Страница 28 из 82
— А ты? — удивленно шепчет Агата. Она точно знает, что он еще до своего конца не дошел.
— Позже, — ухмыляется Генри, — одевайся, а то нас поймают.
Джон рядом. Эта мысль несколько приводит Агату в чувство. Генри торопливо застегивает рубашку, поправляет жилет, помогает Агате справиться с застежкой на платье.
— Зачем расстегивал вообще?
— Ты меня нарочно бесишь, да? — Генри изучающе смотрит на неё. — Хочешь с кровати сегодня вовсе не встать?
— Ты не очень страшно запугиваешь, — Агата и сама удивляется собственной дерзости. Почему-то дразнить его особенно приятно. Кажется, она заразилась этим от него же.
— Кажется, я все-таки сделаю из тебя распутницу, — пальцы Генри осторожно касаются её щек, — и я даже не уверен, что это хорошо.
Его голос звучит неуверенно, и эта его мысль — честная, не шуточная. Кажется, что-то за ней кроется, и Агата обещает себе, что подумает об этом позже.
— Нам можно выходить? — тихонько спрашивает она, а Генри качает головой.
— Там два каких-то придурка неподалеку болтают. Вот так вот взять и выйти из кабинета Миллера во время его ночной смены будет подозрительно, не так ли?
Да. Очень подозрительно. С учетом того, что Агату в ДСС знают — не все, но знают, это будет самый фееричный провал.
— Черт, — Генри морщится, и по коже Агаты бежит холодок.
— Что?
— Взлетел! — сквозь зубы шипит Генри. — Идея была дерьмовой, а я все-таки просчитался…
Агата обмирает. На то чтобы подняться сюда с земли нужно не так уж много времени. Секунд сорок.
— Не бойся, — тихонько шепчет Генри, — ну не убьет же он нас, да?
— А кто там болтает? — в надежде напороться на незнакомых спрашивает Агата. Впрочем, тщетно.
— Найджел, — ровно отвечает Генри и вздыхает. Сжимает руку Агаты. Вот теперь становится страшновато… По-настоящему.
Генри садится на краешек стола, заставляя Агату встать чуть позади себя, подальше от внешней двери, ведущей на взлетную площадку.
— Не бойся, — он кажется безмятежным, — все будет нормально.
Агата в этом не уверена. Ей хочется ругаться и чертыхаться, запоздало хочется рвать на голове волосы, от того, что она согласилась на эту затею. Но альтернативы у них очень спорные — либо выскочить в коридор прямо перед носом Найджела, который, разумеется, сразу же скажет Джону о его незваных гостях, либо встретить Джона лицом к лицу. Последний вариант кажется честнее. И страшнее.
Правда, когда в замке внешней двери поворачивается ключ — иных вариантов просто не остается.
Самый неудачный расклад (1)
— Какого черта?!
Когда под потолком вспыхивает светоч, становится очевиден масштаб бардака — пол вокруг стола обильно усыпан страницами из отчетов, по некоторым из них Агата и Генри даже прошлись… Кажется, что некоторые папки просто неожиданно решили взорваться.
Джон замирает в дверях, с каменным лицом обозревая комнату.
— Не ругайся, Миллер, это, кажется, тоже грешно, — насмешливо улыбается Генри. Почему-то Агате мерещится вызов в его голосе, да что там голосе — в выражении лица, в скрещенных на груди руках, в твердо развернутых плечах.
— Хартман, — Джон тяжело опирается на дверь, кажется, пытается дышать, но у него это не очень-то получается, — что вы тут вообще забыли?
— Какие твои гипотезы «друг» моей девушки? — ехидно спрашивает Генри, подчеркнуто с издевкой выговаривая слово «друг».
В эту секунду Агата замирает. Эта ситуация не выглядит как обычный разговор. Генри как будто ожидал его… Возможно, даже так, как будто, он сам его подстроил? Может ли быть такое, что Генри нарочно «не рассчитал» и почуял Джона раньше, только не сказал Агате об этом.
Ей хочется, чтобы Джон не понял, что тут было. Потому что если он поймет — он, разумеется, легко это все представит. И это выставит Агату той самой распущенной дурой, которой она сейчас себя и чувствует. Интересно, Найджел действительно есть в коридоре, или Генри солгал ей и об этом, желая разделаться с дружбой Агаты и Джона самым беспощадным образом?
— Твоей девушки? — презрительно переспрашивает Джон, и Агата понимает, что её надежды оказались тщетны, он все понял, — или твоей подстилки, Хартман?
Кажется, у Агаты звенит в ушах. Подстилка. Какое же мерзкое чувство юмора у её судьбы. Именно это слово она слышит в свой адрес. Снова. Чернота, которую она так старательно давила в сердце эти несколько дней, поднимает голову.
— Ты бы язык-то попридержал, святоша, — холодно советует Генри, и его плечи ощутимо напрягаются, будто в ожидании драки, — или что, завидно, что я залез ей под юбку первым?
Между дверью, у которой стоит Джон и письменного стола, на который опирается Генри, всего два шага. И это оказывается безумно мало, потому что Джон преодолевает это расстояние за один только Агатин вдох. Пока она выдыхает, Джон хорошо поставленным ударом в голову заставляет Генри пошатнуться. Демон не отбивается — очевидно, боится, что это спровоцирует приступ демонического голода, поэтому когда Джон заносит кулак для второго удара, Агата бросается наперерез, виснет на его руке.
— Не надо, Джо!!!
Джон разворачивается к ней, и в его бледном лице Агата видит ледяную, сосредоточенную ярость. И Немезида обращает свое внимание и на неё.
Хлоп… Хлесткая, резкая пощечина обжигает правую сторону лица, слепит болью. Агата отшатывается, хватаясь за вспыхнувшую щеку.
Джон встряхивает ладонь с брезгливым выражением лица.
— Во что ты превратилась? — с видимым отвращением спрашивает он. — Тебе настолько в удовольствие быть его подстилкой?
— Заткнись, — рычит Генри, под кожей его напряженной спины будто проходят волны, пыльцы левой руки дрожат и медленно вытягиваются.
— Заставь, — Джон выдыхает это с яростью, ударяя ладонями по пустой столешнице. Агата смотрит на его стол и пытается не думать, что Джон прав.
Она действительно будто потеряла себя. Ей хотелось забыться, избавиться от страхов, и это ей удалось, настолько, что забыла она даже какие-то минимальные понятия о правильном и неправильном. Но страхи никуда не делись. Лишь спрятались на время. Черт возьми, душа сейчас бьется в истерике, от отвращения к себе, стыда, боли. Но сейчас времени на все это нет. Генри свирепеет с каждой секундой — в его лице уже проступают черты его боевой формы, и Джон, кажется, тоже не собирается успокаиваться.
— Мне ты врезать вполне имел право, — рычит Генри, — девчонку не трожь.
— Какая, черт возьми, между вами разница? — яростно выдыхает Джон. — Она — твоя дешевая подстилка, для которой уже ничего святого не осталось.
Подстилка, подстилка, подстилка… Слово будто эхом отражается от стен, раз за разом ударяя Агату по лицу. И ведь так её называет лучший друг, не кто-нибудь другой. Воздух, которым дышит Агата, неожиданно становится горьким, невыносимым, противным.
— Идем, — Агата вцепляется в плечи Генри, практически силком толкает его к двери в коридор, — достаточно!
На самом деле ей хочется рыдать, самой надавать себе пощечин, да посильнее. Но сейчас нужно обезопасить Джона, увести Генри подальше от цели возможного срыва, добраться до дома и вот тогда уже будет можно заняться самобичеванием.
Генри неожиданно подчиняется. Позволяет вытолкать себя в коридор. Агата оглядывается, пытаясь понять, насколько Джон не в духе — вроде бы хочется сказать «Прости» на прощанье, но кажется, ему невыносимо тошно, он упал уже в кресло и обхватывает голову руками, и тихо едва слышно воет от сдавливающей сердце боли.
В коридоре Агату встречает пустота. Не понятно, то ли Найджел с собеседником так «вовремя» ушли, то ли их и вовсе не было.
Генри смотрит на неё и шумно дышит. Молча. Видимо, читает её эмоции, что ж — пусть читает. Пусть ощущает её к себе презрение. Не жалко.
Он шагает вперед, хочет прикоснуться к ней, обнять, но Агата отшатывается. Она и так чувствует себя оскверненной, грязной, никчемной, усугублять положение, вновь отдаваясь под влияние похоти, она не хочет. Здесь, в коридоре, Агате становится хуже — еще черней, еще тоскливей, чем было.