Страница 2 из 9
Антуан перевез все свои коробки и кое-какую мебель на лионский склад. И с одним-единственным чемоданом сел в парижский поезд. В первые дни он ночевал в дешевом привокзальном отеле, потом снял студию в рабочем квартале Парижа. Он не указал свое имя на почтовом ящике, не стал никуда записываться. Электричество и газ оплачивал через домовладельца. Здесь никто не мог его найти. Разумеется, родные Антуана заволновались. Чтобы успокоить их или, вернее, чтобы они оставили его в покое, он разослал им такой текст:
Дорогие мои,
я глубоко огорчен тем, что доставил вам столько волнений. В последние дни я был так занят, что не мог отвечать на ваши письма. Не волнуйтесь, у меня все в порядке. Я вдруг решил отправиться в длительное путешествие. Вам известно, что я давно мечтаю написать роман, и вот я взял положенный мне академический отпуск и уезжаю. Понимаю, что должен был отметить свой отъезд каким-нибудь торжественным сборищем, но все случилось слишком быстро. Не обижайтесь, – мой проект требует полного уединения. Телефона у меня теперь нет, но я обещаю писать вам время от времени.
Одни ответили ему восторженными письмами, другие посчитали, что он слегка свихнулся. Но, в общем-то, он был холост, не имел детей, так почему бы ему не воспользоваться шансом и не осуществить свою мечту? В конце концов, большинство друзей одобрили его намерения. Он прочел их письма, но не ответил. И только Элеонора, сестра Антуана, не поверила во всю эту историю. Она была слишком близким ему человеком и даже мысли не допускала, что он мог вот так взять и уехать, не пообедав с ней на прощанье, не поцеловав племянницу, с которой обожал играть. Нет, этот поступок выглядел очень странно. Элеонора засыпала брата паническими письмами: «Умоляю, сообщи, где ты находишься, что с тобой стряслось? Я ведь твоя сестра и всегда готова прийти тебе на помощь; пожалуйста, не исчезай, напиши о себе хоть что-нибудь!» Увы, ответа не последовало. Элеонора испробовала все, тон ее писем резко изменился: «Ты не имеешь права так поступать со мной. Это просто мерзко! Я не верю в твои россказни о написании романа!» Эсэмэски следовали одна за другой. Антуан больше не включал свой телефон: однажды, сделав это, он увидел нескончаемый поток умоляющих посланий сестры. Ему достаточно было написать всего несколько слов, чтобы успокоить ее. Или коротко переговорить. Что же ему мешало? Он в оцепенении просидел больше часа, глядя на включенный экран мобильника. И понял, что это невозможно. Его одолевало чувство, похожее на стыд. Тот стыд, который не позволяет действовать.
В конечном счете ему удалось выдавить из себя ответ: «Мне нужна короткая передышка. Я скоро сообщу о себе, но пока прошу не волноваться. Поцелуй от меня Жозефину. Твой брат Антуан». И торопливо выключил телефон, побоявшись, что Элеонора сразу ответит. Подобно преступнику, который опасается, что его засекут по звонку, он извлек из аппарата сим-карту и сунул ее в ящик стола. Теперь его никто уже не достанет. Элеонора слегка утихомирилась, прочитав послание брата. Конечно, она тут же поняла, что он лжет и что ему пришлось сделать над собой неимоверное усилие для написания этих скупых, но вежливых слов. Однако беспокойство ее не утихло, она сердцем чувствовала, что Антуану плохо. Вдобавок ее крайне удивила его подпись «Твой брат Антуан». Он впервые прибег к этой формулировке, словно хотел подчеркнуть их родственную связь и убедить в ней себя самого. Элеонора не знала, что` он переживает, почему так ведет себя, но знала другое: она не бросит брата в беде. Письмо ее не утешило, но укрепило решимость как можно скорее разыскать Антуана. Разумеется, это потребует много времени и усилий, но она была уверена, что добьется своего, пусть и самым неожиданным способом.
4
Выйдя из квартиры, Антуан столкнулся с соседом по площадке, человеком неопределенного возраста, от сорока до шестидесяти. Тот внимательно посмотрел на него и спросил: «Вы новый жилец? Вместо Тибо?» Антуан буркнул «да» и добавил, что очень спешит, стремясь избежать следующих вопросов. Ну почему людям обязательно хочется знать, кто мы и что мы, чем занимаемся, с какой стати живем именно здесь, а не в другом месте?! Сбежав из Лиона, Антуан очень скоро убедился, что это не избавляет человека от жизни в обществе и, как бы он ни жаждал одиночества, ему не удастся проскользнуть «между людскими струйками».
Но на этой работе его хотя бы не заметят. Музейный смотритель подобен невидимке: мимо него проходят, не обращая внимания, устремив взгляд на ближайшую картину. Эта необыкновенная профессия позволяет оставаться одиноким в гуще толпы. В конце собеседования Матильда Маттель объявила Антуану, что он может приступить к работе со следующего понедельника. И добавила, провожая его до двери своего кабинета: «Я так и не поняла причину вашего решения, но считаю, что нам очень повезло – иметь в стенах музея такого специалиста». Она сказала это теплым, сердечным тоном. Для Антуана, отрезанного от остального мира, она стала единственным человеком, с которым он по-настоящему поговорил за прошедшую неделю. Имя этой женщины неожиданно обрело для него невероятную значимость. В последующие дни он то и дело вспоминал о ней, – так человек, оказавшийся в темноте, сосредотачивает взгляд на какой-нибудь светящейся точке. Интересно, замужем ли она? Есть ли у нее дети? Каким образом она стала начальником отдела кадров музея Орсэ? Любит ли она фильмы Пазолини, книги Гоголя, «Экспромты» Шуберта? Проникшись интересом к этой женщине, Антуан поневоле признал, что еще не совсем умер. Любопытство – вот что разделяет мир живых и мир теней.
И вот он сидит на стуле, в своей неброской форме. Ему выделили место в одном из залов, отведенных для экспозиции Модильяни, как раз напротив портрета Жанны Эбютерн. Какое странное совпадение: уж он-то досконально знал жизнь этой женщины, ее трагическую судьбу. Однако в первый день посетителей было так много, что ему не удавалось спокойно разглядывать картину. Публика валом валила на эту выставку. Интересно, как отнесся бы к этому сам Модильяни? Антуана всегда волновала тема успешной жизни – ставшей успешной после смерти художника. Слава, признание, деньги – все это теперь пришло к Модильяни, но, увы, слишком поздно; люди воздают почести кучке костей. Эти запоздалые восторги выглядят почти извращением, если вспомнить, сколько страданий и унижений выпало на долю Модильяни при жизни. Кто из нас захотел бы пережить самую прекрасную историю своей любви post mortem?[2] А Жанна… эта несчастная Жанна? Могла ли она вообразить, что публика будет осаждать музей, желая полюбоваться ее лицом, навсегда заключенным в раму? Впрочем, какое там полюбоваться – скорее, мельком увидеть из-за чужих спин. Антуан искренне не понимал, как можно получать удовольствие от искусства в этой толчее. О, конечно, хоть так, да приобщиться к красоте – это тоже удача, но в чем смысл созерцания картин в таких условиях, под шумные, надоедливые комментарии других зрителей? Антуан пытался прислушаться к тому, что говорилось в толпе. Там звучали восторженные отзывы мужчин и женщин, впервые открывших для себя полотна Модильяни, но были и другие – прискорбно пошлые. Со своего места он мог оценить все многообразие человеческого сообщества. Некоторые посетители не говорили: «Я посетил музей Орсэ», они бросали: «Я прошвырнулся по Орсэ», выражая этим глаголом некую социальную обязанность, – так обычно говорят: «Я прошвырнулся по магазинам». Словно накупили товаров по списку. Такие туристы не стесняются употреблять подобные слова, даже говоря о странах: «Прошлым летом я прошвырнулся по Японии»… Вот так: страны уже не посещают, по ним теперь модно «прошвырнуться». Представьте себе: вы съездили в Краков, а заодно «прошвырнулись» по Освенциму.
2
После смерти (лат.).