Страница 1 из 24
… Может быть, тот лес – душа твоя,
Может быть, тот лес – любовь моя,
Или, может быть, когда умрём,
Мы в тот лес направимся вдвоём.
Н. Гумилёв
Часть первая
Рональда
Над лесом вставало солнце.
Верхушки деревьев стали нежно-розовыми, само небо окрасилось в ярко-оранжевый, с примесью малинового, цвет. Ночная безнадёжность уходила, уступая место утренней прохладе, новому дню и чарующей неизвестности.
Я смотрела на небо, лёжа на небольшом пригорке, и улыбалась. Я больше всего любила час рассвета, особенно когда можно было просто молча полежать в одиночестве, ни о чём не думая, ни о ком не беспокоясь, забыв про собственную жизнь, потому что, глядя в рассветное небо, кажется, что всё это совершенно неважно.
Ветер шелестел листьями деревьев, заставляя их перешептываться между собой. Скосив глаза, я наблюдала, как из своей норки вылез тушман – маленький пушистый зверёк-грызун – и принялся с упоением тереть глазки-бусинки, чтобы прогнать сонливость и умыться.
С каждой минутой воздух всё больше светлел, и я уже могла разглядеть и пространство вокруг себя, и деревья, обступившие меня со всех сторон, словно они желали меня обнять. Забавно, ведь на самом деле, кроме них вряд ли найдутся охотники до объятий со мной.
Над лесом полилась тихая, мелодичная песнь какой-то маленькой птички. Прислушавшись, я узнала трели калюжницы – эта крошечная птица с красным брюшком и забавным жёлтым хохолком на голове больше всего любила петь именно на рассвете, словно желая поприветствовать начинающийся день.
Наконец, солнце выглянуло из-за верхушек деревьев и на миг ослепило меня. Я улыбнулась. Оно делало так каждое утро, а я радовалась – думала, что солнце играет, подмигивает мне, подбадривает… И никогда заранее не жмурилась, чтобы не пропустить тот, самый первый, лучик света, который заглянет мне в глаза.
Ведь каждый день это был совершенно новый лучик.
И, поймав это приветствие от наступающего дня, я с наслаждением потянулась, не вставая с прохладной почвы, чувствуя, как трава щекочет мои голые пятки…
Наверное, вы так и представляете это себе – рассвет, и прекрасная девушка в красивом платье лежит на земле, такая же свежая, как это утро, сияющая, словно солнце, и очень юная?
Как бы не так. Впрочем, насчёт юной вы угадали. Мне всего двадцать два года. А с остальным…
Хм. Представьте себе низенькую, нескладную, полную девушку, со светлыми, но настолько жидкими волосами, что моя голова напоминает ощипанную курицу. Нос – толстый, мясистый, как пятачок у свиноматки. Огромные губы, из-за которых меня когда-то прозвали жабой. Хоть уши не торчат и зубы ровные, и на том спасибо.
Представили? А теперь срочно забудьте, а то вдруг я вам в кошмарном сне привижусь, потом ещё заикаться начнёте.
Единственная красота – глаза. Они у меня голубые, как лепестки лесной фиалки, очень редкого летнего цветка, и достаточно большие, выразительные. Были бы они на каком-нибудь другом лице, может, и ничего, но на моём смотрится, как насмешка природы. Тем более, что у всех нормальных оборотней глаза жёлтые.
Точнее, они становятся жёлтыми после первого обращения. А до этого могут быть самыми разными. И то, что мои глаза до сих пор остаются голубыми, говорит только об одном…
– Рональда!
Я вздохнула. Ну вот, начинается. А я так надеялась полежать здесь ещё хотя бы десять минут…
– Рональда! Рональда, ты слышишь меня? Отцу срочно нужна твоя помощь!
Я хмыкнула. Ну конечно, кто бы сомневался…
– Иду, Сильви.
Над моим голосом природа тоже поиздевалась. Нет бы сделать квакающим, как у настоящей лягушки, но она наделила меня довольно приятным, ласковым тембром… по крайней мере если меня не видеть, то можно подумать, что перед тобой действительно прекрасная девушка.
Я встала с земли, отряхнула юбку, нацепила башмаки, а затем сошла с пригорка и направилась в сторону от своего любимого места, навстречу сестре.
Увидев меня, Сильви как всегда нахмурилась.
– Ну где ты пропадаешь? Каждый раз так! Неужели ты не можешь подойти поближе к Поляне?!
– Могу. Но не хочу.
Сестра поджала губы.
– Пойдём. Отец просил привести тебя как можно скорее.
Я последовала за Сильви, не говоря больше ни слова. Не люблю разговаривать с теми, кто меня презирает.
Сестра, в отличие от меня, унаследовала замечательную во всех отношениях внешность нашей матери. Сильви была обладательницей прелестных кудрявых волос цвета золота, ярко-жёлтых глаз, изящного рта и стройной фигурки. Она выше меня на целую голову и сумела впервые обратиться в тринадцать лет, как и положено. Сильви очень сильная самка, не смотря на свой возраст. Сейчас ей всего восемнадцать.
Кроме неё, у меня есть ещё одна сестра. И двое братьев. Я – самая старшая. И все мы – дети главы клана белых волков, или, как его у нас называют, калихари.
Я думала, он будет встречать нас с Сильви у входа в деревню, как обычно, но нет. Видимо, случилось что-то действительно серьёзное.
Вместо того чтобы повернуть к дому калихари, сестра вдруг повела меня в ближайшее строение. Значит, раненых даже не стали тащить в усадьбу. Хм…
– Да шевелись ты! – зашипела на меня Сильви, сверкнув ярко-жёлтыми глазами. Я, по своему обыкновению, ничего не ответила.
Возле дома, к которому мы шли, в нос вдруг ударил резкий, металлический запах крови. Запаха было много, воздух им просто пропитался…
Дверь распахнулась.
– Рональда!
Я моментально остановилась, чуть присела и опустила голову – так у нас полагалось приветствовать любого из трёх глав кланов.
– Калихари.
Я никогда не называла его отцом.
– Пойдём, – я и опомниться не успела, как он вдруг развернулся и вошёл в дом. – Джерард не смог вовремя остановиться…
Больше отец ничего не сказал, но мне больше и не требовалось.
Джерард – старший из моих братьев. И самый неуравновешенный. Он, конечно, ара – так называют сильных, крупных самцов – но пока не может понять, что быть ара – это тяжёлая работа, а не игра в «догони, поймай, укуси».
Суть любого оборотня – двойственность. Двойное сознание. Есть человек, а есть волк. И чем сильнее твой внутренний волк, тем сложнее его контролировать. Настоящий ара должен быть прежде всего не сильным хищником, а сильным человеком, чтобы подчинить своего волка.
Процесс «подчинения» занимает от пяти до десяти лет. По крайней мере обычно так и происходит. Но Джерард мучается уже чуть больше восьми, а подвижек всё нет и нет. Отец думает – это из-за его вспыльчивости. Возможно, он прав, и прежде, чем подчинить своего внутреннего волка, брату придётся побороться с собственным характером.
В комнате, куда завёл меня калихари, царил настоящий разгром. На полу валялись черепки от разбитой посуды, куски окровавленной ткани, ещё какой-то хлам, неподдающийся опознанию. А у окна стояла кровать, на которой и лежал он – получеловек-полуволк, с ног до головы вымазанный собственной (а может, и чужой) кровью.
Он не двигался.
– Я дал ему сонного зелья. Рональда, это Нери, сын Кендры…
Я только вздохнула. Всё понятно. Кендра – ближайшая подруга моей дражайшей матушки, и понятное дело, обе очень расстроятся, если я не сумею помочь бедолаге.
Что ж, ладно…
Я подошла ближе к постели и почти сразу оцепенела… Да, Джерард, подкинул ты мне работёнку.
– Калихари, – я обернулась к отцу, – нужна очень хорошая верёвка или куски длинной, крепкой ткани. Пошлите Сильви в мою хижину, пусть принесёт с полки три бутылочки. Одна зелёная, другая красная, третья синяя. Надеюсь, она не перепутает, от этого зависит жизнь Нери.
Отец молча кивнул и вышел из комнаты.
Я вновь повернулась к раненому. Случай был сложный и практически безнадёжный.
Когда Джерард, потеряв над собой контроль, начал трепать Нери, как тряпичную куклу, бедняга то ли от боли, то ли от отчаяния и страха, решил перекинуться обратно в человека. В результате он застрял посреди трансформации. Вывести из этого состояния вообще очень сложно, а тут ещё такие ранения…