Талорис

– Это все? Или он дает больше?.. – спросил Дэйт.

– Если намазать кровью, – мрачно ответил Зидва. – Дурная вещь. Я так и сказал барону.

– И она может спасти нас всех, если мы окажемся во тьме. Тавер, мастер Харги. Эти две – вам.

Дэйт повесил оставшийся артефакт себе на пояс.

– Все свободны. Тавер и мастер Скворец, давайте пройдемся.

Направившись к пропасти, они остановились на краю.

– Отсюда можно дойти до второго и третьего мостов?

– Напрямую нет, милорд, – ответил каменщик. – Стена преграждает путь через двести ярдов. Следует вернуться и пройти по другой цепочке пещер. Дорога займет около часа.

– Хорошо. Значит, враг не сможет быстро перебросить отряд отсюда на другие площадки. А как обстоят дела через пропасть? Там общая дорога имеется?

– Есть крутая тропа по самому краю. Мы наладили мостки и прорубили ступени, но людям в броне и с длинным оружием следует двигаться с большой осторожностью. Второй путь через озеро, там, где я предложил разместить лагерь.

– Прорубили ступени?

– Зидва приказал.

«А егерь-то не безнадежен», – подумал Дэйт, а вслух сказал Таверу:

– Если они преодолеют хотя бы один мост, мы столкнемся с проблемой удара во фланг или в тыл. Подготовь запасной план, возможно, придется сражаться на территории нового лагеря.

– Сделаю. Потолок видели, милорд?

Дэйт задрал голову, прищурился, разглядывая во мраке острые каменные зубья, так похожие на клыки чудовища. Они нависали над людьми целыми гроздьями.

Дэйт не различал другого «берега» Улыбки Шаутта и ориентировался лишь по огонькам двух костров, разожженных там, где работала бригада каменщиков, подтачивающих основание постройки волшебников.

Далеко.

– У лучников не выйдет стрелять навесом, потолок соберет все стрелы. А настильного огня бояться будем, если только они почти преодолеют мост. Какова его длина? Ярдов четыреста?

– Четыреста семьдесят два, милорд, – тут же откликнулся Скворец и пожал плечами в ответ на заинтересованный взгляд. – Привык быть точным, даже когда что-то ломаю. И это самый узкий участок Улыбки Шаутта. Второй мост – пятьсот семь, и третий – шестьсот тринадцать ярдов. И эти каменные штуки, переброшенные через бездну, держатся лишь на двух опорах, милорд! Эх! Если бы мы в нашу эпоху умели строить так, как в прежние!

Ему было о чем сожалеть. Дэйт видел край, вырезанный точно из цельного куска скалы, столь незаметны оказались стыки между блоками. Впрочем… не вырезанного, а скорее вылитого, если бы твердый камень только можно было плавить и лить.

Искусная резьба по воздушным перилам, ровные, блестящие влагой ступени.

– Словно он создан из воды и воздуха, – восхищенно пробормотал Тавер. – Настоящее чудо, командир.

Мост аркой поднимался над пустотой, точно кит, показавший спину из моря.

Дэйт ступил на него, подняв факел повыше, мрачно думая: сколько же еще работы предстоит людям Скворца! Он не рассчитывал, что мосты окажутся в столь хорошем состоянии спустя полторы тысячи лет с момента их создания.

– Мы, кажется, застряли здесь на большой срок, командир. – Тавер озвучил его мысли.

– Да.

Оба понимали, что им придется провести в пещерах многие дни. До тех пор пока не кончится топливо, еда или… люди.

На середине пути Дэйт посмотрел налево, туда, где горели фонари работников, пытавшихся найти слабины в конструкциях соседних мостов. Самые дальние огоньки размером были не больше макового семечка.

– Тавер, найди ловких легконогих ребят. Нужны вестовые, которые во время боя могут быстро перемещаться между отрядами. Тех, кто устоит на узкой тропе и не свалится в пропасть.

– У меня есть несколько человек на примете.

– Мастер Скворец. От какого моста ближе всех к Червю?

– От этого, милорд. Он в пяти минутах.

– Покажи.

Они прошли над бездной, под сильным холодным ветром и капающей с потолка водой, кое-где льющейся с такой же частотой, как осенний ливень.

Путь к Червю от пропасти оказался неприятно короток, и Дэйв хмурился, думая о том, что если их выдавят сюда, то все может закончиться совсем не так, как он надеется. Враг прорвется, закрепится и сможет вырвать победу. Эти проклятые шауттами мосты следует обрушить во что бы то ни стало!

Если надо, он готов грызть их зубами.

Вход в Червя, идеально круглый, словно проделанный с помощью гигантского сверла, был обрамлен буквами старого наречия. Рядом лежала груда разбитого камня, в которой при должном внимании можно было угадать осколки разбитой статуи, судя по уцелевшему фрагменту лапы – некогда она изображала огромную кошку, возможно легендарного белого льва, существо, заключившее союз с волшебниками и погибшее во время Катаклизма.

– Посвети, – буркнул он Таверу, и тот поднял свой факел, пламя которого волновалось на сквозняке, повыше.

Дэйт ступил в туннель, отличавшийся от других пещер тем, что стены его были отполированы, словно зеркало.

Он провел по ним пальцами, ощущая холод камня и его гладкость. Да. Здесь поработали не обычные люди, а волшебники.

– Мастер Скворец. Ты проверял туннель?

– Прошел шагов триста, милорд. Везде все одинаково. Ни единой трещинки, куда бы я мог вбить клин. Бесполезно.

Каменщик подумал о том же, о чем и Дэйт. Если бы они могли обрушить туннель, а не мосты, все было бы гораздо легче.

– А если вбивать не в трещины? Сразу в породу?

Тот усмехнулся и с силой стукнул киркой по стене, выбив целый сноп ледяных искр.

– Ваша броня помягче будет, милорд. Волшебство. Без дураков. Как говорил мой батя, волшебство поборет только волшебство. Мы лишь убьем инструменты, а не добьемся даже царапины.

– Далеко отсюда до поверхности?

– Говорят, дорога занимает полных четыре дня. Это дикий край, туда никто не ходит. Делать там нечего. Лишь снег, высота и ледяная смерть.

– Отправить людей? – спросил Тавер, но Дэйт покачал головой.

– Возвращайся с мастером Скворцом. Я пройдусь вперед. Если за час пути не увижу ни одной трещины в туннеле и не найду подсказки от Скованного, оставленной лично для меня, как обрушить эту хрень, то вернусь. И мы сосредоточимся на основном плане.

Они ушли, а Дэйт постоял еще немного, с ненавистью разглядывая стены Червя, и начал долгий путь в сердце горы.

Глава четвертая

Стража Верблюжьего рынка

Порой человек в простом платье оказывается важнее, влиятельнее и опаснее, чем разодетый в шелка богач. Вчера я уступил дорогу нищему и предложил ему еду, а сегодня этот нищий принимает меня в своем дворце, где его называют герцогом и вытирают перед ним пол своими телами. Кариф удивительная страна, но я, право, не знаю, чего ожидать от их безумия. Все же у нас, в Савьяте, все куда прозаичнее и проще. Сразу знаешь, что за человек перед тобой и чего от него ждать. Разве не для этого придумана одежда? Не только чтобы скрывать наготу, но и сразу опознавать уважаемых людей.

Шарэт, командир дневной смены стражи Верблюжьего рынка, изнывал от жары, такой густой и тяжелой, что, казалось, ее можно взять, положить в мешок и отправить врагам, чтобы они страдали точно так же, как он. Чтобы они истекали потом, их одежда была мокрой, воняла, а голова раскалывалась от боли, и они мечтали опустить ее в кувшин с хмельным анисовым араком, да так и захлебнуться в нем, лишь бы не чувствовать этого зноя.

От него не спасал сквозняк, который начальник стражи попытался устроить, открыв окна и двери в караулке. Ветерок получился слабый и уж больно горячий – на таком неплохо можно жарить баранину к вечернему ужину. Холодный арбуз с сильно разбавленным вином тоже мало радовали – стоило их поднять из подвала, от талого льда, как они нагревались.

Шарэт страдал. Страдал куда больше, чем в день, когда цирюльник вскрывал ему чирей на ноге. И куда сильнее, чем когда тот же самый цирюльник, чтоб его шаутты забрали на ту сторону, рвал ему зуб.