Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 33

Не знаю, что толкало меня исследовать квартиру одной, почему-то мысли не мелькнуло о грабителях. Мыслей не было вообще, внутри все сжалось, я забывала дышать. В спальне на моей кровати, спиной ко мне, спал мужчина. В светлых джинсах и белой футболке. Его длинные темно-каштановые волосы, стянутые кожаным ремешком, рассыпались по подушке. Он обнимал ее обеими руками, отвернувшись к стене и его лица не было видно.

На подламывающихся ногах я подошла к креслу и почти упала в него. Кресло скрипнуло, и меня пронзил ужас — я не готова была видеть его, мне нужно было время прийти в себя. Он не услышал и не проснулся, а я молча сидела, обмякнув в подушках и выключив мозги полностью. Сама не понимала, что чувствую. Скорее, в этот момент — ничего. Шок! Не знаю, как долго я просидела, прожигая в нем дыры взглядом. Но вот он шевельнулся, развернулся к двери и я увидела сонное лицо Старха. Бороды и усов не было, но я узнала его мгновенно — смотрела в глаза и молчала. Я опять не могла заговорить первой.

Он моргнул пару раз и выдохнул: — Даша…

Я отмерла и почему-то отшатнулась, дернулась назад.

Он резко сел на кровати и быстро сказал: — Не прогоняй меня! Даша! Выслушай! — На помятом ото сна лице отразилось отчаянье. А меня потянуло к нему… Как сомнамбула, я встала, шагнула, подняла руку и прикоснулась ладонью к его лицу — мне нужно было удостовериться, что я не брежу. Он тоже встал и стоял, опустив руки и не дыша. Я провела рукой по его щеке, гладкой и выбритой и из глаз хлынули слезы.

— Даша, маленькая моя, ну что ты? — прошептал он, осторожно обнимая меня. И тут меня накрыло! Я вцепилась в его футболку двумя руками, сжав кулаки, и уткнувшись лицом ему в грудь, зарыдала, трясясь и всхлипывая. Из горла рвался крик, и я глушила его, грызя ребро своей ладони. Меня колотило от невозможности со всей силой выплеснуть все то, что я чувствовала. Сквозь рыдания успевала выговаривать:

— Ничего… я сейчас…извини…сейчас-сейчас…ох, истерика…подожди.

— И опять выла ему в грудь, вымачивая футболку слезами и соплями, и меня постепенно наполняло ощущение такого всепоглощающего счастья, что все это просто разрывало меня изнутри, я дышала с трудом. Меня бережно поддерживали, поглаживая по спине и подхватив, чтоб я не упала. Он что-то бормотал мне в волосы, я не слышала — что. И это было так правильно, что он держит меня, что он здесь, что мы вместе!

Постепенно эмоции схлынули и я успокоилась. Оторвалась от него, подтолкнула к кровати и он сел на нее. Сама сделала шаг назад и опустилась в кресло. Мне нужно было насмотреться на него, видеть его всего. Мы опять молчали, глядя друг на друга. Не хотелось говорить, не хотелось вспоминать и выяснять ничего. Сейчас мне было хорошо и хотелось это «хорошо» продлить. Наконец, я спросила: — Ты как здесь?

— Очень долго рассказывать, очень. — Старх улыбнулся чуть виновато. — Ты же понимаешь — я не мог отказаться от тебя, продумал, что делать и у меня получилось.

— Ты хочешь кушать? Я сейчас приготовлю. Потом мы пойдем в парк, и ты мне все расскажешь. У тебя есть на это время?

— Да, Даша, у меня есть время. Давай покушаем. И сходим.

Мне нужно было выслушать все, не глядя ему в глаза. Идя по дорожке парка. Я не знала, что услышу и не знала, как буду реагировать, и у меня должна была быть возможность спрятаться, отвернуться. Скрыть выражение лица. Почему-то мне опять было не по себе. Я не вызывала в памяти обиды, просто опять нахлынула действительность. Прошел момент безоговорочной душевной близости, впереди выяснение отношений и этого не избежать. Страшно было, если он не понял, почему я ушла. Тогда все напрасно, и его приход сюда тоже.

Я приготовила омлет с помидорами. Мы выпили чаю с мамиными пирожками. Говорили о еде, откладывая на потом все, что могло нас отдалить друг от друга еще больше. Пока мы ели, я внимательно рассматривала его одежду, лицо. Отсутствие бороды и усов открыло твердый подбородок и жесткие губы. Я помнила их на своих губах… Внизу лицо было светлее, а вверху — загорелое. Он тоже смотрел на меня, почти не отрываясь, провожая взглядом все мои передвижения по кухне. Внимательно следил за руками, когда я раскладывала еду на тарелки. Мы оба не хотели этого разговора, не хотели вспоминать, что пережили, расставаясь. Это освежило бы в памяти причину расставания. Сейчас все зависело от того, что и как он мне скажет, и я боялась — вдруг он не справится? Так боялась…





Наконец мы вышли из дома и пошли по тротуару. Я не спрашивала, откуда у него одежда и обувь, как он нашел меня, как попал в квартиру — это сейчас не было важно.

Подошли к парку и направились вглубь. Здесь почти никого не было — слишком рано, только изредка вдалеке виднелись любители ранних пробежек. Я решилась и выдохнула: — Говори. Я слушаю.

Прозвучало напряженно и сухо.

Он посмотрел на меня почти с мукой: — Ты не простила меня…

Я с удивлением взглянула на него:- Я сейчас не об этом думаю. Расскажи, что было с тобой после меня. Как ты сюда попал? Все! Подробно!

— Когда ты исчезла, я долго еще сидел на том камне, — помолчав, глухо заговорил он, — когда вышел, меня ни о чем не спросили. Видно, что-то слышали или поняли по лицу. Не надоедали. Я выходил из пади, уже решив для себя, что не сдамся. Без тебя все вокруг стало серым. В тот момент что-то случилось с моим зрением — я смотрел и не видел красок… Я знал, что сделаю все, чтобы вернуть тебя, но тогда сил не было ни на что. Не хотелось думать вообще ни о чем, я просто не в состоянии был мыслить и действовать разумно. Нужно было переждать, когда перестанет болеть так сильно.

Я поехал к дяде на следующий день. Он уже все знал. Мы вместе молчали, выезжали на лошадях, пили, кушали, не говоря ни слова о деле. Я будто замерз внутри. Двигался и говорил, как неживой. Он и братья не оставляли меня одного. Только они видели мою слабость… Постепенно отупение проходило. Они это заметили и предложили поговорить. Мы собрались вчетвером — дядя, братья и я. Выпили и я рассказал в подробностях о том, что случилось.

— У меня такой возможности не было. Я пережила все одна. Представляю, что ты обо мне выслушал. О моих глупых претензиях и капризах, — таким же сдавленным голосом вклинилась я в его рассказ. Он медленно покачал головой.

— Ты совсем их не знаешь. Мы обсудили все очень серьезно и подробно. Нашли способ выйти на старика. Был единственный шанс встретиться с ним — когда он будет отправлять домой очередного Хранителя. Это произойдет, когда пройдет минимум три и максимум — четыре месяца со дня твоего ухода. В любой из дней после третьего месяца он может появиться. Значит, нужно все это время караулить там и поджидать его.

Поскольку существовал запрет на общение, ждать пришлось бы в лесу, не показываясь Хранителю на глаза. Как попасть туда, я знал. Проблема была в том, что это произойдет зимой, а обогреваться и готовить еду у меня не будет возможности. Но это случится через три месяца, и мы считали, что успеем к этому времени что-нибудь придумать и подготовиться. У меня появилась цель и с ней надежда.

Я вернулся во дворец. Накопилось много дел, я уставал, как рабочий мул. В один из дней мне доложили, что готовы твои покои, и я пошел посмотреть. Мне не все понравилось, и в перерывах между делами я сам занялся обустройством твоих комнат. Сначала просто переставлял мебель так, как могло быть удобнее для тебя. Потом увлекся выбором ковров и занавесей, браковал их, менял. Переставлял с места на место шкатулки и зеркала… Выбирал для них рамы… Заказывал расшитое постельное белье и удобные кресла. Менял ширмы и веера. Перебирал ткани для нарядов. Сам перенес всю твою одежду и развесил ее.

Когда покои были готовы, я затосковал еще сильнее и стал приходить туда каждый вечер просто так, — он судорожно вздохнул и остановился, взяв меня за плечи и развернув к себе. Рассказывал, глядя мне в глаза и я не могла оторвать от него свои, — сидел в кресле и представлял тебя на своих коленях. Смотрел на твои платья и вспоминал как ты вышла тогда на крыльцо вся в синем, с огромными растерянными глазами на нежном личике, и все потеряли дар речи. Брат тогда все понял обо мне и дразнил, а я ревновал.