Страница 31 из 39
Затем Грант и Стоддард доказывали, что альпийцы – вялые, глупые и трусливые крестьяне. Средиземноморцы артистичны и разумны, но легкомысленны и ненадежны. Только представители нордической расы храбры, умны и честны. Кровь нордических арийцев должна охраняться от смешения с низшими племенами, дабы цивилизация, которую нордическая раса породила и более всех развивала, не исчезла с лица земли.
Эти книги пользовались большой популярностью. Хотя они были весьма далеки от научных, они все же повлияли на принятие закона об иммиграции в 1924 году. Антииммиграционная лига следила за тем, чтобы ее заявления получали широкое распространение.
История и антропология, как теперь понятно, подают события совершенно по-разному. Северная Европа, родина нордической расы, только тысячелетие назад перестала быть крайне отсталой и варварской. Все главные достижения цивилизации до того времени были сделаны смуглыми южанами и желтокожими жителями Востока. Лишь в последние несколько столетий обстоятельства позволили северным европейцам нагнать, а иногда и превзойти по культуре и могуществу своих южных соседей. И нет оснований полагать, что современное превосходство Северной Европы окажется более продолжительным, нежели раннее господство арабов и монголов.
Нордическо-арийский миф уже был развенчан американским экономистом Уильямом 3. Рипли в книге «Расы Европы» (1899). Рипли поделил белую, или кавказскую расу на нордическую, альпийскую и средиземноморскую подрасы, или типы. Классификация Рипли до сих пор действенна, если мы помним о том, что все три типа встречаются в разных пропорциях по всей Европе, что большинство европейцев не отвечают какому-то одному идеальному типу, но демонстрируют смесь характерных черт, и что население Европы можно разделить и по-другому, равным образом правдоподобно.
Лавкрафт как-то сказал: «Принадлежность к чистокровной расе должна быть величайшим свершением в жизни!» Это было одним из его глупейших заявлений. Насколько известно, на Земле никогда не существовало истинно «чистокровной расы». Различные ветви человечества никогда, за незначительными исключениями вроде жителей острова Пасхи, не были совершенно изолированы друг от друга на протяжении многовекового периода. Какое-то смешение всегда происходило, и великие цивилизации были плодами смешанного народа.
Следовательно, нет причин полагать, что главные подразделения кавказской расы существовали когда-либо в чистой форме, никогда не существовало и чистой светловолосой расы. Произошло лишь то, что светловолосость – эволюционное приспособление к бессолнечному климату Северной Европы – стала более обычной там, где в первичных условиях бледный цвет кожи, сопутствовавший ей, способствовал выживанию, нежели в других местах, где он был вреден.
Лавкрафт, по-видимому, не читал Рипли. Почти наверняка он читал Чемберлена, на что указывает сходство в формулировках в расовых сочинениях его и Чемберлена. По сути, «Преступление века» читается как пересказ частей из Чемберлена. Известно, что Лавкрафт читал Гранта и, возможно, Стоддарда, но их книги появились только после первого выпуска «Консерватив».
Увлечение Лавкрафта теорией превосходства арийской расы нанесло его репутации серьезный урон. И все же он лишь продемонстрировал общечеловеческий недостаток. Большинство людей принимают веру не на основании неоспоримой очевидности или твердой логики, но потому, что эта вера обнадеживает их и дает им чувство превосходства. Падение Лавкрафта до вздора Чемберлена показывает не то, что он был злым человеком, а то, что он отдался нативистским предрассудкам своего времени, места и класса и что он был намного менее объективным, проницательным и здравомыслящим, нежели любил о себе думать.
Не окончивший школу, никогда не зарабатывавший на свои пускай даже и скромные расходы, Лавкрафт остро чувствовал свою несостоятельность как студента и самостоятельного взрослого. Он перестал часто посещать Обсерваторию Лэдда, потому что ему было невыносимо ходить туда как постороннему, а не студентом, а затем и профессором астрономии, которым он надеялся стать[160]. Так что арийский культ был для него предопределен. Если он не мог выделиться как личность, то, по крайней мере, мог принадлежать к высшему роду человека. Он во всем разобрался, но на это у него ушло много времени.
Глава седьмая. Худосочный воин
В 1915 году Лавкрафт перенес ветряную оспу и потерял единственного остававшегося взрослого родственника-мужчину, возможно, служившего для него образцом. Это был муж его старшей тети, доктор Франклин Чейз Кларк. Он умер двадцать шестого апреля в возрасте шестидесяти восьми лет от апоплексического удара.
Со смертью ученого доктора не осталось никого, кто смог бы противостоять влиянию на Лавкрафта удушающей любви его матери. Хотя к тому времени, это, вероятно, многого бы уже и не изменило. В двадцать четыре года характер Лавкрафта уже сформировался.
Второй выпуск лавкрафтовского «Консерватив» (июль 1915–го) начинался поэмой «Сон золотого века» одного из друзей Лавкрафта по переписке, канзасского ковбоя-поэта с весьма скудным образованием, но не без природного таланта, по имени Айра Альберт Коул. Главным вкладом Лавкрафта была статья «Метрическая правильность» – нападки на белый стих, начинавший вытеснять стихотворения с установленным размером как предпочтительный поэтический способ: «Самым забавным из всех заявлений радикалов является утверждение, что подлинную поэтическую страсть невозможно ограничить правильным размером, что длинноволосый, с безумием во взоре всадник Пегаса должен навязывать страдающей публике неуловимые понятия, которые проносятся в величавом хаосе через его возвышенную душу, в строго установленной форме…»[162]
Хотя и переполненная разглагольствованиями, статья Лавкрафта все-таки имела смысл, учитывая произошедшее с поэзией с тех пор, как он начал писать. В передовице Лавкрафт открыто отстаивал свои взгляды: «„Консерватив“ неизменно будет являться воинствующим поборником полного воздержания и запрещения спиртных напитков; умеренного и здорового милитаризма как противопоставления опасному и непатриотичному проповедованию мира; пансаксонизма, или господства английской и родственных рас над более низкими типами человечества; и конституционного, или представительного правительства как противоборства пагубным и презренным лживым программам анархии и социализма»[163].
Лавкрафт также принял вызов своего коллеги-любителя Чарльза Д. Исааксона из Бруклина, Нью-Йорк, издававшего «Ин э Майнор Ки» («В минорном тоне»). Исааксон придерживался взглядов, которые сегодня мы бы назвали леволиберальными, и был полон благожелательности и альтруизма, доведенных до простодушной крайности. Его пацифизм был чистейшего непротивленческого типа. Он был уверен, что «война поддерживается лишь горсткой извращенцев», и когда «народ» одной из воюющих наций лишь только сложит оружие и откажется сражаться, «народы» всех других воюющих сторон поступят точно так же, и восторжествует мир.
Исааксон восхвалял пацифизм, социализм и поэзию Уолта Уитмена, осуждал милитаризм, воинскую повинность, расовые предрассудки и кинокартину «Рождение нации», сторонников которой, по его словам, «следует высечь». Он был твердым приверженцем свободы выражения – за исключением периодических изданий вроде «Лайф» («Жизнь», не более позднего иллюстрированного журнала, а его юмористического предшественника) и «Мэнес» («Угроза»), которые поносили евреев. Эти журналы он бы запретил.
160
William Z. Ripley «The Races of Europe: A Sociological Study», N. Y.: D. Appleton 8c Co., 1899, pp. 526–29; Sonia H. Davis «The Private Life of Howard Phillips Lovecraft», неопубликованная рукопись из Библиотеки Джона Хэя, р. 40; письмо Г. Ф. Лавкрафта Р. Кляйнеру, 4 декабря 1918 г. В действительности Рипли называл северян «тевтонами», но позднее это название было заменено термином «представители нордической расы», потому что «тевтонский», равно как и «кельтский» и «семитский», по существу является лингвистическим, а не расовым термином.
161
Howard Phillips Lovecraft «Regnar Lodbrug’s Epicedium (An 8th Century Funeral Song)», 11. 34–43 в «The Acolyte», II, 3 (Summer, 1944); «Fungi from Yuggoth and Other Poems», N. Y.: Ballantine Books, Inc., 1971, p. 50. Из незавершенного перевода с латыни стихотворения Олая Вормия. (Хельсингия – историческая область в Швеции. С. Т. Джоши в Howard Phillips Lovecraft «The Ancient Track: The Complete Poetical Works», ed. by S. T. Joshi, San Francisco: Night Shade Books, 2001, p. 483, сообщает, что «поэма была написана в конце 1914 г., это перевод латинского перевода Олая Вормия древнескандинавской поэмы восьмого века, приведенного в „Критической диссертации по поэмам Оссиана“ (1763) Хью Блейра. При переводе Лавкрафт опирался на прозаический перевод Блейра… Некоторые строки из латинской версии он цитирует в качестве эпиграфа к „Тевтонской боевой песни“ („The Teuton's Battle-Song“, 1916). Лавкрафт неверно истолковал комментарии Блейра к Вормию, из-за чего решил, что последний жил в тринадцатом веке. Позже Вормий, несомненно, был объявлен латинским переводчиком „Некрономикона“».)
162
«The Conservative», I, 2 (Jul. 1915), p. 4.
163
Ibid., p. 5.