Страница 62 из 82
Все это утро от мыслей о Генри было даже слишком черно на душе. Степень вины перед ним, перед чувством к нему не измерялась никакими рамками. Именно из-за вины перед Генри Агата приводила себя в чувство болью. Потому что это было, пожалуй, самое страшное предательство в её жизни. С учетом того, как Генри и Джон вообще взаимоотносятся друг к другу — еще и подло бьющее по больному месту. Возможно, не стоит самообманываться, но, судя по реакции Генри на произошедшее, — он ей все-таки дорожил. Видимо, очень сильно, раз покинул Чистилища после произошедшего. И это делает вину Агаты еще более невыносимой.
— Анджела тоже требовала начать облаву, — спокойно замечает Артур, не отрываясь от бумаг, продолжая что-то в них высчитывать, — я наложил вето.
— И какое же у тебя обоснование? — свистящим шепотом интересуется Джон. — Почему ты решил, что с Хартманом стоит ждать?
— Джон, я вообще могу ничего не объяснять, — Артур пожимает плечами, — ты знаешь, что это право у меня есть. Ты знаешь, насколько редко я к нему прибегаю. Анджела тоже была недовольна, но как видишь — согласилась.
— Я вижу, что её тут нет, — устало отвечает Джон, кажется, испытывая желание уже окончить бессмысленный спор, — но все-таки я хочу знать причины. Ты запретил начать розыск и Эберт? И Коллинза?
— Нет, — Артур качает головой. — Коллинз сбежал вчера, да еще и отравил душу Орудия Небес, у Эберт вообще куда более сложная ситуация, и она украла чужой жетон для побега. Здесь я не буду спорить с розыском. Пусть Анджела хоть всех ищеек по следу пускает.
— Вето предполагает, что как минимум неделю мы не будем поднимать вопрос Хартмана, — продолжает Джон, — но разве через неделю он по прогнозам не окажется слишком силен, чтоб мы смогли с ним совладать?
— Пять Орудий? — скептически уточняет Артур. — Вчетвером когда-то совладали, а впятером не совладаем?
— Я не уверен, что она нам поможет, — сердито произносит Джон, бросая взгляд на Агату, и от его резкости Агату накрывает еще сильнее, — её сила еще совершенно не раскрыта. Её отравил суккуб. Она слишком уязвима, а к Хартману — еще и предвзята.
— Значит, наша задача — раскрыть потенциал мисс Виндроуз, — невозмутимо отзывается Артур, — и чтоб ты понимал, Джон, прогнозы ошибаются. Хартман уже практически на пике своей демонической формы. День-два ничего не изменят.
— Кроме количества пострадавших душ, — Джон несогласно качает головой. — Разве они у нас не в приоритете?
— К твоему сведению, — сухо замечает Артур, — Хартман с момента побега не отравил ни единой жертвы.
— Времени у него было немного.
— У него было достаточно времени, — отрезает Артур, — достаточно для того, чтобы уничтожить ключ-жетон, сцепиться с бандой бесов, отделать их до такого состояния, что защитники мисс Свон даже спустя некоторое время смогли арестовать их без сопротивления.
— Мне мерещится «но» в твоих словах, — в тоне Джона сквозит усталый интерес.
— Но при этом Хартман не тронул ни душу, из-за которой сцепились бесы, ни сборщика, который эту душу должен был забрать, — кажется, Артур уже устал что-то объяснять, — вот как хочешь, Джон, но вето вы можете оспорить только в случае, если появятся жертвы.
— Ты что-то недоговариваешь, — Джон раздраженно отмахивается, будто понимая всю бессмысленность происходящей беседы, — но раз уж ты все решил, позволишь мне уже заняться работой?
— Да, разумеется, иди, — Артур кивает, — и извини, что задержал.
Агата шевелится, ловит взгляд Артура и замечает, как он качает головой. Ей уходить пока не стоит.
Когда Джон уходит — в кабинете Артура становится тише. И спокойнее.
— Не могу не заметить, что вы на себя не похожи, мисс Виндроуз, — Артур смотрит на Агату пристально, изучающе, — и не все объяснимо последствиями отравления. Вы совершенно не спорили с мистером Миллером, а ведь могли бы. Я же знаю, что за своих подопечных вы очень сильно переживаете.
— Я… — Агата едва находит в себе силы заговорить, — я сейчас не уверена, что могу быть объективна.
— Мисс Виндроуз, объективность — это иллюзия и самообман, — мягко улыбается Артур, — но защитник демонов — вы, не я. Если бы у меня не было причин защищать свободу Хартмана — кто бы его защитил, если вы сдались без боя?
Агата виновато опускает взгляд. Да, ей действительно стоило найти в себе силы спорить с Джоном. Защищать Генри. Потому что дело же не только в том, что он для неё безумно дорог, дело и в том, что он действительно изо всех сил пытается победить в борьбе с самим собой. Но нет. Не спорила. Боялась услышать обвинение в предвзятости. Боялась снова обидеть Джона. И предала Генри еще раз.
— У вас померкшая аура, — Артур произносит это, будто медицинский диагноз, — возьмите отгул, юная леди, и желательно вам сегодня молиться исключительно о себе. Яд суккуба очень токсичен. Душу после него восстановить в её форме легче, но окончательное исцеление занимает время.
— Не уверена, что смогу сегодня находиться в одиночестве, мистер Пейтон, — устало возражает Агата, — мне бы лучше заняться работой, потому что…
— Вы мне можете не объяснять, — осторожно замечает Артур, — изменения в счете Хартмана связаны с вами. Я уже изучал и вашу кредитную статистику, и статистику мистера Миллера.
У Агаты вспыхивают щеки. Хотя нет. У Агаты вспыхивает все. От стыда хочется немедленно сгореть, желательно до пепла.
— Я вам настойчиво советую, мисс Виндроуз, — аккуратно произносит Артур, — просмотреть статистику мистера Коллинза внимательно. Обратить внимание на коэффициенты.
— При чем тут это, — Агата удивленно поднимает глаза.
— Вопреки всему моему опыту, — медленно отвечает Артур, — я не очень сведущ в вопросах побочных действий суккубьего яда. Я знаю о их наличии, но не о действии. Сами понимаете, сколько у нас было суккубов, готовых к сотрудничеству. У мистера Коллинза в записи об отравлении вас указаны дополнительные отягчающие коэффициенты. Небеса не дают мне пояснений, почему они видят в этом преступление. Но видел я и то, что ваша… легкомысленность… была в ноль сведена другим коэффициентом. Небеса убеждены, что выбор, сделанный вами, — не был вашим.
Наверное, Агате должно быть от этой мысли легче. Так хочется уцепиться за неё, оправдать себя, сбросить с плеч невыносимый груз вины. Но слабовольно этим оправдываться. И в любом случае последствий не отменит, даже если окажется, что Артур прав.
— Вы за этим просили меня остаться, мистер Пейтон? — вымученно Агата пытается улыбнуться и вернуться к деловой стороне вопроса.
— Нет, — Артур качает головой, — не за этим.
Так она и думала…
Осколки (2)
— Вам помочь?
Генрих чуть приподнимает голову, поворачивается к монашке, которая на него смотрит. Пожилой, благообразной монашке с потрясающе сильным запахом, который не перебивают даже ароматы церковных масел.
— Нет, спасибо, сестра, — механически улыбаются его губы, и он снова затихает, утыкаясь лбом в спинку стоящего впереди кресла. В конце концов, чтобы слушать гимн, ведь совершенно не обязательно сидеть прямо, да? Генрих немыслимой силой игнорирует чутье и вообще дышит ртом, лишь бы не вдыхать лишний раз человеческих запахов. В церкви легче, тут со всех сторон святые символы, они давят голод. Тут все пропахло благовониями, толком и не разберешь, где на самом деле запахи душ. Вечером придется уйти, оказаться на темной улице, перекинуться в боевую форму, потому что чертово тело в смертном мире испытывает дискомфорт от холода и голода. Идиотские условности. Ладно. Ночь он перетерпит. А потом снова найдет какую-нибудь церковь, будет плавиться мозгом, слушая гимны и проповеди, и пытаться обмануть чутье. Как там говорил Кхатон?
«Голод — есть ощущение смертной оболочки. Его возможно игнорировать»
Хорошо ему, наверное, бросаться такими громкими заявлениями. Даже если допустить, что эти ощущения «фантомные», чувствуются они вполне себе по-настоящему. Да, Генрих в курсе, что не должен испытывать голод физическим телом, просто потому что телом он уже умер и, по идее, должен бы не зависеть от физиологии. Но души в Чистилище тоже питаются, тоже не могут пойти против своей природы, привыкшей к системе. И это души, у которых нет демонических меток, демонических особенностей, и голода демонического у них нет. А что делать Генриху, как ему отрешиться от материальной оболочки, в то время как это вполне себе часть его сущности?