Страница 7 из 12
Осиновые лучинки поджигают в печи при приворотах, при лечении спины и грыжи. С помощью осины можно и извести человека: подвешивают на кол рубаху с завязанными рукавами, читая при этой специальный заговор, который начинает работать уже на третий день. Желая навредить человеку, можно сказать на осиновый кол:
После этого человек хиреет: быстро теряет вес, становится ко всему безразличным, ходит сонный. В народе про таких не зря говорят: «Будто кол проглотил».
Лечат эту порчу следующим образом. Покупают разные атласные ленты, связывают их друг с другом, оставляя между узлами небольшие петельки. Потом подносят каждый узелок ко рту и шепчут над ним, еле-еле шевеля губами, особый заговор. Старайтесь говорить как можно тише, практически про себя, чтобы ветер не унес в сторону ваши слова.
Некоторые мои заговоры нарочно изданы в серии, которую я назвала «Шепотки». Эти слова удобно именно шептать.
«Шепоток» – одна из традиционных форм словесного волеизъявления в русском магическом фольклоре.
Шепоток – это, пожалуй, самая популярная форма произнесения заговора. Та форма, с которой работа с заговорами становится доступной максимально широкому кругу людей. Вообще, заговор может произноситься либо зычным вибрирующим голосом, либо с использованием техник «горлового пения» (этот метод широко практикуется шаманами), либо тихо-тихо, шепотом. Для первых двух техник необходимо более полное слияние с выбранной традицией, более высокая степень вовлеченности, необходим опыт. «Шепоток» же – это несложная и эффективная техника, освоить которую при желании и минимальных «трудозатратах» может любой человек.
Итак, слова заговора следующие:
Если приходит покойник
Из письма: «Дорогая Наталья Ивановна! Спасибо вам за ваш нелегкий труд. Обращаюсь к вам за помощью, потому что дове ряю и лично вам, и газете „Магия и Жизнь“. У меня дома есть много ваших книг, однако в минуты беды так трудно найти среди такого объема нужный рецепт. Тем более, что нервы у меня в данный момент ни к черту.
Два месяца назад умерла моя мама. Вы мне можете не поверить, но она продолжает навещать меня. Но позвольте рассказать все по порядку.
Мы с мамой были очень близки. Ее уход не был для меня неожиданностью – мать долго болела, она и так прожила на полгода больше, чем предсказывали врачи. Матери было уже восемьдесят девять лет, в последние годы она сильно сдала и сама часто говорила о том, что устала от жизни. Вот мир и услышал ее просьбы. Уходила она тяжело, болела полгода. В последний месяц уже не могла самостоятельно подняться с кроватью, пришлось нанять круглосуточную сиделку и самому тоже перебраться к ней.
Однажды сиделка рассказала мне странное.
– Паша, а ты знаешь, что мама твоя последние два дня только и делала, что в зеркале лицо свое рассматривала и что-то шептала?
– Она всегда любила зеркала, – грустно улыбнулся я.
И правда, в юности моя мать была настоящей красавицей. Такой красивой, что ей часто предлагали сниматься в кино. И зеркало у нее было любимое, старинное, в почерневшей серебряной оправе. Очень дорогая вещь. Это зеркало принадлежало семье моего отца, а мама его получила в качестве свадебного подарка. Даже в наши самые сложные времена и речи не заходило о том, чтобы продать этот предмет.
– Но все-таки это ненормально. Весь день, восемь часов подряд, она смотрит на свое отражение, в глаза себе! – спорила сиделка, которая, кажется, была напугана.
– Вообще-то мама очень тяжело больна, – немного разозлился я, – Возможно, у нее уже метастазы в мозг пошли. Разве можно пугаться, если она делает что-то не так.
Сиделка тему замяла, но в душе моей остался неприятный осадок. На следующий день я решил не пойти на работу, остаться с мамой. И вот среди дня вошел к ней в комнату и вижу – мама в кресле сидит, в руках у нее – то самое зеркало, она смотрит на свое отражение, и губы ее быстро-быстро шевелятся. Как будто бы она читает невидимую книгу. А взгляд при этом – какой-то пустой, отрешенный, как будто бы в небытие направленный.
Я обратился к ней:
– Мама, что ты делаешь?
А она вдруг отвернулась от зеркала и посмотрела прямо в глаза мне, осознанно и ясно. Это было совсем другое лицо – не то, что испугало меня буквально мгновение назад. Не лицо безумицы.
– А я, сыночек мой любимый, строю мост, – с улыбкой ответила она.
– Какой еще мост? – насторожился я.
– Мост, по которому я всегда смогу приходить к тебе, ежели понадоблюсь… Уже четыре дня его строю, еще пять осталось. Когда мост будет готов, я смогу уйти. Но ты не переживай, навсегда мы не расстанемся. Ты всегда сможешь меня позвать. А когда настанет и твой час, ты ступишь на этот мой мост, а дальше я тебя провожу, покажу тебе все.
– Мама, да что ты такое говоришь? – я очень расстроился и не знал, как реагировать. Не спорить же с больным умирающим человеком. Это было так горько – мама разговаривала рассудительно и спокойно, хотя было очевидно, что она не в себе.
Однако ровно через пять дней мама наконец перестала мучиться и отошла – тихо, на рассвете. Пока была суета с похоронами, поминками, я не вспоминал о мамином зеркале. Но когда все улеглось, я пришел в ее комнату, сел в ее кресло.
Так горько мне было, так пусто и страшно. Кажется, в тот день, оправившись от суеты и решив все бюрократические вопросы, я впервые осознал, что больше никогда маму не увижу, не услышу ее любимый голос.
А комната еще хранила ее запах. Сушеная лаванда – мама любила, чтобы пакетики с сушеными травами лежали в ее ящиках для постельного белья. Сладковатые ванильные духи. Крапивный шампунь, которым она мыла волосы. Ее домашний халат. Книжная пыль.
Я немного походил по комнате. Погладил мамину подушку. Посмотрел в окно – в долгие месяцы болезни, которая съедала ее изнутри, она часами могла сидеть в кресле у подоконника. И сейчас я как будто бы видел мир ее глазами. Пытался представить себе, о чем она думала в свои последние дни, о чем тревожилась.
Я взял в руки и ее зеркало – бережно, осторожно.
Погладил рамку и прохладное стекло. В комнате был полумрак. Я снова уселся в кресло и посмотрел в зеркало – так, как делала это мама в свои последние дни. Мое отраженное лицо было каким-то тусклым и как будто бы полустертым. Может быть, дело в том, что я очень, очень устал.
Но вдруг мне показалось, что из зеркала на меня смотрит кто-то другой. Не я. И какое-то странное состояние у меня было – не то сон, не то явь. Сама зеркальная гладь вдруг стала похожа на озеро в ветреную погоду – рябь какая-то по поверхности пошла. Мысли стали медленными как глубоководные рыбы.
И вдруг к своему ужасу я увидел в зеркале мамино лицо! Сердце от страха сделало кульбит. Моя мертвая мать смотрела на меня с ласковой улыбкой. Это совершенно точно была она! Только вот глаза у нее были странные – пустые, как будто бы белесой дымкой подернутые. Неприятные глаза.
Страх развеялся, уступив место радости! Только что я едва не плакал о разлуке, и вот мама передо мною, точно живая. Так мы какое-то время смотрели друг на друга.
Следующим вечером я опять отправился в мамину комнату. И все повторилось.
Видимо, мама нарочно заговорила зеркало. Я вспомнил ее слова о том, что она строит мост. Не знаю, зачем она это сделала. То ли волновалась за то, как ее любимые справятся с жизненными невзгодами без ее участия. То ли просто горько ей было покидать наш мир. Моя мама всегда очень любила жизнь.