Скверное дело

Одно благородное начинание Семен Иосифович провел для ветеранов. А как иначе? Теперь вместе с удостоверением и грамотой им вручали пропуск на бесплатное посещение городских туалетов. Именно пропуск, а не абонемент на ограниченное число посещений, как настаивали владельцы (собственники) этих полезных заведений. С ними Семен Иосифович договаривался отдельно и успешно (коммерческая тайна) и даже пробил заем у какого-то иностранного банка на очень выгодных для нас условиях.

Это еще что! Мелочь. Неуемное воображение Семена Иосифовича питали идеи куда более грандиозные. Свободная мысль (а именно такова она была у Семена Иосифовича) не терпела ограничений, бурлила, выходила из берегов. Не знала пределов. Там где ленивый обывательский ум довольствуется мелочными подсчетами, восторженное воображение Семена Иосифовича (соединение природных способностей с последствиями контузии), заглядывало вдаль, за окрашенный восходом (или закатом) горизонт, где, подобно прозрениям Заратустры, открывались новые страны и целые континенты духа. Немудрено, что Семен Иосифович размечтался сотворить новую религию. Подобно чудесам и свидетельствам, открывавшим запредельные пути древним народам, здесь толчком к просветлению послужило телевидение. Признаемся, хотя бы себе, далеко не каждый способен распорядиться полученной информацией, не подпасть под ее влияние, а, овладев, подмяв, так сказать, под себя (не будем бояться здесь этих слов), сделать поистине реформаторские открытия. Вспомним, как растерянно (впрочем, кто как) наблюдали мы за уроками, достойными Диснейлэнда и преподанными Господином президентом (живым человеком, не без слабостей, как оказалось) юной стажерке в задней комнате имперской резиденции, в алтаре Храма государственности, пред которым толпы взволнованных до потоотделения экскурсантов воочию убеждаются в торжестве освященной законами добродетели. Легкое потрясение умов, которое вызвали тайны этой комнаты (со временем здесь протянется экскурсионная тропа), не коснулось Семена Иосифовича, а послужило толчком для возрождения древнего культа извлечения плодоносной струи из самих недр символа эпохи (и ее ритуального пролития на девственные одежды). Разве в древнем Риме – прообразе имперского величия было не так?

Семен Иосифович замахнулся, не шутя. Отдельно выдвигалась мысль помещения в Музей мадам Тюссо (слово мадам здесь очень уместно) композиции с возложением рук застывшего божества на голову коленопреклоненной, погруженной в тайны приобщения девы. А пока план внедрения идеи (как символ дружбы между народами) обсуждался лишь начерно – выбором accessoires (приспущенных одежд, листков фиги) и образов, сменивших бездуховный материализм.

Таких добрых дел за Семеном Иосифовичем числилось немало. Что и говорить, время для предприимчивых людей настало замечательное. А очень важный человек, можно сказать, спаситель Отечества, которому Семен Иосифович подкинул очередную мысль (мы к ней еще вернемся), высказался так. «Не важно, за что схватить, если есть за что держаться.» Мысль эта, переведенная на латынь (хоть и на санкрит не мешало бы), и используемая по самому разному назначению (в частности, для подведения итогов экономических реформ), украсила сборник афоризмов новейшего времени и вызвала много ученых и личных толкований, а Семен Иосифович только вздохнул. Он знал жизнь, и потому был человек грустный.

Несмотря на постоянную занятость, Семен Иосифович был совсем не бюрократ. Это нужно отметить. Видно, ему нравится работа с людьми, и в этой работе он черпает собственное вдохновение. Попасть к нему для человека с идеями труда не составляло. Так что Леня Шварц пришел по нужному адресу.

– Кульбитина помню. Он консультировал один наш проект.

Проект этот касался южных областей страны (речь о нем впереди), но переговоры велись кулуарно, и совсем не тот человек был Семен Иосифович, чтобы проболтаться.

– У нас интересовались. – Разъяснил он, а сам запустил палец в голову и стал тереть. – На совещание приглашали, не пришел.

– Может, у него документы? – догадался Шварц. – Спецслужбы? С ними как?

– Если что-то найдете, только тогда.

– А не опоздаем? Там иностранцев полно.

– Я человек государственный. – Вздохнул умудренный жизнью Семен Иосифович – Сами решайте. Но чем больше шума…Я там… Мы тут… – Прибеднялся Семен Иосифович. – Поглядим. А будете нуждаться в дополнительной информации, спрашивайте.

– А какого вы мнения об этом Кульбитине?

Семен Иосифович поскреб вмятину: – Может, случайность. Шел человек, нарвался на хулиганов. Ну, а если нет? Тогда что? Умышленное. С какой целью? А таких целей три. Любовь, деньги, власть.

– Пьянство…

– Наш вклад в криминалистику. – Семен Иосифович вздохнул. – Выпили, разбудили инстинкты, озверели. Нет, если умысел искать, алкоголь не годится. Здесь холодная голова нужна. Что я вам рассказываю, когда вы лучше знаете…

– Знаю. – Леня и сам стал огорчаться. Печаль Семена Иосифовича, как летучий вирус, передалась и ему. – Если сразу преступление не раскроешь, по горячим следам, то и перспектива уменьшается со временем.

– Ну, это вы рано загрустили. Вот этот ко мне приходил, – Закс достал визитку, водрузил на нос очки, – Картошкин Федор. Активнейший человек. Знаете его?

– Репортер из криминальной хроники.

– Вот-вот. Готов на любое сотрудничество. Только давай.

– По поводу нашего дела?

– Любого. В общем, будет нужна помощь, обращайтесь. Руководство поддержит. Я бы и сам, по стариковски. Хоть я человек маленький. – И Семен Иосифович скорбно вздохнул.

Глава 11

Когда сыщики встретились снова, Балабуев позволил себе пожаловаться на жизнь, чего с подчиненными делать не полагается.

– Ну что? – Спрашивал Балабуев Шварца. – Что этот Закс?

– Кульбитин его консультирует, как историк. Позвонили домой, узнали, перезвонили нам.

– Что-то этот Закс знает. Но молчит.

– И будет молчать. Хитрющий старик. А к остальным не подступишься.

– Кого-то этот Кульбитин принимал. Через черный ход, впустил и так же выпустил. Иначе чего ему так долго сидеть. Работы особой не было, конференция закончилась. Шел бы домой. А он больше двух часов пересидел. – Размышлял Балабуев.

– Тут вот еще. Я Щеглова поставил проследить. Парень тертый, за корреспондентами иностранными ходил. Он за англичанкой часа три по городу таскался. Никаких контактов, осмотр достопримечательностей. А мне говорит, сколько этих островитян пасу, а такого не видел. В церковь она пошла.

– Ну и что?

– Православная церковь, что ей там делать.

– Поглядеть.

– Это вы Щеглова не знаете. Он все высмотрел. Свечку поставила. У иконы… Вроде как за невинно убиенных.

– Хм. Что еще?

– Перекрестилась по нашему, по православному.

– Ну, глаз орлиный. И что теперь с ней делать?

– В том и дело, что ничего. И допросить нельзя. С нас же голову снимут.

– А что, если мы Картошкина на нее запустим. Пусть раскроется.

– Похоже, есть смысл. Ты голос его в милиции списал? Вот мы его и прикрутим. Будет знать, как с милицией шутки шутить. С остальными как?

– Грек уехал, француз не торопится, подходил к геям. Наши уточнили. Гей клуб искал.

– Ладно, пусть празднует. Я тебе объективки зачитаю. Эта англичанка. Бессменный руководитель экспедиции. Диплом Оксфорда. Там же диссертация. В Москве шестой раз. Работает в архивах. Характеризуется сугубо положительно. Подозрительные связи и контакты не установлены.

Теперь, грек. Университет в Салониках. Профессор археологии, античного мира и мудае… что они тут понаписывали.

– Дайте мне. Медиевистики. Это – средневековая история.

– Всё ты знаешь… – Недовольно пробурчал Балабуев. – Так бы и писали. Блин. Средневековая… В общем, оттуда он. Копает в Греции. Тоже на конференциию пожаловал. У всех научные труды. К истории изучения гробницы Александра Македонского… Видишь как. Я говорил, что похож.