Расцвет и упадок цивилизации (сборник)

Количество злодейств, учиненных Гитлером и Сталиным, примерно одинаково, в смысле вероломства у Сталина неизмеримое преимущество. Нельзя осуждать одного и обелять другого. Надо судить обоих.[29]

Целесообразность

Но тогда сейчас же выдвигается третий критерий: целесообразность. Этот критерий вовсе не монолитен, а имеет два понимания: низменное, в смысле приспособленчества, оппортунизма, и высокое, в смысле следования высоким целям. Хорошо помню слова моего покойного друга Я. И. Френкеля, когда дошли надежные вести о кошмарном истреблении пленных офицеров в Крыму. Он был сторонником советской власти, но душа его возмущалась террором. Он сохранил советскую лояльность на таком основании: у обоих сторон средства ужасные, но цели у советской власти гораздо более высокие. Были сведения о терроре белых, подобном террору красных (я слыхал об истреблении скрывавшихся в керченских и евпаторийских каменоломнях, но сейчас об этом ничего не пишут). Вспоминали расправу с парижскими коммунарами, и поэтому были основания думать, что в случае торжества белых с их стороны будет такая же жестокая и бессмысленная расправа, как и со стороны красных.

А что идеалы красных были выше, это сознавали и некоторые искренние апологеты белого движения. В бытность мою в Крыму во время гражданской войны один видный белый экономист, сделавшийся священником (кажется, С. Н. Булгаков), громивший марксизм как нечестивое учение, идеолог белой армии, однажды, к великому соблазну своих единомышленников, признался, что хотя марксизм и порождение дьявола, но в одном отношении он выше идеалов белого движения: идеал белых – национален, идеал красных – вселенский, интернациональный. Вот с этой точки зрения и можно судить всякий фашизм, расизм и нацизм. Но и тут придется ввести оговорки.

Во-первых, хотя интернационализм и провозглашен давно, но все государства еще проводят национальные цели, и коммунистические государства не составляют исключение. Во-вторых, как раз при Сталине и во время Второй мировой войны национальные интересы и были поставлены во главу угла. Официальный лозунг был: «За Родину, за Сталина», а не за «человечество, за социализм». В-третьих, и сейчас мы говорим совершенно империалистическим языком и не допускаем ни малейших попыток исправления границы (например, Кунашир и Итуруп, самоопределение прибалтийских республик, Кенигсберг).[30] И в этом отношении являемся несравненно большими империалистами, чем, например, Англия, которая так «исправила» свои границы, и притом при очень слабом сопротивлении (в отличие, например, от гораздо более слабой Португалии). Социалистические интернациональные идеи уже преданы социалистическими странами, продолжается режим диктатуры, полное отсутствие демократии и свободы.

Единственной организацией, не предавшей великого дела интернационализма, является в настоящее время католическая церковь и некоторые протестантские церкви, например, квакеры. Неудивительно поэтому, что Гитлер погубил множество католических священников. Недавно на героическое самосожжение в США в виде протеста против войны во Вьетнаме обрекли себя католик и квакер (следуя примеру вьетнамских буддистов). И, наконец, ку-клус-клановцы питают лютую ненависть к католикам. В одной недавней газете я читал перечень врагов ку-клус-клана: негры, католики, евреи и коммунисты. Католики по своей силе (около 30 миллионов в США) являются, вероятно, главной помехой в борьбе с неграми, поэтому идут даже раньше евреев. Я и в Британской энциклопедии читал, что антикатолицизм в США сильнее антисемитизма. А коммунисты, в силу их ничтожной численности, стоят на последнем месте.

«Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень». Этот великий принцип должен быть распространен и на такие судилища, как Нюрнбергский процесс. Предатели социализма не имеют права судить фашистов, а американский судья (американцы тоже не безгрешны, но, конечно, по сравнению с гитлеровцами и сталинистами они сущие ангелы), если бы встал на самые высокие позиции естественного права, должен бы был вынести справедливый приговор обвиненным. При этом частное определение могло бы выглядеть так: «Мы осуждаем немецких юристов за их соучастие в преступлении, но при этом заявляем, что и страны-победительницы должны провести судебное разбирательство с точки зрения естественного права и по отношению к своим преступникам. Только в этом случае приговор может считаться справедливым». Считать же, что гестапо и немецкий генеральный штаб – преступные организации (последнее особенно странно, потому что оборонительная война никем не считается преступлением, и генеральный штаб каждой страны не только имеет право, но и обязан разрабатывать вариант войны со всеми противниками), и обелять полностью, как это делается у нас сейчас, Чека, ГПУ и другие кошмарные организации, произведшие опустошение в своей собственной стране, могут только преступные лидеры.[31]

Мера виновности

В порядке уменьшения меры виновности можно перечислить: 1) инициатор, 2) соучастник, 3) исполнитель, 4) пассивный свидетель, 5) невежда. В фильме показаны только исполнители. Отвечают ли исполнители мерзкого закона? Вся ли ответственность ложится только на первые две категории? Обычное народное миропонимание издавна относилось к палачам (выполнявшим законные приговоры и часто по отношению к настоящим преступникам) с презрением. В старой России жандармские офицеры, как правило, в приличное общество не принимались, даже в правые круги. Шпионаж тоже не одобрялся. Несомненно, тут была непоследовательность: защитник смертной казни не имеет морального права презирать палача. Но рациональным зерном в таком отношении было то, что среди множества профессий в обществе есть героические, просто почтенные, нейтральные и только терпимые как неизбежное зло. И человек, свободно выбирающий профессию, стоящую на грани терпимости, тем самым не имеет прав на уважение общества. Но это касается лишь свободного выбора профессии. За границей в прежние времена палачи были настолько изолированы, что им приходилось заключать браки в пределах их палачской профессии: отсюда получалось наследственное палачество. Раз у сына палача не было выбора и он выполняет необходимую для общества функцию, он не заслуживает презрения. Так оно и было во Франции, где как будто наследственный палач работал при гильотине в белых перчатках и приветствовался многими из толпы, сбегающейся смотреть на интересное зрелище (см. казнь Тропмана у Тургенева).

Но, конечно, среди исполнителей есть две категории: ответственный и безответственный. У нас так и говорят: ответственный работник, как будто существуют вообще работники не ответственные. Но все люди ответственны за закономерность своих действий. Ответственные же работники, кроме того и в первую очередь, – за целесообразность своих действий. В случае Эрнста Янинга крупный юрист и министр юстиции должен отвечать не только по положительному, но и по естественному праву.

Коснемся теперь пассивных свидетелей, «понтиев пилатов».

Один из свидетелей обвинения против Янинга, тоже юрист, ушел со службы при Гитлере и в этом видел свое преимущество перед Янингом. Тот ему бросает упрек (или адвокат), что он все-таки присягал на верность Гитлеру, а потом ушел, умыв руки. А Янинг все же старался (хоть, видимо, неудачно) так или иначе смягчить режим. В личной жизни он вел себя безупречно и сказал дерзость Гитлеру, ухаживающему довольно неуклюже за его красивой женой. Но хорошо было сказано в фильме «Люди и звери»: из всех зверей самый страшный – заяц: он никого не убьет, но пальцем не пошевелит при виде творящегося преступления. Но следует возражение «зайцев»: «Мы не знали, а если бы мы знали, то стали бы бороться». Зайцы стремятся загримироваться под невежд. На этом основании говорят, что немецкий народ не ответственен за Гитлера, так как он не знал о творимых зверствах. Несомненно, в этом есть известная доля истины. Всей кошмарности творимых преступлений рядовые немцы не знали. Как не знали всей кошмарности сталинских преступлений рядовые русские. Кто более виновен в попустительстве злодеяниям: немцы или русские? Точно выяснить меру виновности трудно, но виновны они по-разному.

29

Как стало известно после 1989 года, о сходстве сталинского режима и фашизма и даже о том, что последний частично индуцирован большевиками, прямо писал И. П. Павлов в своем письме в правительство в 1935 году: «Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было… Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия» (в кн.: Своевременные мысли, или Пророки в своем отечестве. Лениздат, 1989).

30

Упоминание Любищева в этом контексте островов Кунашир и Итурупа совпадает с позицией А. Солженицына в его последней публицистической книге «Россия в обвале» (М.: Русский путь, 1998): «Тут непростительная тупость наших властей с Южными Курилами. Беспечно отдав десяток обширных русских областей Украине и Казахстану… они с несравненной лжепатриотической цепкостью и гордостью отказываются вернуть Японии острова, которые никогда не принадлежали России, и до революции она никогда не претендовала на них… Схватились за эти острова, будто в них все будущее России. Для малоземельной Японии возврат этих островов – большой вопрос национальной чести, престижа, много выше смежных рыбных богатств, о которых можно договориться».

31

Перед Военным трибуналом в Нюрнберге предстали также и гитлеровские организации, в защиту которых выступили немецкие адвокаты. Трибунал объявил преступными организациями руководящий состав национал-социалистической партии Германии (НСДАП), СС, СД и гестапо. Гитлеровское правительство, верховное командование и генеральный штаб как организации не были признаны виновными, но было указано, что члены этих организаций могут быть привлечены к суду индивидуально. Член Трибунала от СССР в особом мнении выразил несогласие с решением Трибунала о непризнании преступными этих организаций и оправдании Шахта, Папена и Фриче. Мысль Любищева, что аналогичным образом следует придать суду такие организации, как ЧК, ГПУ, виновные в убиении миллионов людей, следует принципам Нюрнбергского процесса. Попытка суда над КПСС, сделанная в середине 90-х годов в России, окончилась фарсом. Хотя статуя Дзержинского в Москве на Лубянской пл. была в середине 90-х годов снята с пьедестала, никакого осуждения ЧК и КПСС как преступных организаций не последовало.