Страница 20 из 30
«А.И. Тодорский видится мне в ряду тех людей, которые оставили заметный след в моей жизни. Приняв командование Военно-воздушной академией им. Н.Е. Жуковского, он оказался способным не только умело руководить совершенно новым для него делом, но и создать условия для плодотворной творческой деятельности этого крупного вуза…
Узнав Тодорского, я довольно быстро понял, что передо мной очень знающий и умный человек, на редкость жизнерадостный и доступный. Главная его идея заключалась в том, что все в академии – ее лицо, эффективность деятельности, уровень подготовки слушателей, – все определяется качеством преподавательского состава. Поэтому основной своей задачей начальник академии считал всемерную помощь преподавателям. А «уровень» требовал широкого ведения научных разработок и их внедрения с помощью эспериментирования, а также создания учебных пособий и учебников. Глубокое понимание этих проблем позволило Тодорскому в весьма сжатые сроки привести коллектив академии к немалым достижениям.
Остановлюсь еще на одной особенности стиля работы Александра Ивановича: он умел обрастать людьми. С его приходом значительно укрепились работоспособными кадрами многие участки работы – и организационной, и научной…
Человек не может быть универсалом и знать все, особенно в наше время. Не знал, разумеется, и Тодорский всей глубины наших научных разработок. Но что очень важно: он умел быть на высоте в вопросах понимания главного – важности, перспективности работ и их направлений. Вот характерный пример.
Я занимался теорией пространственных механизмов. Тогда это было дело совершенно новое, и многие считали вопрос далеким от авиации, от профиля нашей научной деятельности. Сегодня всем ясно, что прогресс современной авиации немыслим без применения этой теории на базе широкого использования электронно-вычислительной техники. А тогда, в середине тридцатых годов, Тодорский, которому я подробно рассказал о пространственных механизмах, уловил прямую, непосредственную связь предмета с авиацией и ее перспективами (хотя расчеты были действительно в то время затруднены из-за отсутствия совершенных вычислительных машин). Мои работы при поддержке Александра Ивановича были включены в «Сборник научных трудов академии». Позаботился он также о том, чтобы мне позволили расширить круг специалистов, занимавшихся пространственными механизмами. И результаты не замедлили сказаться. Прошло какое-то время, и академия им. Н.Е. Жуковского стала авторитетом в этой области.
Но пришлось пережить и такой момент. В бытность мою начальником общеинженерного цикла несколько преподавателей написали жалобу в УВУЗ: они выражали недовольство жесткостью требований и сложностью программы обучения.
Александр Иванович понимал важность высокого технического уровня подготовки слушателей. Он собрал профессоров, пригласил компетентных специалистов в области механики из МВТУ им. Н.Э. Баумана. Авторитетные ученые одобрили работу цикла. Пришлось недовольным перестраиваться и браться за самообразование. Тяжело? Возможно. Но этого требовали интересы дела, что для начальника академии было самым главным.
Осенью 1936 г. А.И. Тодорский возглавил УВВУЗ РККА. Ему нужен был помощник, эрудированный, авторитетный специалист, как сказал он, обратившись ко мне. Я не мог представить себя в этой роли, ибо тяготился организационной работой, целиком отдаваясь науке. Но Тодорский умел убеждать людей, и это я вскоре испытал на себе. Александр Иванович доказал мне, что, работая в УВВУЗе, я принесу гораздо больше пользы, ибо смогу влиять на постановку дела не только в своей академии, но и во всей системе – влиять на совершенствование учебного процесса, на решение научных проблем. В общем, я принял предложение и стал его заместителем в области технических наук.
Мне не раз приходилось сопровождать Тодорского в поездках, видеть на организационных совещаниях, научных советах, а также во время приема специалистов и начальников других академий. В деле он всегда был верен себе: скромен и собран, во все вникал с присущей ему «въедливостью», умел тактично и доказательно возразить собеседнику, убедить его в своей правоте, а в подходящий момент даже остроумно пошутить с тем, с кем недавно спорил. Таким и запомнился мне Александр Иванович на всю жизнь» [47].
В 1936 г. на груди у А.И. Тодорского к четырем орденам Красного Знамени (два – РСФСР и по одному – Азербайджанской и Армянской ССР) добавился орден Красной Звезды – за большой вклад в дело подготовки высококвалифицированных кадров для ВВС РККА. Также он являлся членом Военного совета при наркоме обороны СССР.
К 1937 г. А.И. Тодорский достиг многого – он входил в высшую номенклатуру Наркомата обороны. Удачно сложилась и семейная жизнь – жена Рузя Иосифовна была не последним человеком в Наркомате тяжелой промышленности, возглавляя там техническое бюро (затем техбюро № 7 Наркомата оборонной промышленности). Дочь Лада (Услада) отлично училась в школе. Брат Иван, окончивший также Военную академию имени М.В. Фрунзе, руководил главком у Серго Орджоникидзе. Получили реализацию и некоторые творческие планы Александра Ивановича.
Но, несмотря на все это, Тодорский относил себя к разряду недовольных своим положением. И хотя должность начальника УВВУЗа была достаточно престижной, тем не менее он был вправе рассчитывать на большее – на пост командующего войсками округа. Например, на такие округа, как Белорусский (БВО), Среднеазиатский (САВО), Закавказский (ЗакВО), тем более что в них он в свое время проходил службу и знал их особенности и специфику. Да и воинское звание «комкор» (три ромба в петлицах), полученное им на Военно-воздушной академии, Александр Иванович считал для себя маловатым. Например, на Военно-хозяйственной академии мало кому известный А.Л. Шифрес получил четыре ромба («армейский комиссар 2-го ранга»), а ему, которого цитировал сам вождь партии В.И. Ленин, дали всего три. Такое отношение к себе со стороны наркома обороны Тодорский посчитал недооценкой своей личности и своего труда. Ничего в этом плане не смог сделать для него и «свой человек» Борис Фельдман, главный кадровик Красной Армии.
Не спокойно было и по другому поводу. Московские процессы 1936-го и начала 1937 г., материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) внесли дополнительную нервозность и тревогу. Не успело отзвучать эхо от пламенных речей участников пленума, как грянул мощный раскат грома – арест крупных фигур в высшем армейском эшелоне (маршала Тухачевского, командармов Якира, Уборевича, Корка и др.). Скорый суд над ними и суровый приговор знаменовали наступление нового этапа для кадров РККА – это хорошо понимал такой тонко чувствующий человек, каким являлся А.И. Тодорский.
По процессу Тухачевского проходил и комкор Б.М. Фельдман, близкий знакомый Александра Ивановича. Отношения между ними были более чем приятельскими. Не в пример его взаимоотношениям с М.Н. Тухачевским, о чем скажем несколько позже. И хотя процесс был закрытым, все же некоторые представители Наркомата обороны там присутствовали. Среди них был и начальник Морских сил РККА флагман флота 1-го ранга В.М. Орлов. От последнего Тодорский (разумеется, под большим секретом) услышал много такого, что буквально потрясло его. Правда, еще ранее, на расширенном заседании Военного совета при НКО 1–4 июня, он имел возможность услышать о «заговоре» в РККА и составе заговорщиков, почитать подготовленные ведомством Ежова показания арестованных военачальников. Однако рассказ Орлова о поведении и показаниях на суде обвиняемых превзошел все его предыдущие впечатления. Как мы уже отметили, с Б.М. Фельдманом у Тодорского были прекрасные отношения, с Якиром, Корком и Эйдеманом он в 1928 г. был в командировке в Германии, т. е. весь состав подсудимых был ему хорошо знаком. Первый и главный вопрос, заданный им В.М. Орлову, был, конечно, о том, показал ли кто из подсудимых на него как на заговорщика. Орлов поспешил успокоить Тодорского.
Из показаний В.М. Орлова: «После процесса военного центра Тодорский, зная о моем присутствии на процессе, задал мне вопрос, не назвал ли его, как участника заговора, кто-либо из подсудимых. Я дал отрицательный ответ и спросил Тодорского, почему он беспокоится по этому поводу. Тодорский заявил, что ему еще до процесса говорили, что в показаниях заговорщиков упоминалась его фамилия. Получив от меня отрицательный ответ, Тодорский заявил: «Слава богу, что обошлось без этого, теперь я буду чувствовать себя спокойнее» [48].