Страница 19 из 19
— Люблю тебя… люблю… страшно люблю… родная моя… хорошая… любимая…
В дом они проскользнули почти на рассвете, как две тени. А потом без сил упали на кровать. Сана выпила воды и уснула, не в состоянии ни одеться в рубашку, ни помыться. Его девочка, его любимая, с которой он был всего один раз… так давно. Наконец она рядом с ним… тихонько сопит в подушку.
А Роману не спалось — не мог. Слишком многое пережил сегодня, слишком сильное потрясение испытал. Все думал и вспоминал это — осознание неминуемой гибели, сильные руки отца, возвращающие его к жизни. И не понимал — а хотел бы он для себя такого после смерти? Иметь возможность помочь… хранить тех, кто тебе дороже всего на свете? И однажды использовать эту возможность… Да, наверное, это стоило того…
Роману в голову не пришло бы назвать этого человека отчимом — ни раньше, ни сейчас, когда у него появился родной отец, которого разлучили с сыном и женой много лет назад. А папа Женя — это его счастливое детство. Это взрослый, умный, бесконечго уважаемый мужчина рядом, для которого и он был сыном, настоящим сыном. Потом он погиб, его забрал Амур… страшное время. Как они все пережили это, как тогда смогла выжить мама? Леший сказал, что батя живет теперь в Море, что он теперь одно с ним и когда настанет такое время… он придет на помощь… сможет… ему разрешат. И он пришел… Это что? Плата за украденные годы жизни? С детьми, с любимой женщиной? Возможность хранить их, быть ходатаем за них перед Высшими силами.
Мистика… нереальное, неведомое волшебство. И страшная, недобрая сила самых таинственных и самых больших на континенте болот… живых, как и Лес? Им нужен Хозяин, чтобы держать их в узде. И, похоже, что он вернулся и ему дают еще один шанс. И у него теперь есть Хозяйка… Нужно не забыть сказать им про клад.
Он укрыл простыней Сану, осторожно потрогал рукой ее лоб — прохладный, жара нет. Бережно обнял, прижал к себе, согревая. И вспомнился ее танец… Для кого она танцевала тогда, кому предназначалось это изумительное по красоте и чувственности зрелище?
Сколько будет жить, он никогда не забудет то, что увидел там — тонкая женская фигурка, извивающаяся, кружащаяся под слышную только ей мелодию в синем ночном лесу. А вокруг — танцующий вместе с ней живой туман и змея, и голубые огоньки кружащихся светлячков. И льющийся прямо сверху холодный, потусторонний свет полной луны…
ЭПИЛОГ
До Труворова городища мы не доехали — остатки крепостного рва не давали машине заехать на территорию бывшей старинной крепости. Пришлось Роману в руках тащить покрывало, корзинку с едой, плед. Мы прошли по тропинке, вошли в каменную арку калитки и прошли к краю площадки, заканчивающейся обрывом.
Под нами расстилалась заповедная Мальская долина — цепь озер, почти заросшая речка, высоченные живописные холмы вокруг. Это чудо невозможно было описать и насмотреться на него невозможно…
Я расстелила покрывало на траве и мы сели почти на краю обрыва, молчали… сначала нужно было насмотреться, вобрать в себя глазами эту красоту. Роман обнимал меня, склонившись головой ко мне на макушку, потом наклонился, поцеловал ухо и прошептал в него:
— А где же водопады?
— Не водопады, а Словенские ключи. По легенде двенадцать струй… но там больше. Каждая что-то означает — здоровье, любовь, долгую жизнь, удачу… ну и тому подобное. Но никто не знает — какая где. И каждый приходит и пьет воду из своей, и находит свою судьбу.
— Не зная — где какая?
— Не зная, конечно. Но они потом все равно сливаются вместе — в реку Жизни… Посидим и потом пойдем. А лучше подъедем — прямо туда. Там совсем рядом маленькая гостиница.
Роман решил: — Подъедем, конечно… Ты хочешь заночевать здесь? Мы же думали во Пскове…?
Я смущенно завозилась, пряча глаза, и он решительно развернул меня и заглянул в них.
— Я, кажется, понял — древнее городище, рядом более поздняя, но все равно старая крепость…
— Еще развалины Мальского монастыря… — прошептала я виновато, — долина вообще… и Старый Изборск, ну…
— Ты что-то уже знаешь? Видела?
— Неа. Только подозреваю. Ну не может здесь быть пусто, ты же понимаешь.
Он опять прижал меня к себе крепче, положил руку на маленький еще живот и сказал с укором:
— Нельзя тебе больше, — погладил животик и продолжил: — Сама тоже понимаешь.
— Мы не будем брать — только посмотрю и тебе расскажу. Интересно же, ты что? А давай я тебя покормлю… А то голодный…
— …мужчина — злой мужчина, — продолжил он согласно. И мы вместе разложили на покрывале все, что приготовили для пикника.
Мы сейчас отдыхали от всей той суеты, которая поднялась из-за нас — поездка в Питер, знакомство с многочисленной родней, потом свадьба — это вообще было тяжело. Потом у меня начался тошнотный период, и мы жили в Грузино у Ромкиных дедушки и бабушки. Но сейчас мне уже стало гораздо лучше, и захотелось показать ему Псковщину, которую излазила вдоль и поперек и хорошо знала.
На этот момент мы уже посмотрели Псково-Печерский монастырь и вот прибыли в Старый Изборск. Дальше была еще куча планов — Никандрова пустынь, Пушкиногорье.
Вечером, почти ночью уже, мы сидели на лавочке возле ключей. Слушали не прекращающийся шум воды, падающей с разной высоты, перед этим кормили лебедей… Народ уже разошелся, экскурсии разъехались и мы остались одни. Я засмотрелась на водопады и вдруг в голову пришло… вспомнилось — вода…
— Ты рассказал маме? — спросила, даже не подумав, что могу расстроить мужа. Но Роман просто посмотрел на меня и молча покрутил головой. Немного подумал, и все же ответил:
— Там сложно все. Я иногда думаю — как так бывает? Кто-то вообще никогда не любил… да-да, я знаю таких людей. А маме дано было две любви. Такие, каких просто не бывает… это я раньше так думал. Сейчас знаю — у нас с тобой тоже… Но мама… она немного сдержана при нас с отцом, как если бы стесняется любви к нему, но это же абсурд! А потом я понял — она до сих пор любит их обоих. И то, что сейчас с отцом, чувствует немножко изменой… я не смогу объяснить, наверное. Это настолько на ощущениях, настолько тонко, что…
— Я понимаю, — обняла я его, успокаивая.
— В общем, я решил не рвать ей душу. Ему я сказал, что мы его любим, а значит и она тоже… он понял. Да он должен чувствовать это!
— Она у вас удивительная. Простая. Сразу родная какая-то. Жаль, что ты не знал мою маму. И папу Ваню… Ром… на той стороне, вон — проплешина между холмами… что-то есть. Маленькое. Пройдем перед сном возле крепости?
— Сколько их есть вообще? Сколько кладов зарыто везде? Это трудно поддается осмыслению — в таких количествах зарытое золото.
— Много, очень много. Очень неспокойная жизнь была у местных жителей — набеги, войны, революция, опять война… Прятали… гибли. Как ты думаешь — маленькому передастся этот дар?
— Не думаю. Он будет весь в меня. Не надо, Саночка, не передавай, — чмокнул он меня в макушку, — мужчины более азартны, смелы, безрассудны… не надо.
— Не буду, — потянулась я к нему губами, и мы еще долго целовались под несмолкающий шум водопадов, в темноте, над тихим Мальским озером со спящими лебедями. И не пошли ночью искать клады, потому что гостиница была совсем рядом, а мы опять так соскучились за день друг по другу… У нас вообще — был медовый месяц, по большому счету. Когда только вдвоем, и делаем только то, чего нам хочется и что приятно.
Всегда вместе и всегда рядом, и рука в руке и целуешь, когда захочется. И прикасаешься поминутно, не веря самой себе — за что мне это счастье, чем я заслужила его и как его выдержать — распирает же иногда от эмоций! Кричать хочется от радости, нестись куда-то, поделиться со всем миром, потому что много! Сильно! Наша с Ромкой любовь… Именно это настоящее сокровище, настоящий клад. Самый огромный, самый ценный из всех, что существуют на свете… Я ощущаю это именно так.