Страница 11 из 15
Все были в задумчивости, когда прозвучал грохот задвижки, и тревожно уставились на дверь. Вошел офицер и зачитал список.
– Готовьтесь к этапу. На все 15 минут.
– Ведь я же говорил? Не знаем, что нам готовит Творец, – с улыбкой произнес Георгий и стал собираться.
* * * * *
Уже через два часа осужденный за антисоветскую деятельность Георгий Ликокели, с десятилетним сроком без права переписки, оказался в товарном вагоне эшелона, переделанного для перевозки заключенных в Сибирь. Георгий лежал на нижней полке, а над ним – Васо Маглапери, его первый знакомый в тбилисской тюрьме.
В вагоне было намного больше заключенных, чем могло поместиться, однако на третий месяц пути вагон практически опустел, когда пятнадцать умирающих и десять покойников вынесли одного за другим. Заключенные уже начинали бунтовать, но опытные люди знали, что это привело бы только к расстрелу на месте. Поэтому и остановили тех, у кого сдали нервы. В вагоне уменьшилось число людей, и воздуха стало больше, но похолодало. Угля давали мало для единственной печки. Все в вагоне болели, непрерывно были слышны кашель и стоны. Георгий не успевал переходить от одного больного к другому. Он старался помочь им без лекарств, многим и вправду помог. Заставлял Васо десять минут дышать в пропитанный соленой водой платок и постоянно носить повязку. Заставлял в день несколько раз делать дыхательные упражнения. Все старались прильнуть друг к другу, укутаться хоть во что-нибудь, постоянно кипятили и пили воду. Только лишь Георгий ходил по вагону в одной рубашке, а свою робу (ватную телогрейку) надел на Васо. Через тонкие стены вагона со всех сторон со свистом врывался ледяной ветер. Чем только не затыкали щели между досками, однако это не помогало. Снаружи было минус сорок. При движении поезда мороз усиливался, а в вагоне становилось еще холоднее.
В течение трех месяцев пути они пережили кошмарные дни. Многие скончались из-за разных болезней, живые висели на волоске, и только Святой Дух держал в руках их души. Почти на каждой остановке из вагонов выносили несколько трупов, а эшелон останавливался часто. Иногда целыми неделями стоял в заснеженной степи, будто специально, чтобы как можно больше людей погибло от голода, холода и болезней. В этом вагоне у человека со слабым здоровьем не было шансов выжить. Большинство заключенных и до этапа были больны, а дорога их вконец доконала.
В Чите почти опустевший эшелон заполнили заключенными из других эшелонов и теперь продолжили путь в юго-восточном направлении, к китайской границе. Через неделю приблизились к реке Аргун. До Маньчжурии и вправду оставалось недалеко, и дорога была перегружена.
Несмотря на то что после конфликта у реки Халхин-Гол и озера Хасан в 1938 году железнодорожную линию Маньчжурского участка Транссибирской магистрали Советский Союз передал японцам, контроль по этому направлению оставался стратегически важным. Китайско-японская война вошла в новую фазу, вдоль линии маньчжурской границы советские войска должны были находиться в боевой готовности, так как от марионеточного правительства Маньчжурии постоянно ожидалась новая провокация. Этот отрезок железнодорожной линии до границы Маньчжурии оставался главной транспортной артерией. Во второй половине дня эшелон опять перешел на запасный путь и остановился. Конвой начинал обход, чтобы вынести из вагонов умирающих или скончавшихся.
Стоял апрель 1939 года. Снег уже начинал таять, хотя до настоящей весны было еще далеко. Находясь в дороге, они узнали много обнадеживающих новостей. Был освобожден от должности комиссар НКВД Николай Ежов, а вместо него был назначен его заместитель Лаврентий Берия. До них дошел и разговор офицеров, что, мол, политика НКВД смягчится и зарплата повысится. А через два дня начались разговоры о том, что Ежова и его бывших заместителей арестовали и, скорее всего, в их рядах начнется чистка. Некоторые с надеждой говорили, что репрессии закончатся и многих освободят. Сталину, дескать, его комиссары подают неверную информацию о происходящем в тюрьмах, колониях и лагерях.
Открылась дверь вагона, и офицер крикнул, чтобы вышел заключенный Ликокели. Это стало обычным явлением, так как он был единственным врачом в эшелоне. Когда кто-нибудь умирал, звали его. И Васо всегда сопровождал Георгия как помощник врача или фельдшер. И вправду, Васо многому научился в пути, чтобы их не разлучили и они вместе справились с этим адом. И на этот раз Васо подошел к двери. Георгий спрыгнул с подножки вагона, а солдат сразу же сказал Васо, что зовут только Ликокели, и перед его носом закрыл дверь. Георгия повели к грузовой машине, которая стояла у железнодорожного шлагбаума. Георгий сразу догадался, что ведут не для осмотра заключенного. Однако ни о чем не спросил. У грузовика стоял начальник эшелона капитан Стручко, а рядом с ним молодой капитан с эмблемой пограничника. Борт машины был откинут, и Георгий сразу же заметил три трупа, прикрытых брезентом. Были видны лишь ноги, а рядом на шинели лежал мужчина средних лет с погонами полковника и тяжело стонал. Капитан НКВД сразу же спросил:
– Ты врач?
– Да.
Он поднялся на борт грузовика, присел на корточки и осмотрел пострадавшего. Тот был весь в крови. Георгий спросил:
– Что с ним произошло?
– Машина перевернулась, и он сильно покалечен.
– Он пограничник?
– Нет, он начальник строительства железной дороги на отрезке Аргун.
– Где у него перелом?
– У него открытый перелом бедра и переломаны рука и плечо. В этой машине погибли трое. Полковник все еще жив, однако… Мы перевязали его как смогли.
Георгий осмотрел пострадавшего. Положение было крайне тяжелым.
– Немедленно надо перевезти его в больницу, может, спасут. Видно, потерял много крови.
– Ближайшая в ста двадцати километрах. Пограничный лазарет – в семидесяти. Здесь ближе всего китайцы.
– Возможно, до больницы не дотянет, – сказал Георгий. – У вас имеются какие-нибудь медикаменты?
– Что-то есть, но не знаю, пригодятся ли они вам…
– Где-то есть хотя бы деревня?
– Да, в десяти километрах маленькая деревня, однако…
Капитан замешкался и посмотрел на начальника эшелона. Тот, сразу же оценив ситуацию, спросил Георгия:
– Ликокели, здесь ничего не сможешь?
– Это невозможно, он умрет у нас на руках. Шансов выжить, может, всего тридцать процентов. Может быть, в деревне как-то поможем…
– Что делать? – капитан обеспокоенно посмотрел на начальника эшелона.
– Ничего не могу сказать, мы скоро тронемся и…
– Я приму заключенных под свою ответственность, а после доставлю их на место. До вашего лагеря отсюда близко. Тем более заключенные будут находиться под началом управления строительства железных дорог. Примите решение, капитан, его жизнь в ваших руках!
– Внештатная ситуация… Вы же понимаете мое положение?
– Да, понимаю, и беру на себя ответственность. Эта территория находится под контролем нашего гарнизона.
Больной сильно стонал. Георгий взял его руку, чтобы немного успокоить. Потом сказал:
– Я один не смогу помочь, мне нужен мой фельдшер. Приведите Маглапери с вещами! Если не поспешим, все теряет смысл, никто ему не поможет.
Офицеры переглянулись.
– Где один, там и второй, – сказал пограничник и посмотрел в глаза начальнику эшелона.
– Хорошо, согласен. Только не подведите, иначе трибунала мне не избежать.
– Слово чести офицера! – коротко сказал пограничник.
Капитан Стручко повернулся к сержанту и приказал:
– Наумов, приведи Маглапери с вещами обоих, скорее! И захвати их анкетные карточки, – добавил он и вновь повернулся к коллеге: – Вы должны дать мне все данные.
– Добро.
– Мне нужен спирт и все медицинские инструменты, все, что у вас есть. Принесите все имеющиеся лекарства, – обратился к обоим Георгий.
– Все, что найдем, все отдадим, только пообещайте, Георгий Алудаевич, что даже не допустите мысли о побеге.
– Для того чтобы десять лет заменить расстрелом? – с саркастической улыбкой ответил Георгий.