Страница 2 из 9
– Кстати, вы так давно сюда ходите, а мы даже не знакомы. Меня Варей зовут, – женщина протянула ему свою маленькую ручку.
– Я знаю. Меня – Михаилом, – он бережно пожал её ручку своей клешнёй.
– И я знаю, что вас зовут Михаилом. Конечно же, вы работаете на нашем металлургическом.
– Работал, – пояснил мужчина. – Ныне на пенсии.
– Такой молодой?
– У меня инвалидность – профзаболевание.
– А… простите… мне искренне жаль, – Варя повернула голову к окну, за которым дымились трубы металлургического завода. – Вот он, кормилец нашего города…
Миловидная библиотекарша тоже нравилась Михаилу. Но ему – сорок, Варя гораздо моложе; мужчина застеснялся, подумав, мол, куда мне! Она встретит мужчину более достойного, чем он, – ровесника. И главное – здорового… Зачем портить молодой женщине жизнь? Хотя женщина Михаилу очень приглянулась.
Последних слов, сказанных Варей, Кремниев прочитать по её губам не смог, а расслышать не позволяли беруши. И как раз в этот момент вошедший читатель нечаянно громко хлопнул дверями. Михаила словно спугнули.
– До свидания, – пробормотал он и зашагал к выходу.
Завтра он собирался отправиться в лес.
Слева от перрона располагался дачный посёлок, справа – лес. День обещал быть солнечным, как-никак бабье лето. Михаил вынул из ушей беруши, поправил на плече рюкзак, в котором лежали лукошко и термос с горячим чаем, и с наслаждением втянул полной грудью воздух. «Ну, здравствуй, родной», – мысленно поздоровался он с лесом и направился вглубь чащобы. Хруст сухой ветки, тюканье дятла, уханье совы щекотали ушные перепонки, но Михаил терпел ради завораживающей, дивной, осенней красоты уральского леса. Мужчина знал здешний лес с детства, его грибные места. Но сегодня чего-то дельного попадалось мало (постарались дачники). Да и Бог с ними, с грибами, не они – главная цель. Михаил наслаждался хрустальным воздухом, солнышком, которое начинало набирать свой оранжевый цвет, и, самое главное, наслаждался тишиной. Вдруг Кремниев уткнулся в странный бурелом, с туннелем внутри: такое ощущение, что по лесу полз огромный червяк, ломая своей тушей кустарники и деревья, сгибая их в крутые дуги. Бывший кузнец, поражённый невиданным зрелищем, с осторожностью пошёл по «следу» мнимого чудища; иногда он невольно наступал на красно-бурые пятна, напоминавшие кровь. Михаил шёл всё осторожнее и осторожнее. Но бурелом закончился, и ничего сверхъестественного не произошло. Далее раскинулась весёлая, светлая полянка, посреди неё торчал большой пень. Пень густо ощетинился опятами. «Мама моя! Хоть что-то!» – обрадовался Кремниев и приготовил лукошко с ножом. Срезая опята и складывая их в лукошко, он то и дело оглядывался на бурелом, при этом думал об этой странной загадке природы. Находясь в таком «рассеянном» состоянии, он не заметил осколочков стекла и поранил указательный палец левой руки. От неожиданности он ойкнул, машинально сунув палец в рот. Теперь Михаил увидел и красноватые осколочки стекла и всё те же красно-бурые пятна на пне и около него.
«Что ж, всему есть объяснения, – успокоившись, мысленно стал разговаривать сам с собой Кремниев. – Если рассуждать логически, быть может, начался сезон охоты на крупного зверя. В общем: стреляли, скажем, в лося. Ранили бедняжку, он метался, видимо, даже полз – вот тебе и бурелом, и кровь. Ясно, что событие ужасное…» Хотя открыт или не открыт сезон охоты, Михаил точно не помнил! Затем он посмотрел на порезанный палец, ещё раз осмотрел его весь – ранку затянуло, как будто её и не было.
«Вот это да!» – выкрикнул он, подумав: «Странное стекло». Он решил, что пора сматываться. Сидя в электричке, Михаил пил чай, но картина загадочного, невесть откуда взявшегося бурелома у него не выходила из головы. Напротив Михаила на тряском сидении притулился мужичок в телогрейке из разряда этаких, бывалых, как говорят в народе.
– Вы не знаете, – обратился к нему Кремниев, – сезон охоты уже начался?
– Это смотря на какую птицу, зверя, – ответил бывалый.
– Ну, скажем, на лося.
– На лося ещё не начался, вот тёплые деньки уйдут и начнётся. Сам жду с нетерпением, я же охотник. А вы?
– Нет, я не охотник.
«Не начался…» – мелькало у него то и дело в голове…
Вернувшись домой, Михаил первым делом замочил грибы. Ближе к ночи сварил их и засолил «по-горячему», как учила его покойная мать. Получилось три литровые баночки. Не удержался и съел несколько свежих, непросоленных грибочков. Спать лёг поздно. Ему, переваливающемуся с бока на бок, во сне, чудились кошмары: какое-то чудовище, какая-то прелестная женщина с платиновыми волосами и странным рубином на лбу, какой-то сердитый старик. С такими же волосами, с таким же рубином на лбу… Чушь какая-то…
Массивное кресло было деревянным, без всякой краски, обивки и подушек, на пухлых резных ножках, по бокам – с резными поручнями. Такое кресло могло вместить и выдержать пятерых взрослых людей, но сидел в этом кресле один-единственный могучий старик. Его платиновые волосы стекали на широкие плечи, такие же платиновые усы переходили в бороду платинового цвета, коя время от времени вздымалась на покатой груди. Его чело обхватывал тонкий золотой обруч со странным на лбу большим рубином, который каждую секунду менял оттенок – зрелище завораживающее. Белого цвета, длинное одеяние, опоясанное кушаком, было надето на старике, из-под полы выглядывали острые носки сапог тоже белого цвета. Глаза старика были закрыты, руки мирно покоились на коленях, он не спал и не дремал. Он был погружён в раздумья. Возле его ног, свернувшись калачиком, словно собачонка, лежал маленький горбун в красном костюме скомороха, который не просто спал, он дрыхнул, издавая храп и пуская слюни. Как называлось такое помещение, ярко-освещённое, в котором находились кресло, старик и горбун, понять было невозможно. Вроде бы зал дворца: высокий белый потолок, белые колонны, но – никакой помпезности, из мебели одно кресло, по бокам тяжёлые шторы тоже белого цвета. Но окна или что-то иное таились за ними, было не ясно. И непонятно было, откуда исходил необычно яркий свет. Вдруг в метрах десяти от старика возникло серебристое облако, которое быстро рассеялось. Вместо него появились трое – два огромных белых голубя и… Чудо-юдо, его крыльями с усилием подтолкнули те же голуби. Старик открыл глаза, спокойное выражение его лица не изменилось. Проснулся и отодвинулся от его ног карлик-горбун. Тот позевал, протёр глазенки и живо вскочил на свои кривые ножки.
– На колени, – тихо приказал старик.
– На колени! – продублировал хозяина своим мерзким скрипучим голосом горбун, просеменив вокруг чудовища.
Чудовище не шелохнулось.
– Ну! – у старика набрякли желваки.
– Ну! – подхватил скоморох.
Издав рык, Чудо-юдо припало на одно колено, но головы не преклонило.
– Ты вновь совершил преступление, – в голосе старика появились грозные нотки, – ты сбежал из моего зоопарка.
– Хозяин, насчёт зоопарка – смешно, ей-богу, смешно! – Горбун покатился по полу. – Хаааааа!
– Цыц! – Старик грозно повёл бровью.
– Яволь! – Горбун мгновенно вскочил на ноги и приложил ладонь к сбившемуся колпаку, на котором дзинькали бубенчики. – Хозяин, подать ли вам посох под номером тринадцать? – Карлик облизнулся. – Посох для испепеления – мой любимый.
– Уймись, дурачок.
– Значит, чуть попозже.
Старик снова обратился к чудовищу:
– Мало тебе того, что я сделал с тобой? Ещё совсем недавно ты был мужчиной в расцвете сил, а теперь ты непонятно кто и непонятно что. Мало тебе?! Неужели ты и в самом деле надеялся спрятаться от меня на Земле?
Чудо-юдо заговорило, и заговорило вполне красивым мужским голосом:
– Я много лет прожил на Земле, пока был похож на человека. Эта планета стала для меня домом. Вторым домом. Я просто хочу жить в нём, и не только я один. А ещё я хочу, чтобы плохие люди на этой планете становились хорошими. И я готов всячески содействовать этому.