Страница 7 из 17
Однако это не означало, что он не считывал знаки, когда они ему попадались. Гнилостного порыва ветра было достаточно, чтобы с глубин его черепа поднялся чёрный прилив, и загнать его обратно удавалось лишь нечеловеческим волевым усилием. Нормальность взимала свою плату. В бытность копом и дня не проходило без того, чтобы Гарри не приходилось по-быстрому варганить байку-обманку для своего напарника – порой довольно общительного семьянина Сэма Шомберга, которого по-доброму прозывали Шмарей. В конце концов, знакомства с правдой Гарри бы никому не пожелал. Но дорога в Ад выложена кипящим раствором хороших намерений, и все байки да полуправды не помогли Гарри уберечь напарника.
Пускай Шмарей Шомберга прозвали добрые друзья, кличку он заслужил. Как бы он не лелеял пятёрку своих детишек («последние четыре были паршивыми случайностями»), его мысли часто сводились к перепихону: если он был на дежурстве и в соответственном настроении, Шмаря курсировал кварталами с сомнительной репутацией, рассматривая проституток, пока не находил девушку, которая казалась ему достаточно чистоплотной («Бог свидетель, фиг я заразу домой притащу»), он её арестовывал и отпускал после того, как ему оказывали благодарственную услугу в ближайшем проулке или подъезде.
– Еще один «Джек»? – спросил Бармен, вернув Д'Амура к реальности.
– Нет, – ответил Гарри.
В его голове всплыл образ хитрых, распутных глаз Шмари, и с этой точки разум Гарри поскакал к воспоминаниям о последних минутах жизни его напарника.
– Обойдусь, – сказал Д'Амур, обращаясь больше к себе, чем к бармену, и поднялся с табурета.
– А? – переспросил бармен.
– Ничего, – отозвался Гарри и пододвинул к нему десятидолларовую купюру, которая уже и так лежала на стойке – словно в плату бармену, чтобы тот воздержался от дальнейших расспросов. Гарри нужно было убраться оттуда и оставить воспоминания позади. Но, несмотря на алкогольную дымку, разум оказался быстрее ног, и, проигнорировав возражения, вернул Д'Амура в Нью-Йорк, в ту ужасную ночь, и вот Гарри уже сидит в патрульной машине на 11-й улице, дожидаясь, пока Шмаря не кинет палку.
2
Шмаря и его избранный сосуд-приёмник находились вне видимости, на ступеньках подвала. Здание пустовало, и Гарри казалось, что с прошлого раза, как он видел этот дом, его двери и окна замуровали да заколотили ещё тщательней. Он глянул на часы. Было десять минут третьего июньской ночи. Гарри немного разнервничался, ему не сиделось на месте, и он знал, в чём дело. Его тело всегда раньше мозга знало, когда в окрестностях появлялось что-то нехорошее.
Гарри нетерпеливо постукивал по баранке, высматривая на пустынных улицах какую-то подсказку – отчего так разыгрались его нервы? В детстве он прозвал это «НЗ» – «Нечесабельным Зудом». Взрослая жизнь не дала ему причин изменить формулировку, так что «НЗ» до сих пор являлся частью его личного словаря, призванного помочь Гарри немного упорядочить ментальный хаос, который всегда вызывала эта нервозность.
Через дорогу под мерцающим фонарем как будто пробежало какое-то непонятное животное. Если Д’Амур что-то и видел, оно было совсем эфемерным, практически неразличимым для обычных глаз. Гарри казалось, что двигалось оно с грацией дикой кошки. Нет. Он ошибся. Там ничего не было…
Но в тот же миг, как эта мысль только формировалась в его голове, Эфемерное Нечто подтвердило изначальное подозрение Д’Амура, развернувшись и отступив в тень – мелькнув мускулистым телом, оно скользнуло в тень, как рябь на потревоженной ветром воде, и растворилось во тьме. Однако с его исчезновением буква «Н» из «НЗ» не пропала. Не из-за Эфемерного Нечто у Гарри кожу покалывало. Нет, причина все еще была где-то рядом. Он открыл дверцу немаркированной патрульной машины и выбрался наружу, двигаясь медленно, чтобы не привлекать внимания. Затем Гарри осмотрел улицу, с одного конца до другого.
В полтора квартала от себя Гарри увидел козла, привязанного к пожарному гидранту. Округлые бока, выпученные глаза, угловатый череп – животное казалось жалким и в то же время чужеродными на городском тротуаре. Оставив дверь патрульной машины открытой, Гарри двинулся к напарнику. Рука инстинктивно легла на рукоятку пистолета.
Он сделал всего три шага, и тут на него нахлынул НЗ. Гарри остановился и глянул на отрезок тротуара, пролегавший между ним и чёрной ямой спуска в подвал, где Шмаря уединился с проституткой. Что он так долго?
Гарри неуверенно шагнул вперед, на ходу обращаясь к напарнику:
– Ладно, Шмаря, застегивай штаны. Пора двигать.
– Что?! – крикнул Шмаря. – … о, Боже, как же здорово… Напарник, точно не хочешь попробовать? Эта сучка тебе…
– Сэм, я сказал пора.
– Уно моменто, Гарри… одна секунд… чё-ё-ёрт… о, да… о, да, вот так… Шмаре нравится…
Гарри метнул взгляд на козла. Парадная дверь здания, перед которым привязали животное, была открыта. Внутри горели голубые, как свечи на полуночной мессе, огоньки. Зуд стал просто невыносимым. Медленно, но целеустремлённо Гарри пересёк растрескавшийся тротуар и оказался на верху лестницы в подвал. Он посмотрел вниз и увидел во тьме едва различимый силуэт Шмари – запрокинув голову, тот стоял, прислонившись к стене, а уличная девица трудилась перед ним на коленях. Судя по отчаянному мокрому бульканью, которое сопровождало движения её головы, проститутке не терпелось, когда уже коп разрядится – главное побыстрей сплюнуть и уйти.
– Чёрт тебя дери, Сэм, – не выдержал Гарри.
– Господи, Гарри. Да слышал я.
– Повеселился, а теперь…
– Я ещё не кончил.
– Поищем другую даму на другой улице, идёт?
Проговаривая эти слова, Гарри оглянулся на козла, затем посмотрел на распахнутую дверь. Отделившись от воска и фитилей, голубые огоньки рискнули выползти на улицу. Они освещали путь, но кому? Нутро подсказало Д’Амуру, что ответ на этот вопрос ему знать совсем не хочется.
– О-о, как ты хороша, – стонал Шмаря. – Ну просто супер. Даже лучше моего сраного шурина.
Он хихикнул над своей шуткой.
– Ну, всё, – процедил Гарри.
Он спустился по ступенькам и схватил Шмарю за плечо – козёл и освещённый проём пропали из виду. Гарри потянул товарища наверх, и девушка повалилась вперед, приземлившись на руки.
– Что такое? – встрепенулась она. – Что это значит? Загребёте меня?
– Заткнись, – шикнул на неё Гарри. – Никто тебя не гребёт. Но ещё раз увижу в этом квартале…
Его перебил жалостный вопль козла – крик эхом разошелся в противоестественно неподвижном ночном воздухе, растянувшись на целых три секунды. Затем звук резко оборвался, и улица снова погрузилась в тишину.
– Блять. Блять. Блять, – протараторил Гарри.
– Что это было? – удивился Шмаря.
– Козёл.
– Что? Не видел я никаких козлов…
– Шмаря?
– Да?
– По счету три бежим к машине, окей?
– О… кей. Но…
Гарри не дал ему договорить.
– Шмаря, никаких «но», – тихо, но с нажимом сказал он. – Смотри на машину и только на машину, пока не запрыгнешь в салон и не двинем. Шаг влево-вправо – и мы покойники.
– Гарри, что?..
– Поверь мне. Ну же, вперед.
– Вот чёрт, ширинку заело.
– Забудь о сраной ширинке. На член твой смотреть не будут, гарантия. Погнали.
Шмаря рванул с места. Гарри бесшумно бежал следом. Он глянул в сторону огоньков – козлу вспороли горло, но жизнь ещё не покинула его тело. Животное билось в судорогах, и облачённый в балахон палач держал его за лапы и рога, оттянув голову жертвы назад, чтобы разрез на шее открылся как можно шире.
Раскупорившись, жизненные соки козла фонтанировали из его тела, точно вода из пробитой трубы. Однако на жертвоприношении присутствовали не только животное и его убийца – спиной к Д’Амуру стоял третий участник действа. Гарри был посреди дороги, когда тот оглянулся. Д'Амур мельком увидел его лицо, – искорёженное пятно бесформенной плоти, подобной куску глины, позабытому скульптором – а затем неизвестный запустил руки в поток козлиной крови.