Зеленый жемчуг

 — Вона как! К культуре решил приобщиться? — хохотнул Эркюль.

 — Да нет, надоело завтраками кормиться. Корпорация нам уже за квартал жалование задолжала. Не говоря о довольствии. К тому же, меня обещали приставить к «Виртуозам Ванкувера», а это ж, считай, земляки. Я понимаю, что проводить в такое время музыкальный фестиваль, да еще приглашать артистов из Содружества — чистое безумие. Но мое дело — сторона, главное, организаторы аванс заплатили.

Хотя за прошедшие два года Ларсен еще больше обрюзг, словно тоже вколол под кожу лица какие-то препараты, деловой хватки он не утратил. Просьбу Эркюля он встретил без особого удивления, озвучив только сумму своего вознаграждения.

 — Да что ж это, я смотрю, для вас, подпольщиков, эта фабрика, словно медом намазана? — покачал он головой. — На днях парнишку одного в научный отдел пристраивал. Так тот аж трясся от нетерпения, глазенками синими так и сверкал. Я так понял, друзей его на фабрику отправили, и он надеется их оттуда вызволить.

Туся почувствовала, как и без того трепыхавшееся пойманной птицей сердце стучит в грудную клетку, словно желая ее пробить. Неужели Клод остался верен обещанию и пытается вытащить наставника и друзей, несмотря на бездействие Командования? Но что делать в таком случае ей? Не хочется, чтобы ее самодеятельность сорвала тщательно разработанный план. С другой стороны, на «Альтаире» тоже поначалу все шло по плану.

Ларсен тоже надежд на благоприятный исход замысла Клода и других подпольщиков не разделял.

 — Я, конечно, свою часть уговора выполнил, я человек слова, — нахмурился он, отирая пот со лба и отечной, морщинистой шеи. — Вот только зря это все, — испытующе глянул он на Тусю и Эркюля. — Фабрика-то давно заминирована, и любая попытка освободить доноров просто запустит механизм самоуничтожения. Дельцам из «Панна Моти» терять уже нечего. Если к власти придут военные, то карта их бита. Вот они, как могут, и подчищают хвосты.

Услышав про минирование, Эркюль умоляюще глянул на Тусю. Та лишь покачала головой. Она вспомнила Новый Гавр и рушащееся здание Головного офиса Корпорации. Тогда ей хватило и нескольких мгновений, чтобы перенести на платформу десять взрослых человек, трое из которых находились в бессознательном состоянии. Да и падение с крыши дома только в ее сознании растянулось на целую вечность. Но как быть с остальными донорами, а также с беспомощными младенцами и подневольными пленницами? В случае взрыва, все они обречены.

С другой стороны, если фабрика, головной офис и научный центр перестанут существовать, это приблизит окончательную победу над Корпорацией. Не об этом ли мечтал, решаясь на последний, отчаянный бросок, Арсеньев. Не эту ли цель преследовал Клод, который, видимо, надеется довершить то, что не получилось у наставника. В любом случае, отступать уже поздно. Сейчас главное проникнуть внутрь, а уж там она молодого барса каким-то образом сумеет разыскать.

Хотя вход на фабрику за годы ее существования для миллионов обреченных давно сделался вратами ада, на воротах не красовалась надписей в духе «Оставь надежду всяк сюда входящий» или «Каждому свое». Впрочем, они и не требовались. Бронированные створки, рассчитанные на попадание из плазменной установки, давили своей фундаментальностью, а накрытые куполами энергетических полей постройки выглядели строениями, возведенными тут на века.

Все помещения фильтрационного отдела постоянно обрабатывались бактерицидными приборами, а на выдраенных полах можно было устраивать соревнования по керлингу. Однако в воздухе, смешиваясь с запахами дезинфицирующих растворов, держался устойчивый тлетворный дух застарелого пота, аммиака, крови, желчи и гноя. Запах беды. Людей везли на фабрику отовсюду, часто держали взаперти и без элементарной медицинской помощи по несколько часов и даже дней. Да и дальнейшие «гигиенические» процедуры гуманизмом не отличались.

Конечно, Туся морально готовилась войти в это страшное узилище все дни ее безумного пути. Но когда она переступала порог, ее ноги предательски дрожали.

 — Ну, что, братва, вы еще свиноматок на ферму берете? — придерживая Тусю за локоть, деловито обратился к сотруднику «приемного пункта» старый лис Ларсен. — Или дела уже настолько плохи, что беременных баб тоже пускаете в расход?

Он уже вкратце обрисовал ситуацию про карточный долг, покрыть который надеялся, пристроив на фабрику «шалаву одного вахлака», и даже назвал сумму, вдвое превышающую ту, которую взял с Эркюля.

 — В расход, как ты знаешь, рано или поздно пускают всех, — отозвался чиновник, цепким, оценивающим взглядом рассматривая Тусю. — Однако, беременные пока на особом положении. Жемчужному кардиналу зачем-то приспичило опыты на детишках проводить. Так что два месяца до родов у нее есть, а дальше загадывать даже не стоит пытаться. Самые крепкие тут держались по пять, по шесть лет, но в нынешней ситуации я тебе таких гарантий точно не дам. Впрочем, ты же знаешь, даже если твой вахлак соберет деньги, бабу мы ему все равно не вернем. Для женщин с «фермы» и доноров выход отсюда не предусмотрен.

Похоже этот живой винтик системы настолько стал ее плотью, что даже перед лицом очевидных перемен верил в ее незыблемость. Впрочем, в тот момент Туся об этом точно не думала.

Когда старый лис Ларсен отпустил ее локоть и повернулся, чтобы уходить, она едва не упала. Ей не хватало воздуха, темнело в глазах, утроба просилась наружу. С этого момента она оставалась совсем одна, не считая Олежки, который пихался, что было сил, словно требуя, чтобы его мать ушла из этого проклятого места.

К счастью, Тусино поведение никого не удивило. Еще одна молодая женщина, которую привели на несколько минут позже, и вовсе упала в обморок. Охранники едва успели ее подхватить, чтобы она не расшиблась. Еще одного мужчину, который не так посмотрел на легионера, наоборот, повалили на пол и начали избивать, добиваясь покорности. Остальным вновь прибывшим велели раздеться, и занять место в очереди на осмотр и санобработку.

Теперь Туся воочию убедилась, почему на фабрике за все годы ее существования не удалось совершить ни одной диверсии. Да и добыть информацию представлялось делом архисложным. И сотрудники и, тем более, заключенные входили внутрь нагие и безоружные. Тщательный осмотр всех полостей и сканирование исключали возможность пронести в своем теле оборудование или взрывчатку. Таким образом, сведения, добытые Арсеньевым и Пабло, представляли особую ценность. Вот только цена, заплаченная за них, оказалась чрезмерной.

Хотя в одной общей очереди на осмотр, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь прикрыть срамные места, стояли женщины и мужчины, парализованные ужасом люди друг на друга не смотрели. Каждый пытался вообразить предстоящие испытания и уже заранее переживал только ожидаемую боль.

Погруженная в неотвратимый, как докучливые запахи, круговорот чужих эмоций, Туся с трудом балансировала на грани безотчетной паники и сбивающего с ног сострадания. Неужели все, кто находится рядом с ней, а процедуру фильтрации одновременно проходили несколько сотен человек, безвозвратно обречены? Осмотра и прочих неприятных и унизительных процедур она почти не боялась, воспринимая их в качестве приемлемой цены, которую она давно уже согласилась заплатить. И только вздрагивала от отвращения, когда к ней прикасались чужие, равнодушные руки.

Беспокоило другое. Если, взяв у нее кровь, змееносцы проведут анализ ДНК, это будет означать полный и окончательный провал. Ее доставят прямиком к Феликсу, и она точно станет матерью уродов или просто подопытным образцом.

С другой стороны, она почти достоверно знала от Ленки Лариной, что на этой дорогостоящей процедуре дельцы «Панна Моти» в прежние годы предпочитали экономить, что позволяло Шварценбергу под видом безвестных обитателей окраинных миров отправлять на донорство респектабельных пассажиров круизных лайнеров, предварительно получив выкуп с родни.

И точно. Когда стоявшая впереди совсем юная пленница с сильно выступающим вперед отягощенным бременем животом заплакала навзрыд при виде шприца, усталый, не выспавшийся лаборант обозвал ее дурой, а потом сурово спросил: