Потомок древних королей

Хотела поговорить с уезжающим ведуном. А оказалось, что их присылают только по теплу, зимой набегов почти и не бывает. Так — мелкие стычки. За лекарней рассмотрела маленькую баню — большую тут не протопить, потому что мало дров и везут их издалека санями. Спросила помыться, мне обещали, что топить к вечеру будут, и я пойду первая.

Лечила своих подопечных, смотрела, что и как готовят на кухне. В кладовой осмотрела запас продуктов. Наш обоз подойдет позже, там и мои вещи едут.

Лошади стояли под навесом. С трех сторон доверху загорожены сбитыми тюками с сеном. Со стороны площадки опущена парусина, как стенка. На столбах между тюками навешена упряжь, сбоку седла рядком.

Все продумано, удобно, разумно. После обеда должны были уехать отстоявшие свою вахту стражники. Суетились во дворе, гомонили. Я, чтобы не мешаться под ногами, спряталась у себя в избушке, осмотрелась внимательно. При входе малые сени, вход в комнатушку. Одно окошко над столиком. Малая печка. Вместо лавки топчан с матрасом, набитым пахучим сеном. Видно, летом меняли. Подушка перьевая, чистая. Новое одеяло, тоже перьевое, мелко стеганное. Простыни стопкой, утиральники. Как тут стирают? Отдают в деревню? Или это запас на весь месяц? Возле входа крючки для одежды, что-то вроде ларя, пустого пока. Потом сложу туда свои вещи. На окно занавеску нужно приладить, а так — все хорошо, уютно. Мой уголок… Стукнули в окно. Точно, нужно занавесить. Под дверью топтался Юрас, заглядывал в глаза:

— Ты как тут? Понравилось? Я принес тебе перинку, а то там сено колючее. Выходи, посидим, проводим ребят. Ветер стих, скоро снег пойдет. Со стены красиво смотрится.

Перинку приняла, мне она и правда нужнее. Вышла на улицу. Юрас взял меня за руку, повел за собой. Из-за перинки неудобно было вырвать руку, отчитать. Впредь нужно осторожнее с подарками. Вышли наверх, сели под наружной стеной, глядя на суету во дворе. Он вытащил из-под скамьи накидку, стал прикрывать обоих с боков и сверху. Я опомнилась, всполошилась:

— Что ты творишь, Юрас? Зачем?

— Снег же пойдет сейчас, вот увидишь. Темнеет быстро, тучи низкие со степи, понятно же. И я предупредил тебя, что буду ухаживать, нужно, чтобы все знали, что ты моя.

— Я не твоя! Я ни на что не соглашалась!

— Понарошку. Чтобы другим не хотелось.

— А тебе? Юрас, давай решим все сейчас!

— Даринка, я не отступлюсь, сказал же. Не буду давить на тебя и заставлять — не бойся. Я и сейчас тебя позвал, только чтобы обговорить все. Все знают, кто тебе люб. Но ты маленькая еще, видела мало, знала немногих. Тебя первый раз парень приголубил, ты и растаяла. Он хороший, мне говорили. Но хороших людей много, за всех не выйдешь. Ты сама подумай — станешь ли сейчас жить в лесу, коров доить? Ты мир только видеть начинаешь, людей узнаешь. Не спеши сунуться в ярмо, осмотрись сначала вокруг. Ты даже силы своей ведовской не изучила толком, не освоила. Тарус поможет, он по воинскому делу давно.

— Тарус разве ведун?

— А тебе не сказали? Я думал, что ты знаешь. Как ты про то видение рассказала, так и стали собирать полный отряд. Опытного ведуна послали. За месяц он тебя так натаскает… Не гоняй меня, Дарина, мне верить нужно, что есть надежда. Меня приворот не настиг не из-за амулета. Такой же, как у всех нацепил, просто не сказал никому. Не ломало меня тогда, вот и поверили. Ты же знаешь, кого не берет… Им легче, ты их отворотом отпаиваешь, а я как чумной. И виду подавать особо нельзя. Я тебя приручать буду этот месяц. Не обниму, целовать не стану. Тут все на виду, ты противиться будешь, я знаю. Но говорить со мной, смотреть на меня привыкнешь. Узнаешь лучше. Вернемся — поговорим опять.

— Какой ты настоящий, а, Юрас? Когда притворялся — тогда или сейчас? Ты хоть помнишь, что творил?

— Люди меняются. Не знаю… Я сам еще не разобрался. Разве так бывает, что раз увидел и пропал? У меня еще не было. Я думаю — не пару ли почувствовал? А? Дала бы поцеловать себя разок, я бы все и понял. Говорят, что первый раз звезды перед глазами зажигаются, а остальной мир вокруг гаснет. Тихо становится и мирно, души дом свой находят.

— У меня так было — мирно и тихо. Только без звезд.

— В любви крышу сносит, тихо и мирно не бывает. Я не про то. Не про уют. Ты не понимаешь. Хорошо, что сказала, я теперь знаю, что не пара он тебе.

— Да что ты знаешь? Откуда? — я вскочила со скамьи, — ты… ладно, считай — договорились. Ко мне не пристаешь, будем разговаривать и только. Хотела спасибо за дорогу и заботу сказать — говорю вот… Постарайся и дальше не испортить все. Здесь враждовать нельзя, тяжело жить будет. Будь ласков, держи себя в руках.

— Договорились. Буду… ласков, — усмехнулся смирно, — и ты тоже…будь.

ГЛАВА 16

На третьей неделе я вешала амулеты от приворота на всех «выздоровевших» воинов. Юрас сегодня отпускал пятерых на посиделки в деревню. Провожали счастливчиков всем отрядом. Остальные тоже оживились и повеселели. Мы с Тарусом вздохнули спокойно. Для меня с окончанием "лечения" не изменилось ничего — и до этого все обращались со мной приветливо и бережно. И скучать не давали. То и дело слышалось:

— Дарина, что еще в котел кинуть? Скажи хитрость какую, чтобы меня все хвалили!

— Дарина, я им говорю — печка дымить начинает, слышно же — пробивает в какую-то щель! А они не чуют. Зайди сюда, рассуди.

— Дарина, готово! Пошли! С вечера еще лунку макухой закормил, рыба уже должна подойти.

— Дарина, песни петь сегодня будем? Соглашайся, а то они без тебя — ни в какую…

И так целый день. Всем было до меня дело. Смеялась, не сердилась. Понятно было, что они ко мне, как к сестренке младшей относятся. И я тоже старалась — и готовить каждый день помогала, и рыбу ловить ходила, и песни с ними пела.

К этому времени крепостца превратилась для меня в дом родной. Я оценила баньку, из села подвозили свежие и вкусные продукты, так что и кормились стражи лучше некуда, хоть и без особых изысков. Правда, вместе с молоком и хлебами во двор все норовили просочиться местные девицы. Их быстро выпроваживали, расплатившись за товар.

Юрас приручал меня, как и обещал — не надоедая, не ставя в неловкое положение перед отрядом. У меня не было причины дичиться его, я училась доверять, уважала, как молодого, но грамотного командира. Они с Тарусом старались сделать мою жизнь здесь не только удобной, но и полезной для меня. Оба учили всему, что считали необходимым. Хотя к воинскому искусству тяги у меня не было — тем, что украла, и так владела неплохо. Зато ведовские штуки я постигала с легкостью и удовольствием. Все то, чему бабушка учила маму и сестру с детства, мне старались вложить в голову за этот месяц.

Я уже на память знала, как лечить боевые ранения — рубленые, колотые и полученные при попадании стрелы. И тихо молилась, чтоб эти знания мне никогда не пригодились. Но, помня свое видение, нарвала полосами кипяченую ветошь, набив почти доверху провощенный мешок, для чего отобрала у каждого по простыни. Свежие наговоренные снадобья от жара и огневицы стояли на холодке. В тепле настаивалось на целебных травах крепкое хлебное вино. Я училась заводить остановившееся сердце и вправлять кость. Все это очень подробно и приводя примеры из своего прошлого, объяснял Тарус. Я удивлялась его опытности — ведь не старый совсем, всего лет тридцати с небольшим, а дело свое знал.

Что касается «ухаживаний» Юраса, то навязчивыми и неприятными они не были, никак не задевали и не обижали меня. Со временем я так привыкла к его взглядам, улыбкам, что даже отсутствие его сразу ощущала. Все, что он делал, даже трудно было назвать ухаживаниями. Просто, когда проходил мимо, то всегда норовил пройти ближе ко мне. За столом сидел рядом, подкладывая в мою миску вкусненькое. Часто привозил из обхода или деревни гостинцы — то кисть примороженной рябины, то красивый сухой лист, то пучок пушистой степной травы, то сладкий пряник. Вручал прямо в руки и так, чтобы руки коснуться. Все делал как будто нечаянно, а потом хитро улыбался.