Страница 7 из 14
В третий раз судьба свела их на «бирже». Похоронив мужа (инфаркт, негаданный-нежданный), Лида пришла нанять какого-нибудь мужичка, чтобы спилил и выкорчевал старую сливу, толку от которой уже не было никакого. Осуществлять эту акцию выпало Гарику, хотя Лида понимала, что для него это будет весьма затруднительно – он был очень худ и выглядел нездоровым. Можно было для такой работы выбрать и покрепче мужика.
Гарик ее не вспомнил. Сначала она его покормила, налив стопочку для аппетиту, потом повела показывать свое ухоженное хозяйство и предстоящий объем работ. Это отняло довольно много времени, но позволило им пообщаться и обрести друг в друге родственную душу. Оба были приятно удивлены совпадением вкусов и интересов.
Там и обед подоспел. Лида за компанию тоже выпила пару рюмок. Гарик, окосевший не столько от выпитого, сколько от сытной еды, да еще и начинавший грипповать, совсем осоловел, но перья распушить он умел в любом состоянии. Лида имела случай убедиться, что сердце ее не обманывало.
Гарик проснулся от аромата куриного бульона, в белоснежной постели. Как он в ней оказался, он помнил смутно, буквально отключился. Не помнил он и последующих событий. (Собственно, «последующих событий» и не было, не тот у Лиды был характер). Из предыдущих событий последнее, что помнил – вечернее чаепитие.
Когда он, томясь, заикнулся о выполнении своих трудовых обязанностей, хозяйка всполошилась:
– Куда? С температурой-то! Пусть растет! Может, еще будет от нее какой толк этим летом, еще разок варенье сварю.
* * *
В реанимации Гарика продержали почти неделю. Потом ему стало лучше, а больничный конвейер работал безостановочно: привезли свеженького, с тяжелой травмой. Гарика перевели в послеоперационную палату на четверых.
Лида была при муже безотлучно, спала на стуле, головой опираясь на спинку его койки. Свободных коек в палате не было. Она протирала полы в палате вместо санитарки («не в службу, а в дружбу!»), совала сотки и пятисотки в карманы белых халатов, согласно ранжиру, на время обходов испарялась. Лишь бы не гнали!
Замначальника отдела уголовного розыска Бурлаков, опрашивая потерпевшего, испытал укол зависти: это ж надо, какая любовь! И к кому – алкашок, бич. Он слегка морщился, слушая горячечные речи супруги потерпевшего о покушении. Собственно, Бурлаков и явился-то сам в больницу лишь потому, что заявление в полицию было составлено именно так, с требованием расследовать дело о покушении.
Жаль, сразу с материалом не ознакомился, поленился, а то, если бы знал заранее подноготную, отправил бы кого-нибудь из оперативников, а то и вовсе сплавил бы дело по прямому назначению – участковому. Ну какое покушение, на кого тут покушаться? «Хулиганка», без сомнений! Выпили, подрались, приложили хорошенько по голове, а потом испугались, что убили, и бросили в колодец.
– А что он делал на заброшенных дачах?! – зловеще вопрошала Лидия Федоровна, когда Бурлаков в очередной раз подвергал сомнению ее доводы.
– Пил, что же он там делал!
– Сколько раз вам повторять, он не пьет! Я не знаю, что должно было случиться, чтобы он выпил! Что, вернее, кто, мог заставить его выпить! Нашли у него в крови алкоголь?
Бурлаков кисло улыбнулся. Не говорить же этой горем убитой милой женщине, что и заставлять-то шибко сильно не требовалось… Он, естественно, уже позвонил, куда надо, и прояснил для себя краткую биографию Игоря Юрьевича – Гарика.
– Нашли, конечно. В таком количестве, что на двоих с лихвой бы хватило. Вот ему станет лучше, и он сам нам все расскажет!
Пока же Гарик не говорил – шелестел что-то почти неслышно. Состояние тяжелое, но стабильное. Упал он с довольно большой высоты, а на дне колодца была груда битых кирпичей.
Многочисленные ушибы и повреждения, да два серьезных перелома могли быть следствием падения. Но могли и не быть. Как минимум по черепушке его хорошо приложили еще до колодца, это однозначно. Судя по найденным в ране занозам, били чем-то деревянным. Причем, травма оказалась глубокой, а к содранной коже, как рассказал врач из «скорой», прилипли кусочки старой краски – белой и синей. Значит, нападавший использовал не просто доску или палку из штакетника, а нечто тяжелое и не один раз перекрашенное. Что именно – пойди угадай.
Плюс, оглушенный Гарик провел целую ночь на земле, в сырости. А куртку и ботинки с него сняли. Еще одно свидетельство, что собутыльники позарились? Или беглый вор, из тех, что отсиживаются подальше от посторонних глаз на брошенных дачах? Или шпана местная? Бог его знает.
Жена говорит, куртка была приличная. Ноябрь в этом году хоть и теплый стоял, даже для их южного края, но все же плюс пять, не лето красное. Да дождичек, да ветерок – переохлаждение. Как следствие – двухсторонняя пневмония. К тому же, не мальчик, полтинник одолел. И бурную биографию нужно учесть, общую ослабленность организма.
Но не зря говорят, что пьяным Бог помогает. Трезвый человек при таком раскладе уже точно в морге бы находился. Вовремя она его нашла, жена-то. Еще денек пролежал бы там – все, хана мужику.
Но какая интуиция!.. Неужто и правда, у некоторых женщин сердце – вещун? Только не у его собственной жены, увы…
А с другой стороны, действительно, чего это Гарик поперся на дачи, отдежурив в музее? Распить бутылку можно и в сквере на лавочке, если так загорелось. Или уж в гости к себе пригласить, или самому в гости пойти… А может, он и сходил в гости?
Супруга продолжала рассказывать о своем совместном с соседкой расследовании.
Батюшки-светы! Соседка оказалась старой знакомой! Бурлаков мысленно перекрестился: к добру или к худу появление в этой истории Людмилы Петровны?
В прошлый раз, нужно признаться, она со своими двумя подругами неплохо поработала. Хотя их сыскной метод – всего лишь умение слушать сплетни да байки и сводить воедино концы! Да даже и не сводить, их как бы сама судьба подталкивает.
И сейчас, во всяком случае, их поход на «биржу» имел несомненный результат: полицейским «биржевики» ничего бы не рассказали из классовой неприязни. Будем откровенны, ему и самому не пришло бы в голову идти туда за информацией. А так – нарисовался некий бывший кореш Игоря Юрьевича Херсонского – Виктор Легостаев, вроде бы проживающий на дачах, но не известно, где пребывающий на данный момент. Хоть какая-то зацепка.
А потерпевший пусть пока оклемывается, выздоравливает. Пару-тройку дней можно его не беспокоить. Бытовуха, не резонансное же преступление.
* * *
Гарику поставили капельницу, нужно было не прозевать, когда закончится раствор во флаконе. Медсестричка Оленька, прощебетав Лиде руководящие указания, упорхнула – то ли истории болезней заполнять, то ли вздремнуть в ординаторской. Но, вполне вероятно, на ночное рандеву с молодым симпатичным больным, который ждал ее в одном из укромных уголков старинного длинного двухэтажного здания артюховской городской больницы.
Мужская палата спала, всхрапывая, стеная, вскрикивая. Один – тот, что в углу у двери, ругался с кем-то, причем разговаривал вполне членораздельно, изъясняясь отборным матом.
«Даже во сне матерятся. Не маму зовут, не жену – все воюют с кем-то. Ну, мужичье!» – поражалась Лида. Гарик тоже, бывало, храпел. Когда Лида в шутку пеняла ему утром, он и отшучивался чужой шуткой:
– Я не храплю! Мне снятся мотоциклы.
А когда она после регистрации, по бабьей отвратной манере, изредка начинала приставать к мужу на тему, счастлив ли он, он сокрушенно пожимал плечами и тянул задумчиво:
– Ну… Естественно. А куда деваться!
Она-то знала, что и он счастлив.
Лида изо всех сил боролась со сном. Днем ее подменила Люся, буквально вытолкала домой – поесть, помыться и хоть пару часиков вздремнуть. Какой там был сон! В глаза как будто спички вставили! А сейчас мужской храп звучал для измученной Лиды слаще колыбельной.