Страница 47 из 59
Талька от ярких сполохов закрылась ладонями. А когда отняла их от лица, зажмурилась: в глаза било сиянием необыкновенное утро. Талёк?!! Бросилась к мальчику, который ничком на песке лежал. Схватила. Какие же хрупкие косточки под чересчур свободной рубашкой ... Беззащитные ... Повернула к себе курносое личико. Глаза закрыты синюшными веками. Жив ли? Смирный ветерок сдул с губ чёрные хлопья, пригладил торчавшие дыбом негустые волосы.
- Талёк, братик, очнись! - отчаянно позвала девочка.
Приложила ухо к груди ребёнка и не услышала стука сердца.
- Талёк ... Посмотри на меня ... утро уже ... Талёк! - громко заплакала сестра.
И брат открыл глаза. Слепые. Неживые. Белые и мутные, как скисшее молоко.
Девочка от неожиданности руки разжала. Упал брат на песок, широко распахнув незрячие очи. А над ним играло малиновыми сполохами радостное небо.
Снова заплакала Талька. А мальчик чему-то улыбался. И была страшна эта улыбка на обескровленном личике ребёнка.
Не чуя ног, принеслась Ирма. Бросилась к сыну. Но взять на руки не посмела. Опустилась на колени и долго смотрела, как слепой Талёк радуется утру ...
- Мама, что с его глазами?
- Живой, и ладно, - неожиданно твёрдо и спокойно ответила Ирма.
Талька не заметила, как их окружили сельчане, как женщины подняли Ирму и повели вверх по склону. Чужие сильные руки подхватили девочку, но вывернулась она скользкой рыбёшкой, упала, вёртким ужиком к брату поползла. Ступили рядом на песок громадные мужские сапоги, и забилась девочка в железной хватке кузнеца. И тут словно мир завертелся ... Когда в себя пришла, увидела, что кузнец лицом вниз у самой воды лежал, а люди вокруг к земле нагнулись, как от сильного ветра.
- Защитница ... - испуганно прошелестело в толпе.
- Первая Защитница ...
- Не верил байкам, что может объявиться ...
- Объявилась ... Не спроста. Что-то случиться должно.
- Ну как же так? Почему сразу двоих? - вдруг заголосила Ирма. - Всех детей забрали! За что?..
- Живы, и то хорошо, - сказал кто-то рассудительно.
Потянулись люди с берега к своим избам. Стихли в толпе причитания матери, до времени потерявшей детей. Не ей теперь принадлежат близняшки. Благословленному Краю. А горе рано или поздно затупится о неизбежность.
А Талёк уже на бок повернулся и как ни в чём ни бывало чертил что-то на песке. Поднимал белые глаза к небу, к ветру прислушивался. Рисунок этот целый месяц ни дождь с ветром, ни человек тронуть не могли. Пока не были насыпаны в устье Волчьего Ручья горы камней и земли, чтобы удержать в долине воду. И спасены были небольшие поля от иссушающей жажды, потому что Гора долго не давала прорваться грозовым облакам с дождями.
***
Талька резво, как легкокрылая птица-просянка, перепрыгивала с камня на камень. Ноги в кожаных башмаках едва касались макушек чёрных валунов, когда-то оплавленых огнём Сотворения мира. Тогда недра взбунтовались и в чудовищном гневе разбросали глыбы. Теперь они стали частью ложа вечных снегов. Заплечный мешок после каждого прыжка больно ударял в поясницу, но девушка весело смеялась небу, слоистым облакам, которые опоясывали Гору. Не страшили и коварные обындевевшие провалы. Два дня Талька собирала разноцветные камни, которые растолчёт, чтобы сделать краску для картинок брата. Пора и передохнуть. Вообще-то она никогда не уставала по-настоящему. Особенно на Горе. Обычные люди не выживали - из груди уходил воздух, засыпалось на ходу. А потом возникали вечные стражи мёртвого мира - ледяные истуканы. Но Тальке всё нипочём, она давно стала своей среди камней, снега и тишины.
Девушка села прямо в снег у остроконечного валуна. Пить и есть не хотелось. Талька заглянула в мешок: не маловато ли насобирала? Представила, как брат опустит тонкие пальцы в краску, и оживут под ними чудные картины. А люди будут их рассматривать и толковать. Не только слеп их Хранитель, но и нем.
Хватит рассиживаться. Приготовилась рвануть вниз, но взгляд зацепил запорошенный, ледяной коркой взявшийся бугорок. Так, ещё один житель Горы. Видно, решил когда-то человек покинуть Благословленный Край, да и напился вдосталь смертельного холода. Напился и застыл навсегда. Талька вроде его раньше здесь не замечала. И будто кто-то тихонько, издалека девушку окликнул, просительно и мягко за руку тронул. Известно, что на Горе ложных видений столько же много, сколько у человека снов за всю жизнь бывает. И всё же нужно подойти к покойнику.
Талька оскальзывалась на камнях-голышах, которые прятались под снегом, но упорно приближалась к истукану. Не привыкла она отступать. Добралась, отряхнула иней. Корку отколупнула. Не из пугливых Защитница, а всё-таки отпрянула.
На каменно-серой голове с наплывами чёрных язв слюдянисто мерцали живые глаза.
Неповиджные веки обкрошились.
Коричневатые белки с кровянистыми прожилками чуть дрожали.
От пронзённого ледяными иглами зрачка шла волна боли.
Такой боли, какую людям знать не дано. Только изваяниям, каменную плоть которых по крупинке, по кусочку гложет время.
И тут глаза давно мёртвого человека задрожали и забились, как птичка в силках. Поняла Талька в каком-то наитии, что вниз они указывают, и рукой в сторону долины вопросительно махнула. Отчаянием слюдяная слеза сверкнула. И словно взорвались изнутри очи каменного бродяги. Вспухшая изнутри чернота высыпалась наружу пеплом. С гулом треснул истукан и развалился. И снова вздрогнула Талька. Не раз она видела такое. Считала обычной чередой жизненных явлений. Но сегодня ... Девушка стала копать снег там, где виднелись остатки каменного остова. Порвались об осколки перчатки из оленьей кожи, закровили ободранные руки. И лишь у самой горной поверхности нащупала свёрточек. Развернула. Мощнее и ярче снега засиял белый цветок на изумрудном стебле. По глазам будто ножом полоснули, таким пламенем полыхнуло украшение. Спрятала его Талька за пазуху, поклонилась развороченной снежной могиле, останкам несчастного, сгинувшего давным-давно. Да и домой, в долину, бросилась. Помчалась так, что ветер за ней не успевал. Прыгала-летела, забыть старалась поскорее снежную пустоту и её тайны.