Страница 33 из 114
Горталов поднял руку, как бы присягая...
— Порукой моя честь! Живой я не уйду отсюда!
Генерал обнял и поцеловал героя.
— Сохрани вас Бог! Помните ребята: подкреплений не будет!.. Ещё раз говорю: рассчитывайте только на самих себя! Прощайте, господа!..
Отъехав с версту, генерал обернулся на редут. Весь он казался на высоте. Два знамени его в солнечных лучах гордо реяли над серыми камнями. Клубившийся внизу туман не успел ещё окутать их своей непроницаемой дымкой.
— На смерть обречённые! — печально прошептал генерал, как бы прощаясь с лучшими из своих сподвижников.
Ночь прошла для горталовского редута спокойно, но зато, едва забрезжил рассвет, начались бешеные атаки турок. Впереди редутов со стороны Плевны как будто живое кровавое море плескалось: это Осман-паша выбрасывал на редуты табор за табором. Но атаки были отбиваемы всякий раз. На редуте стояли уже не люди, а некие сверхъестественные существа. Для них не существовало ни усталости, ни смерти. Их громили с трёх сторон. Они то отбивались ружейным огнём, то сами кидались в ответные неистовые атаки. Но держаться было невозможно. Каждая отбитая атака только отсрочивала роковой момент.
Горталов уже приготовился к нему... Вдруг невдалеке послышалось неровное, слабое «ура»... Сперва в редуте подумали, что это ошибка, галлюцинация. Но — нет!.. «Ура!» звучало всё ближе и ближе, слышалась музыка...
— Братцы, родимые! — вскричал Горталов. — Держитесь, ради Бога! Подмога идёт, наши близко!..
А турки были уже возле самого бруствера. Прямо в лицо им так и грянуло «ура!». Ободрившиеся горталовцы встретили их штыками, и ещё раз была отбита атака...
Откуда же явились эти подкрепления?..
Ещё накануне Осман-паша выпускал свои таборы из Омар-табии, стремясь удержать радишевский отряд от помощи зеленогорцам. И в этот день послал он их, но удар пришлось принять слабому отряду полковника Эрна, оберегавшего правый фланг зеленогорцев от обхода. Эрн не только принял и выдержал удар турок, но ещё сам перешёл в контрнаступление. Осман-паша выслал против него новые силы, и бой разгорелся...
У Скобелева не было под рукой ни одного свободного солдата. На третий гребень с остервенением лезли турки из Кришина. Их отбрасывали одним только ружейным и артиллерийским огнём, но оставить гребень без защитников было невозможно. Тогда Скобелев спешил сотню донцов и послал их против турок, наседавших на отряд Эрна. Турки были отбиты и отогнаны к своим укреплениям. Но тут Скобелев получил от Горталова уведомление, что далее держаться он не в состоянии, что турки готовят атаку решительную, массовую... Мало того, Горталов уведомлял, что среди его солдат — истомлённых, измученных, голодных — может начаться паника, и они оставят редут... если только не будут ободрены хотя бы незначительной поддержкой.
Михаил Дмитриевич всё ещё не терял надежды, что главному его начальнику князю Имеретинскому удастся выпросить в главном штабе подкрепление, и опять решился на то рискованное дело, которое помогло ему накануне овладеть редутами.
Неистово пришпорив лошадь, Скобелев помчался сам к горталовцам и едва миновал третий гребень, как увидел кучки солдат, отходивших уже с редута.
— Это что? Кто уходит? — полетел он на них. — Роты, стой!.. Стройся! Присягу забыли? Знамя бросили? Командира оставили?..
Солдаты остановились как вкопанные. Скобелев казался им страшен. Его красивое лицо так и горело праведным гневом. Его даже как будто перекосило. Губы искривились, глаза выходили из орбит. Шинель, распахнутая во время скачки, была залеплена липкой грязью. Белый чехол на фуражке обратился в серовато-грязный ком. Конь из белого обратился в грязно-бурого. Скобелев по-прежнему был обаятелен, и солдаты, заслышав его голос, вдруг стали, как будто перед ними выросла преграда, которую нельзя было ни обойти, ни перешагнуть...
Из Кришина турки заметили значительную толпу людей. В Скобелева и покорно построившихся солдат, противно шипя, освистывая на лету, посыпались турецкие гранаты.
— Стройся! Ружья к ноге! На плечо! — раздавались под этот свист команды.
Это генерал Скобелев управлялся со слабонервными защитниками редута. Словно на плацу, маршировали в овраге наскоро собранные им из беглецов роты. Откуда-то явились несколько музыкантов. Нестройно, но всё-таки по привычке достаточно складно заиграли трубы...
Так продолжалось несколько минут...
Как заметно изменились в это ничтожное время солдатские лица! Недавнего угнетения на них не осталось и следа; нервное возбуждение, доведшее их только что до бегства с редута, как рукой сняло. Опять эти люди стали прежними скобелевцами — богатырями великого духа, способными побеждать всякого врага...
Генерал заметил это.
— Роты! Направо, кругом! — раздалась команда.
Стройно, как на учении, а не под выстрелами, повернулись люди и «в ногу», сохраняя строй, не торопясь, тронулись обратно к холму, с которого они только что ушли...
Скобелев довёл их почти до самого редута и направил случайно собранную им горсть людей в кипевший около Абдул-табии бой...
С помощью этого неожиданного подкрепления отбита была ещё одна отчаянная атака Османовых аскеров. Скобелев в это время был уже у Тученицы, где Эрн мужественно отбивался от турок. А те наседали с всё превозмогающей силой. Русские полевые пушки уже замолкли. Враги надвигались сплошной стеной и нечем, и некому было отогнать их... Маленькому отряду грозило полное уничтожение...
Скобелев вихрем пролетел по полю битвы. Поблизости оказались каким-то образом забытые и ещё свежие роты либавцев. Не разбирая, как и почему они остались незамеченными, Скобелев повёл их в бой и бросил на врага — как раз тогда, когда тот менее всего ожидал удара.
Как и всегда при неожиданных натисках, турки смешались и подались назад. Либавцы смело бросились в самую их гущу и штыками заставили их уйти в свои укрепления...
Здесь скобелевцы одержали верх, но для горталовских редутов сочтены были последние минуты...
Отбитые атаки, однако, ободрили удальцов и утомили воинов Османа. Наступило затишье, если только можно считать им такие минуты, когда турки не кидались на приступ, а ограничивались только обстрелом занятых русскими редутов. Воспользовавшись этим, Скобелев послал горталовцам единственное подкрепление, которое он только мог дать им... Людей у него не было. Белый генерал послал пушки и снаряды к ним. Орудия привёл в редуты его любимый друг капитан Куропаткин, начальник его штаба. Как ободрились защитники редутов, увидя пушки и Куропаткина... Они встретили их таким радостным «ура!», которое являлось вернейшим залогом победы. Не даром же Скобелев прислал Куропаткина! Ведь, в сущности, Плевна уже была взята. Если только удержаться на этих редутах — Осман-паша должен будет уйти... Ему нельзя оставаться в Плевне, открытой русским войскам. Если посланец Скобелева хорунжий Дукмасов, присланный несколько ранее орудий, и прочёл по приказанию генерала телеграмму князя Имеретинского, в которой тот сообщал, что никаких подкреплений не будет, то этой телеграмме на горталовских редутах не поверили. Там знали, что на Систовской дороге за Гривицей стоят свежие, ещё ни разу не бывшие в деле полки. И радостное сознание блестяще одержанной победы поднимало дух горталовцев...
А вокруг их свирепствовал ад... По редутам турецкие пушки били из пяти пунктов. Отдельных выстрелов уже невозможно было различить — они слились в единый громовой гул. Густейшие облака порохового дыма носились в сыром воздухе. Ни картечи, ни гранат не было слышно...
Вдруг громовой по силе удар потряс воздух. Словно тысячи ружей и сотни пушек дали сразу все вместе залп. Огромный столб порохового дыма взвился над редутами. Турецкие таборы, подходившие из лагеря для новой атаки, отпрянули, поражённые этим, превосходившим всё доселе свершавшееся ударом...
Случилось нечто грозное, почти ужасное, совсем не предвиденное...
XXVI
ОТСТУПЛЕНИЕ ЛЬВОВ