Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 82

— При всем уважении, сэр, я всего лишь пытаюсь отвлечь демонов от их мук, — отчеканивает она, позабыв про всякий страх, — и только тех, кто этого хочет.

Большинство уже не хотят говорить, не помня самих себя в болевой агонии. Они хотят лишь выпить свою воду да бессильно уронить голову вниз, едва кувшин отнимется от губ.

— Вы понимаете, что вы натворили? — в тоне мистера Пейтона громыхает нешуточная угроза.

— А что я натворила, сэр? — вскидывает Агата, скрещивая руки на груди. — Помолилась за демона? Принесла ему лишний кувшин воды из тех девяносто четырех, что ему не донесли?

— Помолились? — растерянно переспрашивает её Артур, вдруг так резко меняясь в лице, что Агата сразу понимает — её попросту провели, создав у неё обманчивое ощущение, что мистер Пейтон уже в курсе произошедшего. Он не знал. Либо Генри ничего им не рассказал, либо ему не поверили.

Кажется, мысль о том, что за демонов можно помолиться, оглушает главу ангелов-стражей. Он некоторое время с потерянным лицом смотрит в одну точку, затем его лицо принимает вполне осмысленное недоверчивое выражение.

— Подробней расскажите, — требовательно произносит он, — о чем вы молились, что делали, что говорили?

— Я не помню, что конкретно говорила, — обиженно отзывается Агата, хотя и сама понимает, что ничего страшного её бывший начальник не сделал, всего лишь с максимальной эффективностью выяснил необходимую ему информацию.

— А не конкретно? — смягчаясь в тоне, явно «меняя гнев на милость» уточняет Артур. — Меня устроит общее описание.

— Я просто просила о смягчении небес к судьбе Генри, — Агата задумывается, припоминая, — он ведь совсем не безнадежен, жутко не переносит фальшь, но нам же и не полагается ничего подобного?

— Мисс Виндроуз, — Артур вдруг встает, огибает стол, опирается о столешницу, скрестив руки на груди, — Генрих Хартман — единственный меченый трижды окольцованной звездой, к которому впору было добавлять четвертое кольцо, но ради одного конченного дьявола решили дополнительный этап греховной деградации не заводить. Побоялись, что накликаем появление еще не одного такого… героя. За семьдесят шесть лет его распятия именно на Хартмана больше всего поступало жалоб от работников Лазарета, он не просто издевался над ними — он едва ли не стимулировал в них греховный голод, который с большим трудом удавалось купировать. Да он и болтлив настолько исключительно потому, что это самый сильный демон за всю историю Чистилища, которого даже небесные кары ослабляют не окончательно. Единственный, к слову, известный демон, которому удалось собрать столько энергии смертных душ, что он мог физически вредить и смертным людям. А вы говорите, что он совсем не безнадежен?

— Не безнадежен, — отважно возражает Агата, хотя сама немного опешила от всего перечисления возможностей и подвигов Генри. А ведь речь еще не зашла о том, что он конкретно творил, чтобы заслужить подобную дурную славу.

— Поразительно, — Артур качает головой, недоверчиво глядя на Агату, затем встряхивается и резко сменяет тему. — Как чувствуете себя, юная леди?

— Лучше, сэр, — Агата выпрямляется, разворачивая плечи, — видимо, я слишком долго пробыла под светом верхнего слоя.

— Может быть, да, — задумчиво произносит Артур, а затем шагает к двери из кабинета, поманив Агату за собой.





Она ожидает, что по пути ей снова станет дурно, однако нет, слабость отступает теперь уже вовсе. Даже более того — Агата чувствует себя такой отдохнувшей, будто она качественно выспалась, а не в бессознательном состоянии, истощенная светом верхнего слоя, была доставлена на слой, где располагался центр организации работы серафимов-стражей.

Допросная обнаруживается совсем рядом — буквально по соседству, Агата только и успевает, что кивнуть Сильви — секретарше Артура, а затем она заходит в открытую для нее дверь. Артур входит следом за ней, и с этого момента в небольшой, очень светлой из-за притаившейся под потолком в центре комнаты прозрачной чаши со святым огнем, поскольку в ней находится весь Триумвират архангелов — Орудий Небес — допросная становится своебразным «залом суда». Здесь будет принято окончательное решение о судьбе демона.

Генри сидит на стуле посреди комнатки. Его уже успели переодеть — видимо, не одну Агату смутил его полуобнаженный растрепанный вид и черная пентаграмма на сердце — в обычную форму, в которой ангелы-стражи являлись на службу — обычный, такой «офисный костюм», что бывалые земные менеджеры даже закатывали глаза от того, насколько на том и на этом свете совпадает дресс-код. Костюмчик сидит «как влитой», и наверное, было бы лучше — для самообладания Агаты, разумеется, если бы он был на пару размеров больше, возможно тогда Генри бы не выглядел сейчас настолько привлекательным. Но жилет удивительно элегантно облегал широкие плечи, брюки будто подчеркивали, что ноги у Генри действительно стройные и длинные, а закатанные рукава белой рубашки обнажали удивительно красивые запястья и кисти рук — практически непристойно обнажали, по мнению совершенно конкретного наблюдателя, но кто виноват, что красивая форма рук являлась фетишем какой-то там Агаты Виндроуз. И почему она раньше не замечала его запястья и эти длинные пальцы? Не один бы лист измарала карандашом, пытаясь запечатлеть идеальную форму мужских рук. Даже широкие шрамы от оков не в силах были испортить эту картину.

Генри успели даже расчесать, хотя если это было сделано с целью сделать его менее заметным — то миссия была провалена. Он не стал выглядеть скромнее, отнюдь — даже более броским, с этим своим высоким хвостом зачесанных волос цвета темной меди, на свету отливающих алым. На нем так и хотелось задержать взор, а затем отвести его и вернуться — снова и снова.

Генри ловит взгляд Агаты — растерянный, нужно сказать, взгляд — и улыбается. Нет, не насмешливо, не дразняще, не развязно — лишь только ободряюще, с легкой — очень легкой теплотой.

— Ну как наш помилованный, — Артур обращается с этим вопросом к Кхатону. Агата видела его редко, хоть он и руководил Лазаретом, он появлялся перед сестрами лишь только для возобновления запасов святой воды, а Агата и вовсе была в Лазарете чуть больше, чем месяц.

— Обычный демон, — пожимает плечами Кхатон. Вообще этот архангел производит впечатление, далекое от первой ассоциации при мысли о святой воде, а именно ей повелевает Кхатон. Темнокожий, высокий, широкоплечий, такой мускулистый, что, кажется, он может шутя остановить голыми руками несущегося на него разъяренного зубра, Генри на его фоне выглядит как угловатый подросток, хотя Агата догадывается, что демоническая сила от глаз ангелов попросту скрыта.

— Так и не узнаешь Хартмана с первого взгляда, — уточняющим тоном произносит Анджела Свон — самый безжалостный архангел в Триумвирате, воплощение молнии — святой воли Небес. Ее подчиненные, работники Департамента ангелов-хранителей выходят в мир смертных чаще всех прочих обитателей чистилища и чаще всех прочих сталкиваются с демонами.

— Вы меня уже замучили, — Генри вздыхает, потирая глаза, недовольно поглядывает на сосуд под потолком, — давайте вы быстренько решите, что я отправляюсь обратно на крест, и успокоитесь уже.

Архангелы безмолвно глядят на него, видимо, размышляя над сказанным, да и вообще над ситуацией.

— Как думаете, мисс Виндроуз, — вдруг произносит Артур, — может ли ваш приятель вернуться на крест?

Почему он это спрашивает именно у неё — не очень-то ясно, но он смотрит на неё пристально, явно ожидая её ответа. Агате так и хочется огрызнуться, что Генри — не её, и вряд ли его можно назвать приятелем, ей вообще после сегодняшнего вечера сложно классифицировать Генри однозначно. Нет-нет, да и проскакивают какие-то неадекватные мысли о том, что он вообще-то очень привлекателен… Но не стоит это рассказывать архангелам, поэтому Агата прикусывает язычок, а потом с минуту молчит, раздумывая.

— Я была бы очень разочарована таким исходом, сэр, — наконец отвечает она, глядя прямо в глаза мистеру Пейтону. Вообще, говорить с архангелами, да еще с такой уверенностью, чертовски сложно, всякий раз делая это, Агата нешуточно паникует, но она уже не первый год наступает на горло собственному страху, и она может сказать, что думает, вслух. Кому угодно. Ну кроме разве что Джона, если речь заходит о вопросе отношений.