Страница 1 из 4
просто когда ты долго жил один,
часто потом непросто быть с кем-то рядом.
ты посмотри на меня: я непобедим
доводов чьих-то о совести мне не надо.
я очень прост, я точен, я как часы
распределяю время и планы, цели
мне непривычно – как минимум то, что ты
в быт мой врываешься, сродни какой метели….
да и чего ты хочешь? ведь этот склеп
чувств и желаний еще-таки был заложен
прежде чем даже – в него попал человек
тот кто лишил меня веры, живьем снял кожу.
я не боюсь. я, скажем так, титан.
мне все равно – на числа, на сны, на слезы
память моя, как будто подъёмный кран
часто грозит швырнуть меня наземь. поздно.
я научился /уже/ быть хитрей нее.
просто не слышать, не знать, не помнить.
только смешней всего, знаешь, что?
сердце само решило тебя запомнить.
26 апреля 2014 (Вишня Вечер)
Пролог:
Ветер нёс запах дыма, горечи, обречённости и тоски – всего того, что неизбежно сопутствует наступлению холодов и осени. Здесь, в двух переходах от Перевала, она начиналась стремительно: ещё вчера детвора с визгом и хохотом плескалась в речке и влюблённые назначали встречи под зловеще-кровавыми цветами саэхенны, а сегодня ледяное дыхание Севера забиралось под шерстяной плащ.
Солнце поднималось медленно. Бледно-золотые лучи сначала едва затрагивали тёмную кромку леса, превращая его в нечто ещё более зловещее, чем обычно; потом – растекались теплым янтарём по несохнущим лужам под ногами.
Два десятка грациозных, лёгких и стремительных, как птицы, коней неслись по старой дороге на восток – прямо навстречу наступающему дню.
Эрунну чуть приподнял голову – чтобы лучше было видно эту скачку, ведь ей, возможно, предстояло стать последним, что он вообще увидит в своей жизни. Что ж, это было вовсе неплохо: рассвет и безумный почти-полёт в неведомое – будто они не люди, а духи осени и просто заберут его с собою.
А, может быть, они были просто сном, нелепым бредом умирающего, потому что всё дальнейшее казалось совсем невозможным. Рассветные всадники остановились – напротив него, лежавшего в ворохе сухой листвы у обочины; двое даже спешились.
В глазах у Эрунну мутнело – он то видел всё ясно, то падал в яму тумана, он отчаянно боролся с подступающим забытьем, но – силы покидали его слишком быстро.
Поэтому когда один из незнакомцев опустился рядом с ним на колени и откинул капюшон открывая угасающему взгляду Эрунну самое прекрасное из виденных им когда-либо лиц, у него не осталось дыхания даже на стон…
– Лльэи, ты хорошо подумала?
– Да, отец.
Певучие мелодичные голоса журчали вокруг рекой, быстрой, ледяной и очень чистой горной речкой мчались по камням. Говорили на Древнем Наречии – чуть иначе, чем привык Эрунну, но разобрать смысл было всё же возможно.
– И ты не хочешь, чтобы я или кто-то из таримэ остался с тобой?
– Отчего же? Я только не согласна, чтобы ты кому-то приказывал это делать. Только если сами захотят.
– Тогда с тобой останусь я.
– Нет, отец. Ты нужен своему народу больше, чем сумасшедшей дочери, которая решила задержаться в потерявшем надежду мире.
– Но ведь не навсегда же мы расстаёмся, Лльэи?
– Я догоню вас. Как только больше не буду нужна ему – я вас догоню.
Ему снилось, что он блуждает в тёмном, незнакомом лесу. У него не было ни тёплой одежды, ни лошади – он метался между деревьев, пытаясь найти верную тропу, но исчезли все её следы. Он продирался сквозь бурелом, сквозь путаницу колючего кустарника, оставляя на нём клочья рубашки…
Когда вдалеке в сплетении ветвей мелькнул огонёк, неверный, неясный, призрачный, Эрунну бросился к нему, вовсе не разбирая дороги – настолько измотанным и несчастным он себя ощущал.
Только лес внезапно прекратился и впереди расстилался поросший самыми разнообразными цветами луг. Эрунну выбежал на него, успев на мгновение обрадоваться тому, что из той непроглядной чащи всё же был выход, и – с ужасом осознал свою ошибку.
Это был не луг, конечно же.
Это было болото.
А вдалеке так же мерцал недосягаемым светом тревожный, манящий огонь – то внезапно угасая, то вспыхивая в другом месте.
1. Ведьма
В этот раз торжище удалось на славу: несмотря на холодную погоду и обещавший вот-вот сорваться дождь, народу собралось немало. А и то говорить: скоро наступит зима, когда ещё удастся разжиться новым отрезом яркого ситца или даже шёлка из южных земель? Так что бойкие молодки и сварливые рачительные матроны, ревниво поглядывая друг другу под руку, перебирали ткани да ленты, взвешивали в руках нитки блестящих бус. Заезжим купцам даже нахваливать свой товар не приходилось – и так разойдётся, по всему видно было. Даже деда-знахаря из местных, примостившегося рядом со своими склянками да травяными мешочками, никто отгонять не стал – покупателей он не перебьёт, а байки травить – мастер, так что с ним только веселее получалось.
– Так что говорят, колдуны-то совсем за море подались? Туда, откуда приплыли? – спросил молодой мужчина в простой, но добротной куртке.
– Ялетты бессмертные? – отозвался чёрнобородый купец. – Отчего ж за море? Тут они, на этой земле пооставались.
– А отчего ж их не видать больше? – возразил дедок. – Я, когда мал был, так то в одном краю, то в другом рассказывали: встречали. А теперь и не слышно вовсе. Будто пропали все, как один. Только из людей, кто ими учёный, ещё старики по земле ходят. Как повымрут последние – будем дальше без колдовства как-то обходиться.
Народ прыснул.
– Много мы того колдовства их видим? – насмешливо ответил чернобородый. – Они сами себе, мы – сами. Ушли за Восточные горы, ну и пусть их, нелюдей. Туда им и дорога.
Румяная синеглазая девица, прижимавшая к груди целый ворох разноцветных лент, вздохнула громко.
– Жаль. Я бы хотела ялеттов посмотреть. Они, говорят, красивые…
– Красивые, – не стал спорить купец. – Только дело с ними иметь – себе дороже.
– Это почему ещё?
– Там где колдовство – всегда жди беды. Она с чарованием всегда рука об руку ходит. Им оно надобно, их дело. А человеку в такое соваться невместно.
Дедок хотел опять спорить, но вокруг загалдели, заворчали одобрительно, не дали и сказать и слова. Он нахмурился и приумолк было, но вдруг, что-то вспомнив, воспрянул духом.
– А у нас в лесу тоже ведьма завелась! – сообщил довольно.
– Вот прям уж ведьма, – хохотнули в толпе. – Да мало ли чудного народа шляется…
– Ведьма, ведьма – даже не сомневайтесь. Я, ить, по лесу ходил, по своим надобностям. Травы там промышлял, да грибов набрал маленько. А в гиблой хижине – в той, где прежняя колдунья жила, ещё лет пятнадцать тому как помершая – свет горит. Да непростой – обычному бродяге такого не зажечь. Мерцает то голубым, то зелёным, а то и вовсе лиловым мерещится. Я только глянуть-то хотел, одним глазком – не боле. А она на порог вышла. Высокая, чёрная вся, с головы до ног закутанная. Капюшон откинула и смотрит – прямо на меня. Я за кустом присел, схоронился, а она всё равно взгляда не отводит. Глаза шальные, дикие – как у кошки. На личико – молодая вроде, хотя кто их разберёт – может, есть какие зелья, что девичью красу берегут…