Страница 13 из 22
Он начал кое-что понимать. У многих женщин есть навыки ухода за больными, и все же…
Он вернулся к ее последним словам. Конечно, не одна женщина видела обнаженных мальчиков, но… мужские трупы?
– И часто вы находились у смертного одра, мисс Адамс? – спросил он, не открывая глаз. Так ему легче думать: глаза все еще болели, хотя боль заметно ослабела.
– Я больше не мисс Адамс, – возразила Гвендолин. – Мы женаты, и не говори, что ты забыл.
– Ах да, как-то забыл. Видимо, из-за… мертвых тел. Меня очень интересуют ваши трупы, леди Ронсли.
– И меня тоже. Ты не поверишь, с какими пришлось столкнуться трудностями. Вообще-то найти свежий труп – задача почти невыполнимая, но это не причина, чтобы врачи-мужчины вели себя так эгоистично. Как можно чему-то научиться, если вам не разрешают присутствовать при вскрытии?
– Понятия не имею.
– Мне пришлось в конце концов поспорить с одним из студентов мистера Найтли. Этот идиот заявил, что я потеряю сознание, упаду на каменный пол и получу сотрясение мозга. А я поставила десять фунтов, что ничего такого не произойдет. В результате он сам развалился на части. – В ее голосе слышалась нотка гордости. – Убрав с дороги бесчувственное тело, чтобы случайно не наступить на него, я сама продолжила вскрытие. Это было в высшей степени интересно. Нельзя узнать так много, изучая живых.
– Какое разочарование, – пробормотал Дориан.
– Вот именно. Я ожидала, что будет достаточно проявить себя один раз, так нет! Этот раз оказался первым и последним, когда я держала в руках инструменты. Я добилась только разрешения присутствовать на вскрытиях, да и то в строжайшей тайне от моей семьи. Даже с больными, живыми, разумеется, людьми, я не могла доказать свою компетентность. Когда дежурил, мистер Найтли, я имела право лишь помогать ему. Он приказывал, а бедная девушка обязана безропотно подчиняться, хотя его рекомендации основывались на давно устаревших теориях.
Вчера Дориан выскочил бы из ванны и побежал топиться в болоте. Но сегодня, хотя часть разума твердила, что бегство – лучший выход, ему было так тепло, так уютно…
Поэтому он сказал довольно мягко:
– Неудивительно, что ты ухватилась за возможность иметь собственного больного.
«А потом и собственный труп», – добавил он мысленно. Особого значения это не имело. Если она решит вскрыть его бренные останки, он не сможет возражать.
Гвендолин промолчала. Дориан лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь душистым туманом. Ее запах тоже присутствовал, смешиваясь с ароматом лаванды. То ли от этого запаха, то ли от перенесенных страданий он чувствовал легкое головокружение.
– Я, конечно, не считаю всех докторов глупцами, – сказала в конце концов Гвендолин, – но вряд ли Абонвиль может в них разобраться. Берти еще хуже. Он наверняка послал бы за специалистами из Лондона и Эдинбурга, а у него талант делать все шиворот-навыворот.
– Понимаю, ты пришла меня спасти.
– От ненормальных врачей, – быстро сказала Гвендолин – Я не волшебница и понимаю, что далеко не все мозговые заболевания излечимы. Правда, мне ничего не известно о твоей болезни, – добавила она раздраженно. – Мистер Нибонс даже рта не раскрыл, и я бы только потеряла время, если бы начала с ним спорить. К тому же слова редко помогают; мне придется опять доказывать свою компетентность.
Дориан вспомнил, как быстро и умело она вытащила его из болота, вспомнил спокойствие, с каким она встретила его попытки напугать ее, и квалифицированную помощь, которую оказала ему всего несколько минут назад.
Он давно уже не чувствовал такого покоя, такого умиротворения. Да и было ли оно у него хоть когда-нибудь?
Он постоянно злился на себя за свою слабость, ненавидел деда, который, как и упомянутые Гвендолин врачи, не терпел возражений.
– Дориан открыл глаза и медленно повернул голову.
Девушка придерживала на его голове пузырь со льдом, поглядывая на него спокойными зелеными глазами.
Действительно ли она спокойна или просто научилась скрывать эмоции, общаясь с людьми, которые не доверяли ей? Он-то знал, чего стоит подобное обучение.
– Влага творит чудеса с твоими волосами, – тихо сказал он. – Все эти маленькие кудряшки и завитки встают дыбом, образуя рыжее облако. Даже в сухом воздухе они кажутся живыми. Мужчины-врачи наверняка тоже удивляются. Немудрено, что они не обращают внимания на твои слова.
– Такие пустяки не должны отвлекать их от главного, – возразила Гвендолин. – Это непрофессионально.
– Мужчины, как правило, не слишком умны, – заметил Дориан. – Никакой логики. У мужчин бывают свои великие моменты, но нас так легко отвлечь.
«Меня уж точно», – добавил он про себя.
Пропитавшиеся влагой завитки спадали Гвендолин на уши. Ему хотелось отбросить эти пряди назад, провести языком по изящному контуру ее ушек. Где бы могли оказаться его язык или губы…
Взгляд Дориана скользнул по вырезу ее платья и ниже, где намокшая ткань липла к груди.
«Моя», – подумал он. А потом уже вообще больше не думал.
– Некоторых мужчин легко отвлечь, – сказала Гвендолин. – Тебя, например.
Если бы он не так остро чувствовал ее присутствие, то не заметил бы, как дрогнул ее голос.
– Я же сумасшедший.
То, что он сейчас испытывал, вполне могло называться помешательством. Под полотенцем к жизни пробудилась та часть его тела, которая никогда не слушала голос разума.
– Это лечение должно оказывать усыпляющее действие. – Нахмурившись, Гвендолин изучала его лицо.
Она казалась озадаченной, и в других обстоятельствах это позабавило бы Дориана, но только не сейчас.
Гвендолин сидела на краю ванны, он думал лишь о том, что у нее под платьем, и осторожно положил руку в сантиметре от ее платья.
– Лечение? – переспросил он. – А разве это не заклинание?
– Да, видимо, мне не хватило глаз тритона. Я полагала, ты должен ощущать приятную сонливость.
– Мой мозг уже дремлет.
Он коснулся пальцами складок муслина, и Гвендолин обратила внимание на руку, играющую тонкой материей.
– У тебя же болит голова.
– Сейчас это не так уж важно.
Хотя боль не ушла, его больше занимало то, что находится под муслином.
Мягкие кожаные туфельки… изящные щиколотки…
– А где чулки? Где ваши чулки, леди Ронсли?
– Я их сняла, – призналась Гвендолин. – Они ужасно дорогие… из Парижа… Мне не хотелось их порвать, когда я буду лезть в окно.
– Ты лезла в окно? – Дориан коснулся ее щиколотки, не в силах оторвать от нее глаз.
– Чтобы попасть в твою комнату. Я боялась, что ты можешь принять слишком большую дозу, и оказалась права.
Раствор в том флаконе был слишком концентрированным.
«Ну конечно, – вспомнил Дориан. – Она же говорила, что не позволит мне умереть до свадьбы, а теперь, видимо, решила не дать мне умереть до того, как я исполню свои супружеские обязанности».
Он и сам не хотел умирать до этого, черт побери его черную душу.
– Ты кинулась меня спасать, – произнес Дориан.
– Я должна была что-то сделать. Вскрывать замки я не умею, а ломать дверь – значит устроить жуткий шум, поэтому я выбрала окно. У вас не замерзнет рука, милорд?
– Нет. – Он погладил ее щиколотку. – Разве тебе она кажется холодной?
– Не могу разобрать, это твоя рука или моя нога? – Гвендолин сглотнула. – Мне очень тепло.
Дориан немного поднял юбку, и его рука скользнула вверх по той гладкой поверхности, которую исследовала.
«Она хотела получить больницу, – напомнил он себе, – и была готова заплатить за это любую цену».
А он хотел провести губами по дьявольски красивой ноге… выше… до самого конца… Взгляд метнулся к ее диким рыжим кудрям, и мозг услужливо нарисовал картину того, что Дориан увидит в конце путешествия.
Встретившись с ее взглядом, он окончательно потерял над собой контроль и обнял Гвендолин за талию. После теплой воды ему стало холодно.
– Ты простудишься. Сейчас я дам тебе сухое полотенце.
– Нет, иди сюда, – хрипло сказал он.