Падение Диссы

— Это его наверняка добьет, — без тени улыбки пошутил канцлер, у которого за эти дни заметно прибавилось седых волос.

К всеобщему облегчению, эффект оказался таким, на который они и надеялись. Опухоль стала постепенно спадать. Когда кровь была достаточно очищена от яда, Анабэль принялась залечивать рану и восстанавливать поврежденные ткани. Лишь одно омрачало выздоровление — Виамар не приходил в сознание, оставаясь в Тихом Сне.

Чудо случилось лишь спустя две недели, когда его уже заждались. Виамар, стоило ему прийти в себя, первым делом узнал от Анабэль, сколько пробыл без сознания. А узнав, пришел в ужас и потребовал немедленные доклады своих советников. Анабэль стоило немалых усилий сдержать ослабевшего короля и рвущихся к нему канцлера и курсоруса. Советники понимали, что Виамару еще нужен был покой, но с огромной неохотой уступили эффи. Доклады отложили до позднего вечера. Первым в покои Виамара, с разрешения эффи, зашел канцлер с огромным ворохом бумаг. Они проговорили почти два часа, после которых Оквус стрелой выскочил из покоев и ринулся раздавать приказы, заверенные Виамаром. Курсорусу не терпелось войти следом, но он сдержал свой порыв, понимая, что его величеству нужно было передохнуть. Ровно через час курсорус сидел у кровати короля, терзаемый сомнениями.

— Думаю, тебе есть, что рассказать? — спросил спокойным тоном король, оценивающе разглядывая курсоруса. От него не укрылись следы изможденности на лице Долимара — мешки с чернотой под глазами, опущенные уголки губ и глубокие морщины, испещрившие лоб. — Я слушаю. Насколько плохи наши дела, братец?

Глава 8

— Произошло слишком много событий, пока вы были больны, ваше величество, — Долимар начал издалека. Сегодня он не стал брать свою обычную папку из черной кожи с красным тиснением, в которой на каждом большом совещании чудесным образом оказывались необходимые бумаги, будь то своевременный обличающий донос шпиона на высокопоставленного чиновника или представление к награде за верную службу Короне. Долимар все помнил и так, просто ему доставляло тайное удовольствие смотреть украдкой на напуганные лица провинившихся, увидевших в его руках черную папку, нагоняющую страх не меньше, чем сам вездесущий курсорус.

— Оквус многое мне рассказал, в основном плохое. Но… — король поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. — Было и очень плохое. Порадуешь ли ты меня?

— Хотелось бы, ваше величество, но, боюсь, мои вести будут не лучше предыдущих, — Долимар, как ни старался, не мог скрыть своей радости от того, что наконец-то снова мог говорить с Виамаром. Он с явным облегчением смотрел на изможденного, но все же живого короля. Вместе они сумеют все преодолеть.

— Ваше величество! — Анабэль обернулась от столика и пошла к кровати, бережно держа двумя руками высокий кубок, наполненный почти до краев той самой коричневой жижей. — Ваше лекарство готово.

По покоям разнесся неприятный запах протухших овощей. Курсорус мысленно усмехнулся, видя, как вытянулось лицо короля. Он кивнул девушке, которой теперь была обязана вся страна, встал и отошел в сторону, не мешая эффи.

— Дархумова Бездна! Мне кажется, что вы решили меня отравить и умело это скрываете! — проворчал Виамар, с обреченным видом смотря на приближающийся кубок. — Ну разве может лекарство так вонять и иметь такой мерзкий вкус?!

— До того, как вы очнулись, вашу рану обрабатывали более концентрированной субстанцией! — возмутилась эффи, всерьез воспринимая шутливый упрек короля. — Теперь, когда вы пришли в себя, лечение можно продолжать разбавленным отваром, как питьем, для полной очистки крови от яда. Оно почти не пахнет и вполне сносно на вкус.

— Оквус говорил… — Король принял кубок и посмотрел на Долимара поверх его края со смесью тоски и отвращения. — Будто мазь воняла так, что глаза жгло и щипало несколько часов.

— Господин канцлер прав, — подтвердил курсорус, стараясь дышать только ртом. — А нос до конца дня не мог ощущать никакие запахи. — Он красноречиво посмотрел на эффи, которая выполнила свою работу и теперь могла уйти, но не уходила, дожидаясь, пока король выпьет лекарство.

— Анабэль, оставь нас, — поторопил курсорус эффи. — Можешь отдохнуть, ты славно потрудилась.

С Долимаром Трэйдоргом не спорили, а выполняли его приказы. Девушка неловко сделала реверанс и послушно вышла из покоев, оставив мужчин наедине. В просторной приемной для нее была оборудована комната, где она и проводила почти все время, пока не находилась в покоях.

— А она не глупа, — усмехнулся Виамар, провожая эффи внимательным взглядом. — Хотя видно, что высокий этикет дается ей с трудом.

«И красивая, — подумал с легкой тревогой Долимар, — и замечает, как ты смотришь в глубокий вырез на ее платье».

— Анабэль достойна только похвалы, ваше величество! — вслух сказал курсорус, мысленно отмечая, что нужно было заставить девчонку носить более скромные платья. — Она, и никто другой, спасла вашу жизнь.

Радушное настроение Виамара сошло с лица.

— Оквус сказал мне. Позже решу, как наградить ее.

Король уставился в кубок. Долимар с тревогой заметил, как заходили желваки на скулах Виамара. Это был верный признак того, что его величество постепенно обуревала ярость.

Долимар был готов к этому и терпеливо ждал монаршего гнева.

— Куда смотрела твоя служба? — медленно, по словам, прошипел Виамар. Его взгляд оторвался от варева в кубке и впился в лицо курсоруса.

Долимар физически ощутил злобу короля. Он почувствовал укол холода в районе поясницы. Виамар был прав, обрушивая свой гнев на его голову. Кирасиры охраняли покой и здоровье короля, но именно курсоры должны были узнать о покушении заранее и принять соответствующие меры. Служба Долимара прозевала убийцу, и он, как ее начальник был главным виновным.

— Молчишь? — рявкнул Виамар, в голосе которого смешались злость и страх. — Всеединый! Да я едва не предстал перед ним! Как ты мог допустить такое?! Особенно сейчас, когда дархумовы кразорцы выжидают на нашей границе?!

Долимар стойко стерпел справедливые упреки и обвинения короля. Оправдываться и каяться он не собирался. Что толку в красноречивых словах? Такие ошибки можно было искупить только службой. Виамар, прекрасно знающий о характере курсоруса, был того же мнения.

— И не вздумай мне тут оправдываться, — проворчал король. — Только этого мне еще не хватало.

Вспышка королевского гнева закончилась так же неожиданно, как и появилась. Ярость, как это часто бывало у Виамар, сменилась подчеркнутым спокойствием. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

— Итак, отравление?

— Да, — Долимар ответил мгновенно, словно ожидал этого вопроса. — Отравлена повязка, которую вам наложили в лесу. Убийца так же отправил на тот свет троих кирасиров, которые были ранены, защищая вас от медведя. Кому-то хотелось, чтобы все решили, что яд был на когтях медведя, которые загадочно исчезли, стоило туше оказаться во дворце. Не буду рассказывать вам об этом подробнее — ложный след, по которому быстренько пробежались мои люди, не дал ничего интересного. Лекаря нашли мертвым несколькими днями позже. Член ордена эффи, способный и честолюбивый, метил в дворцовые лекари. Ни в чем странном замечен не был. В ордене, как всегда, все в растерянности, а его глава клянется в верности и искренне сокрушается о произошедшем.

— Неблагодарные ублюдки! — наедине Виамар не стеснялся в выражениях. — Змеиное логово! Магам никогда не живется спокойно, всегда они что-то замышляют, плетут интриги.

— Пейте отвар, ваше величество, пока он теплый, то вполне сносный. Холодный же — сущая отрава, — напомнил Долимар. — О вашем подвиге сложат песню.

Он разделял нелюбовь Виамара к магам, но был гораздо практичнее в силу своей должности. Хотя и короля нельзя было упрекнуть в отсутствии этого качества. Взойдя на престол, Трэйдор, бывший весьма вспыльчивым человеком, с ранних лет привыкший к своему особому положению будущего наследника, за первые несколько месяцев правления заметно поумерил пыл и обуздал свой нрав. С помощью верного канцлера, Виамар постепенно стал гораздо спокойнее и рассудительнее. Понимание того, что почти все конфликты и споры решались дипломатией и переговорами, а не битвами армий, преобразило характер монарха. Эти изменения еще больше укрепили Долимара в том, что он выбрал правильную сторону в войне Отца и Сына. И все же вспыльчивая и авантюрная натура короля иногда брала свое. В последние годы правления курсорус все чаще замечал за Виамаром вспышки гнева, если что-то шло не так, как того желал его величество. Иногда такие случаи оканчивались казнью виновного или того, кого Виамар считал виновным.