Страница 58 из 88
Начинало светать. Но огонь еще более усилился. К ревущему грохоту присоединялся гул все новых и новых батарей. Начавшие было огрызаться немецкие пушки умолкали одна за другой. Уцелевшие пулеметы благоразумно не подавали признаков жизни. Управление у немцев было явно нарушено. В бинокль, сквозь дым и пыль разрывов, увидел я две или три фигуры связистов, пытавшихся соединить разорванные провода. Видно было, как бежали, разбивая повозки, вырвавшиеся из-за холма лошади.
После двухчасовой артподготовки в атаку по мокрой зяби поднялась советская пехота. Я подумал, что окопный период окончился. Наступающий солдат почти не роет окопов.
В цепях наступающих полков шли командиры артиллерийских взводов управления: Малков, Ковалев, Сулименко. Они на ходу передавали указания о переносе огня так, как того требовалось пехоте.
Рота гвардии старшего лейтенанта Наумова ворвалась во вражеские траншеи через три минуты после того, как огонь артиллерии продвинулся дальше. На головы врагов обрушились гранаты, удары штыков, лопат и прикладов.
Командир отделения гвардии старший сержант Левченко, увидев, что убит командир взвода, крикнул:
— Отомстим за командира! Вперед, на Житомир!
Подобно смерчу шли гвардейцы, уничтожая то, что не смогли разрушить снаряды. Далеко справа и слева наступали соседние армии.
Я шел с пехотой. На сапоги налипали пудовые комья грязи. Отрадное зрелище представлялось глазам: почти все траншеи и окопы были разрушены, железо, дерево и земля смешались. Повсюду у разбитых минометов и пушек валялись обезображенные трупы, прикрытые разодранным в клочья обмундированием. Запах крови и пороха раздражал ноздри. Ни одна артиллерийская позиция гитлеровцев не была целой, повсюду зияли воронки, валялись разбитые колеса, зарядные ящики, снаряды в плетеных корзинах.
Пехота создала коридор для прохода танков через свои боевые порядки. В проход на больших скоростях устремились танковые колонны с автоматчиками на броне.
Бой шел на всем протяжении прорыва. Фашисты отбивались с ожесточением смертников.
На «виллисе», весь забрызганный грязью, проехал командующий танковой армией — генерал Рыбалко. Во время первой мировой войны он был рядовым, в годы гражданской служил политработником в Первой Конной, участвовал в знаменитом кавалерийском рейде по тылам армии Пилсудского где-то в этих местах.
Со всех сторон наступали наши войска. Никто не знал колебаний, нерешительности, сомнений, бил врагов со всей силой, на которую был способен. Молоденький красноармеец, раненный в голову, с восторгом рассказывал, что командир его взвода гвардии лейтенант Шерстнев из станкового пулемета укокошил пятнадцать гитлеровцев.
Вскоре появилась первая группа пленных, с головы до ног измазанных грязью и глиной. Они никак не могли понять, как можно было разрушить такие укрепления, взорвать и сжечь сразу столько техники.
Пленный командир взвода Бернгард Майер, у которого шла кровь из ушей и носа, дергаясь в нервном тике, лопотал, что на его участке протяжением в сорок метров находилось два станковых и пять ручных пулеметов. Все это вместе со взводом полетело к чертям в первые десять минут артиллерийского наступления. Уцелели он да еще два вконец обалдевших солдата. В карманах френча он хранил пачку бумажек. Солдаты давали подписку — клялись фюреру, что не покинут обороняемый рубеж. В каждой подписке указывался домашний адрес и перечислялись члены семьи, которые отныне отвечали головой за поведение солдата на войне.
Придя в себя, фашисты ввели в бой танки. Впереди шли тяжелые самоходные пушки «Артштурм».
Наводчик Чернопятко прямым попаданием в бензобак поджег один «Артштурм». Командир орудия, дважды орденоносец гвардии старший сержант Колоколов, огнем и колесами поддерживая пехоту, поджег два танка. Особенно отличилась батарея капитана Урсова. Красавец капитан уничтожил один танк. Но немецкие машины, пользуясь численным превосходством, продолжали мчаться на батарею храбрецов. Один танк полным ходом шел на пушку гвардии сержанта Могутова. Был убит наводчик Игнатов и тяжело ранен его заместитель Галаджан. Могутов сам развернул орудие, но капсюль снаряда не пробивался.
На помощь товарищу, попавшему в беду, пришли старший сержант Чистяков и наводчик младший сержант Погосов. Они развернули пушку и прямым попаданием в левый борт подбили танк. В это время Могутов устранил повреждение и со старшиной Ивкиным подбил два средних танка и расстрелял их экипажи.
Позже я узнал, что Чистяков и Погосов награждены орденами Славы III степени. Но получить их сразу они не смогли, в армии нет знаков.
Наступая в юго-западном направлении, наша армия вскоре продвинулась по шоссе Киев — Житомир. За один день я побывал в селах Небылица, Ставище, Высокое.
От роду не видел я ничего более печального, чем зрелище дымящихся развалин, среди которых, словно мрачные памятники, высятся черные печи да угадываются остовы обгоревших железных кроватей.
К вечеру появились местные жители, часть из них вышла из лесов, но большинство пришло за войсками, притащив на салазках детей да нехитрые свои пожитки. Все они эвакуировались после вторичного появления немцев и сейчас возвращались назад.
Народ шел по широким следам, проложенным танками. Малые дети кидались на шею освободителям, и солдаты помогали жителям нести ребят.
Я поравнялся с женщиной, идущей с сыном, спросил, как зовут ее мальчика. Женщина покраснела и не ответила. Думая, что она не расслышала, я повторил вопрос.
— Зовуткой его зовут.
— Как твое имя, хлопчик?
— Адольф.
— Как, как?
— В дни договора с Германией он родился, когда Риббентроп в Москву прилетал. Ну вот и назвали на свою голову. Его все мальчишки теперь бьют, — смущенно ответила мать.
Не ожидая, пока остынет пепел, люди брали в руки лопаты и принимались откапывать из земли сундуки со своим добром, которое нельзя было унести и которое доверялось земле. Многие сундуки уже были открыты и разграблены фашистами.
К ночи народу поднавалило, а ночевать было негде. Собрались жители Коростышева и Житомира, твердо уверенные, что советские войска вот-вот освободят их города.
На западе, охватив полнеба, металось дикое пламя. Фашисты жгли села на пути своего отступления. Если бы они могли, они бы выжгли здесь все следы человека, умертвили бы самую землю, чтобы даже трава не росла на радость ветру.
От конвоиров, сопровождавших пленных, я узнал, что подполковник Коломиец только что взял большое придорожное село Кочерово. В полку этом я бывал еще в первый год войны. Вспомнился покойный командир его Сергей Легкий, частый гость в нашей редакции. Он ухаживал за одной из корректорш.
Я пошел разыскивать полк. На дороге, тыкая землю металлическими щупами, в тяжелых мокрых валенках бродили саперы. Дорогу загораживали остовы подорвавшихся на минах и сгоревших машин; прямоугольные, деревянные и круглые железные мины громоздились кучами у залитых водой кюветов. Я глядел на них и думал: «Горе пахарям, которые попытаются здесь распахивать землю».
Но уже шла вперед артиллерия, гремели тракторы и огромные «студебеккеры», теперь уже пренебрегая правилами маскировки, с зажженными фарами везли ящики со снарядами. Лязгая гусеницами тракторов, прошел полк Петруни.
Я прыгнул на одну из проходивших мимо машин. Яркий свет то здесь, то там вырывал из мрака черные силуэты женщин с поднятыми руками, просящих подвезти. Они не думали, что могут взорваться на минах, и были одержимы одной мыслью — поскорее добраться домой. Так доехал до Кочерова — огромного села, насчитывавшего когда-то 453 дома. На три четверти село фашисты сожгли.
В Кочерово сосредоточивался танковый корпус, всю ночь ревели моторы, слышались возбужденные голоса танкистов. Недалеко гремели пушки — на станции Тетерев соединение генерала Полубоярова дралось с танковой дивизией СС «Адольф Гитлер». Танки, не успевшие разгрузиться, стреляли с железнодорожных платформ.
Спал я во дворе, на соломе, с гвардейцами из батальона майора Жукова, первыми ворвавшимися в село. Неутомимый хозяин двора всю ночь строил землянку, рубил топором дерево, забивал гвозди, и под звуки этой мирной работы так хорошо спалось! Проснувшись среди развалин села, увидел я деревянную церковь с яркими лазоревыми куполами.