, отодвинувшись, прижалась спиной к стене, подтянула ноги к груди, расправила скомканный плащ. Смущённо потёрла щеку ладонью, где мужские пальцы касались её.

— Что это ты вдруг перебралась ко мне?

— А вы — ко мне? Перепутали?

Он усмехнулся в ответ и пересел поудобнее на краю своего ложа, чтобы лучше можно было видеть лицо свенки. Теперь они сидели так близко, что Рианн чувствовала, что касается его колена пальцами ноги через ткань плаща. Всего лишь плащ разделял их! Как уйти, когда он закрыл все пути отхода? От предчувствия неприятностей Рианн ощущала, как начали дрожать ладони, и сердце застучало тревожно и очень быстро.

— Вы пустите меня?

Конечно же, нет. — Он улыбнулся одной стороной губ.

Рианн запустила пальцы дрожащей ладони в волосы над ухом, упёрла локоть в колено, вымученно вздохнула, понимая, что оказалась в ловушке, и зашла в неё, оказывается, сама. Вот ведь дурочка! Зашептала потерянно:

— Интересно, вы ещё о чём-то думаете, кроме этого? Есть хоть что-то, что может вас заботить больше, чем женщина рядом? Или все мужчины такие?.. Когда же вы, наконец, оставите меня в покое? День, ночь… Я даже не чувствую себя в безопасности в своём углу, в своей постели… Сколько можно? Сколько вы ещё будете издеваться надо мной? — Она глядела на него исподлобья.

Римлянин пожал плечами небрежно.

— Я нормальный молодой мужик, почему я не должен думать об этом? — Усмехнулся. — Если я перестану думать о женщинах, вот это будет куда серьёзнее. Поверь мне. А что касается другого… Х-х, — усмехнулся снова, — я думаю, думаю о многом. О том, например, что квестор на эту зиму понизит жалование, что Квинт упал с лошади и сломал ногу, что лето в этом году дождливое, и осень, скорее всего, будет такой же. А это значит, что будет неурожай среди ваших и, может быть, будет голод, и опять начнутся волнения. И нам придётся подавлять их и снова убивать ваших…

Рианн бессильно уронила голову назад к стене затылком. Так смотрела в лицо центуриону. Молчала, думая о его словах. Что, опять будут они заходить в посёлки, убивать свенов? Проклятые римляне…

Только женщины помогают хоть немного занять мысли другим, помогают отдохнуть от всего, — между тем продолжал центурион, в свою очередь глядя ей в лицо. — Не пойду же я искать себе женщину на стороне, зачем мне проститутки, когда у меня есть ты? Ты лучше. Ты молодая и свежая… И пока только моя… И ты стоила мне больших денег…

Рианн хрипло выдохнула с насмешкой.

— Вот это сравнение… Спасибо. Я лучше — как это у вас звучит? — проституток… Конечно…

— Конечно, потому что ты только моя, и никто — ни один! — не дотронется до тебя. Я буду уверен, что ты не заразишь меня… Девчонки с улицы для всех, это выгребные ямы… А ты только для меня…

Рианн удивлённо приподняла брови, слушая его.

— Вот, значит, как. Ничего себе. — Римлянин в ответ пожал плечами, а свенка продолжила:- Значит, если проститутка, то для всех, и это нормально, никого не смущает, а если своя, то только для себя, только моё. Так, да?

— Выходит, так…

— Значит, вы думаете только о себе. Все мужчины думают только о себе. А кто-нибудь подумал, а как там девушкам, которых вы называете проститутками? Что они чувствуют, как им живётся? — Центурион пожал плечами в ответ, соглашаясь с её словами, ответил:

— Кто об этом думает? Но пусть к ним ходят те, у кого нет своих женщин… Да и вообще, знаешь, в жизни всё может измениться. Сегодня ты здесь, а завтра… Я же военный, вот пойду вот так в один из ваших посёлков, а твои возьмут и убьют меня… — Многозначительно пожал плечами и вскинул тёмные брови. — Где тогда окажешься ты? Хорошо, если кто-то из моих ребят сам заберёт тебя себе, вот, например, Дикс, ты ему нравишься, возьму и напишу завещание в его пользу или так пообещаю, и станет он потом твоим хозяином. А если нет? Тебя же вышвырнут отсюда на улицу, и что ты будешь делать? Кто будет кормить тебя? А? Этот мир мужской, без мужчине женщине не выжить… И никуда ты не денешься, станешь такой же гарнизонной проституткой, как эти все, поверь мне… — Дёрнул подбородком себе за спину. — Будешь рада любому, и терпеть будешь всё, лишь бы деньги платили…

— Ну уж нет… — Рианн до скрипа стиснула зубы. Что он такое говорит? Чтобы она так? Да нет же! — Это, выходит, мне за вас ещё и молиться надо, чтобы боги вас хранили, а вы жили подольше? — Усмехнулась криво. — Ни за что!

Римлянин вдруг рассмеялся, откинув голову к правому плечу, её слова о молитвах за него показались ему забавными.

— Можешь и помолиться, вдруг твои боги защитят меня, и твои молитвы быстрее дойдут до них… — Улыбался, глядя ей в лицо.

Вот так они сидели и разговаривали, как нормальные люди, Рианн даже поймала себя на мысли, что прежние страх и тревога прошли вдруг. Почему?

— Мои боги вряд ли защитят римлянина, слишком много крови моих соотечественников на ваших руках.

— Ну-у, — он согласно кивнул, — может быть и так. Не спорю. Но и ваши тоже стольких моих товарищей убили за эти годы…

— Вы сами сюда пришли. Никто вас не звал.

— Конечно, мы всегда сами приходим. Только это не моя блажь, я человек подневольный, я военный, мне приказали, и я делаю. Это всё приказы Рима, там виднее… Да неужели так уж вам и плохо с нами? Вы же сами торгуете с нами! Пользуетесь нашими дорогами! Ваши парни, вон, служат в наших гарнизонах! Как вы живёте-то, одно хозяйство убогое! Сейчас хоть можете свои металл, скот, лес, хлеб продавать. Разве плохо? Многие из ваших в крепости, в города перебираются. Понимают, что лучше в мире жить, да и где жизнь лучше. Здесь и работа, и жильё, и жизнь побогаче, чем в ваших лачугах. Разве я не прав? Сама скажи!

Рианн слушала его, сжимая и разжимая зубы, не сводя взгляда с его лица, потом ответила:

— Знаете, это как в разговоре между волком и домашней собакой, хороша еда в миске, да только ошейник шею трёт. Уж лучше на свободе, чем есть с вашей руки, и носить ваши ошейники…

— Вы никогда не покоритесь, — чуть помедлив после её слов, добавил римлянин, согласно кивнув. — А если и покоритесь, то столько крови вашей прольётся.

— И вашей… — добавила упрямо Рианн.

— И нашей, — согласился с ней римлянин, вздыхая. Поднялся с ложа и добавил вдруг:- Собери что-нибудь поесть, должен был хлеб остаться с утра… Я хочу есть. Пойдём…