Страница 25 из 49
Одновременно с изучением социального положения различных категорий населения, правовое положение которых было юридически определено, заметной тенденцией в постсоветской историографии является исследование маргинальных групп[182] и небольших социально-культурных общностей[183]. Относительно самостоятельную группу исследований составляют работы, раскрывающие историю двух «непостоянных» по своей численности и статусу состояний: купечества и «разночинства». Существование внутрисословной дифференциации, ненаследуемый порядок передачи социального статуса и постоянная вовлеченность в систему экономических взаимодействий как с другими представителями торгового сословия, так и с государством – все это обусловливает стабильный интерес исследователей к таким социальным группам[184]. Заметное место в ряду исследований практик самоидентификации и процесса формирования городской идентичности занимает монография А. И. Куприянова «Городская культура русской провинции. Конец XVIII – первая половина XIX в.»[185]. В этом исследовании автор рассматривает представления о власти и практики самоуправления, значение моды как маркера социальной дифференциации, соотношение дефиниций «труд» и «богатство» в картине мира российских купцов.
Не менее интересным аспектом изучения социального в постсоветской историографии, который отражает третью тенденцию в развитии проблемной историографии по социальной истории, является вопрос о субъектах и границах социального проектирования, социальной психологии и процессе социальной самоидентификации. Так, например, С. В. Польской рассматривает процесс конструирования дворянами-реформаторами законодательного комитета (1754–1766) различных социальных категорий[186]. С помощью таких категорий они намеревались более четко определить права и привилегии русского дворянства и купечества. Автор убедительно показывает, каким образом, основываясь на предложенных Ш. Монтескье трактовках понятия «монархия», реформаторы пытались составить проект регулируемого государства и посредством подробного описания прав и свобод дворянства и купечества опровергнуть представление о деспотизме Российской империи.
В рамках данного направления исследований самостоятельную группу составляют исследования дворянского самосознания. В поисках ответа на вопрос о системообразующих элементах внутригрупповой идентичности историки обращаются к различным методикам выявления ключевых элементов мировоззрения дворянства. При этом для достижения поставленной цели исследователи привлекают не официальные источники, а тексты, созданные непосредственно дворянами. Наиболее плодотворным в этом отношении является, на наш взгляд, исследование Е. Н. Марасиновой. В монографии «Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII в.»[187] представлен глубокий анализ содержания и направленности использования в личной переписке следующих индикаторов социальных представлений дворянства: отношение дворянства к монарху; оценка места службы; мотивы добровольной отставки; идеальные представления дворянства, выражаемые посредством понятий «чин», «богатство», «честь», «гордость», «смирение», «вольность», «просвещенность», «чистосердечие»; восприятие дворянином крепостного крестьянства. Проблема формирования и различных форм проявления внутригрупповой самоидентификации затрагивается и в работах по истории общественного сознания[188], социально-профессиональной психологии российского чиновничества[189].
С небольшими вариациями обозначенные выше тенденции прослеживаются и в историографии по социальной истории советского времени. Во многом продолжая сложившуюся в советской историографии традицию изучения социалистического общества как социальной структуры, состоящей из трех основных групп, историки активно исследовали социальное положение и социокультурной облик представителей рабочего класса[190], крестьянства[191] и интеллигенции[192]. При этом основное внимание продолжают привлекать сюжеты, связанные с политикой государства в отношении различных социальных групп[193] и практикой социальной мобилизации населения[194].
Постепенно проблематика работ по социальной истории существенно расширяется и включает в себя исследования элитных групп советского общества: партийно-государственной номенклатуры[195], научно-технической интеллигенции,[196] руководства военных министерств и ведомств[197]. В дальнейшем эта тенденция была продолжена в связи с возникновением исследовательского интереса к новым, ранее не изученным группам населения. Пристальное внимание историков было направлено на положение маргинальных групп советского общества: спецпереселенцев, заключенных ГУЛАГа, «лишенцев», «бывших» представителей дворянства, купечества, офицерства и т. п.; иностранцев на советских предприятиях и военнопленных[198].
На протяжении последних 25 лет историками и социологами, изучавшими советское общество и его трансформацию в новых социально-экономических условиях, предпринимались попытки создать собственные объяснительные модели социальных процессов. Так, например, размышления о сущности и эволюции социально-классовой природы советского общества представлены в работах М. Н. Руткевич[199]. В некоторых случаях осмысление низкого эвристического потенциала классовой теории обусловило формулировку новых концептуальных построений. К числу таких исследований относятся работы О. И. Шкаратана и В. В. Радаева, в которых, наряду с обзором основных идей и концепций стратификации обществ советского и постсоветского типа, предложена оригинальная авторская концепция о социальном порядке России – этакратизме, не относящемся к основным общепринятым типам социальных систем: капитализму или социализму. По мнению О. И. Шкаратана, в России советского времени сложилась дуалистическая стратификация, сочетающая сословную и социально-профессиональную иерархии[200]. Определенный интерес с точки зрения поиска новых методов и концепций представляют труды В. И. Ильина[201]. Автор, сравнивая советское и постсоветское общество, предложил рассматривать российский социум как совокупность властно-административной, социально-отраслевой, социально-демографической, социально-пространственной и этносоциальной стратификаций.
Одновременно с этим российская историография искала новые подходы к изучению социальных процессов. В результате использования методологических оснований и инструментария новой культурной истории возникли такие направления исследований, как гендерная история и история детства[202]. Показателем интереса к данной проблематике становится издание ежегодника «Социальная история»[203].
Не менее заметной тенденцией в постсоветской историографии по социальной истории стало смещение ракурса исследования с определенных категорий населения на изучение повседневных практик[204], историю потребления и моды как маркеров социальной стратификации.[205]
182
Бурдина О. Н. Крестьяне-дарственники в России, 1861–1907 гг. / отв. ред. Б. Г. Литвак. М., 1996; Каменский А. Б. Городские хулиганы в России XVIII века // Россия XXI. 2002. № 1. С. 122–139; Козлова Н. В. Люди дряхлые, больные, убогие в Москве XVIII века. М., 2010; Лавров А. «Полоняники» как социальная группа. Правовой статус и интеграция бывших военнопленных в Московском государстве // Cahiers du Monde russe. 2010. Vol. 51, № 2/3. Р. 241–257.
183
Иванов А. Е. Студенчество России конца XIX – начала XX в.: социально-историческая судьба. М., 2001; Сословие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов. М., 2013.
184
См., например: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI – первой четверти XVIII в. М., 1998. Т. 1; Демкин А. В. Британское купечество в России XVIII века. М., 1998; Нилова О. Е. Московское купечество конца XVIII – первой четверти XIX века: социальные аспекты мировосприятия и самосознания. М., 2002; Куприянова Н. В. Социокультурный облик российского купечества (по материалам Уложенной комиссии 1767 г.). Владимир, 2011; Голикова Н. Б. Привилегированное купечество в структуре русского общества в XV – первой четверти XVIII в.: из научного наследия. М.; СПб., 2012; Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в российской торговле XVIII века. М., 2005; Перхавко В. Б. Средневековое русское купечество. М., 2012; Феофанов А. Духовное сословие и социальная мобильность: феномен «разночинцев» как предмет социальных исследований // Вестн. ПСТГУ. Сер. 2. 2014. № 4–5 (60). С. 139–145; и др.
185
Куприянов А. И. Городская культура русской провинции: конец XVIII – первая половина XIX века. М., 2007.
186
Польской С. В. «На разные чины разделяя свой народ…» Законодательное закрепление сословного статуса русского дворянства в середине XVIII века // Cahiers du Monde russe. 2010. Vol. 51, № 2/3. Р. 303–328.
187
Марасинова Е. Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII в. (по материалам переписки). М., 1999.
188
Шмидт С. О. Общественное самосознание российского благородного сословия, XVII – первая треть XIX века. М., 2002.
189
Писарькова Л. Ф. Российский чиновник на службе в конце XVIII – первой половине XIX века // Человек. 1995. Вып. 3. С. 121–139; Вып. 4. С. 147–158; Голосенко И. А. Социальная идентификация рядового чиновничества в России начала XX века: историко-социологический очерк // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. Т. 3, № 3; Шаттенберг С. Культура коррупции, или К истории российских чиновников // Неприкосновенный запас. 2005. № 4(42); Редин Д. А. Административные структуры и бюрократия Урала в эпоху Петровских реформ (западные уезды Сибирской губернии в 1711–1727 гг.). Екатеринбург, 2007; Жуковская А. В. Служить бы рад, работать тошно: к истории бюрократии Московского государства и ранней Российской империи (из «картотеки мотивов») // А. М. П.: Памяти А. М. Пескова. М., 2013. С. 94–108.
190
Коровин Н. Р. Рабочий класс России в 30-е гг. Иваново, 1994; Каллистратов Ю. К. Рабочий класс и советская культура в 20–30-е гг. Н. Новгород, 1998; Постников С. П., Фельдман М. А. Социокультурный облик промышленных рабочих России в 1900–1941 гг. М., 2009.
191
Вербицкая О. М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. Середина 40-х – начало 60-х годов. М., 1992; Гущин Н. Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928–1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск, 1996; Судьбы российского крестьянства / под ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996.
192
Дискриминация интеллигенции в послереволюционной Сибири (1920–1930 гг.). Новосибирск, 1994; Красильников С. А., Пыстина Л. И., Ус Л. Б., Ушакова С. Н. Интеллигенция Сибири в первой трети XX века: статус и корпоративные ценности. Новосибирск, 2007.
193
Лейбович О. Л. Реформа и модернизация в 1953–1964 гг. Пермь, 1993; Вишневский А. Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Пикалов Ю. В. Переселенческая политика и изменение социально-классового состава населения Дальнего Востока РСФСР (ноябрь 1922 – июнь 1941 г.). Хабаровск, 2003; Шестаков В. А. Социально-экономическая политика советского государства в 50-е – середине 60-х гг. М., 2006; Романов П. В., Ярская-Смирнова Е. Р., Лебина Н. Б. Забота и контроль: социальная политика советской действительности, 1917–1930-е годы. М., 2007; Советская социальная политика 1920 –1930-х годов: идеология и повседневность / под ред. П. Романова, Е. Ярской-Смирновой. М., 2007; Советская социальная политика: сцены и действующие лица / под ред. П. В. Романова, Е. Р. Ярской-Смирновой. М., 2008; Медушевский А. Н. Сталинизм как метод социального конструирования: К завершению научно-исследовательского проекта // Российская история. 2010. № 6. С. 3–29.
194
Социальная мобилизация в сталинском обществе (конец 1920-х –1930-е гг.): кол. моногр. / Н. Б. Арнаутов, С. А. Красильников, И. С. Кузнецов и др. Новосибирск, 2013; Социальная мобилизация в сталинском обществе: институты, механизмы, практики: сб. науч. ст. Новосибирск, 2011–2012. Вып. 1–2; Кедров Н. Лапти сталинизма: Политическое сознание крестьянства Русского Севера в 1930-е годы. М., 2013.
195
Восленский М. С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991; Пашин В. П. Партийно-хозяйственная номенклатура в СССР: становление, развитие, упрочение в 1920–1930 гг.: дис. … док. ист. наук. М., 1993; Хлевнюк О. В. Политбюро: механизмы политической власти в 1930-е гг. М., 1996; Пашин В. П., Свириденко Ю. П. Кадры коммунистической номенклатуры: методы подбора и воспитания. М., 1998; Мохов В. П. Эволюция региональной политической элиты России (1950–1990 гг.): дис… док. ист. наук. М., 1998; Аксютин Ю. В., Пыжиков А. В. Постсталинское общество: проблемы лидерства и трансформации власти. М., 1999; Пихоя Р. Г. Советский Союз: история власти, 1945–1991. Новосибирск, 2000; Нечаева С. В. Лидеры политической элиты Челябинской области, 1934–2004 гг. Челябинск, 2005; Золотов В. А. Политическая элита СССР: социальный состав, образовательный и культурный уровень, 1953–1991 гг.: дис… док. ист. наук. М., 2006; Коновалов А. Б. Формирование и функционирование номенклатурных кадров органов ВКП(б) – КПСС в регионах Сибири (1945–1991): дис. … док. ист. наук. Кемерово, 2006; Колдушко А. А. Кадровая революция в партийной номенклатуре на Урале в 1936–1938 гг.: дис. … канд. ист. наук. Пермь, 2006; Миронов Е. В. Региональные партийные элиты: исторический опыт и эффективность управления в 1956–1991 гг.: на примере Иркутской области: дис. … канд. ист. наук. Иркутск, 2007; Калинина О. Н. Формирование и эволюция партийно-государственной номенклатуры Западной Сибири в 1946–1964 гг.: дис. …канд. ист. наук. Новосибирск, 2007.
196
Абрамов В. Н. Техническая интеллигенция России в условиях большевистского политического режима в 1920-е – 1930-е гг. СПб., 1997; Терехов В. С. Рекруты великой идеи: Технические специалисты в период сталинской модернизации. Екатеринбург, 2003.
197
Минаков С. Т. Советская военная элита 20–30-х годов. Орел, 2004; Печенкин А. А. Военная элита СССР в 1935–1939 гг.: репрессии и обновление. М., 2003;
198
Красильников С. А. На изломах социальной структуры: Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 – конец 1930-х годов). Новосибирск, 1998; Пыстина Л. И. «Буржуазные специалисты» в Сибири в 1920-х – начале 1930-х гг. (социально-правовое положение и условия труда). Новосибирск, 1999; Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы Московского электрозавода в советском обществе 1920–1930-х гг. М., 2000; Полян П. М. Не по своей воле… История и география принудительных миграций в СССР. М., 2001; Красильников С. А. Серп и молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М., 2003; Смирнова Т. М. «Бывшие люди» Советской России: стратегии выживания и пути интеграции, 1917–1936 годы. М., 2003; Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы). Новосибирск, 2004; Земсков В. Н. Спецпереселенцы в СССР, 1930–1960. М., 2005; Чуйкина С. А. Дворянская память: «бывшие» в советском городе (Ленинград, 1920–1930-е гг.). СПб., 2006; Маргиналы в советском обществе: институциональные и структурные характеристики в 1930–1950-е годы: сб. науч. тр. Новосибирск, 2007; Корни и щепки: Крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири (1930 – начало 1950-х гг.) / С. А. Красильников, М. С. Саламатова, С. Н. Ушакова. Новосибирск, 2008; Режимные люди в СССР / отв. ред. Т. С. Кондратьева, А. К. Соколов. М., 2009; Зубкова Е. Ю. На «краю» советского общества: Маргинальные группы как объект государственной политики, 1945–1960-е гг. / Е. Ю. Зубкова, Т. Ю. Жукова. М., 2010; Маргиналы в советском социуме: 1930-е – середина 1950-х гг. / отв. ред. С. А. Красильников, А. А. Шадт. Новосибирск, 2010.
199
Руткевич М. Н. Социальная структура. М., 2004.
200
См. подробнее: Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. М., 1996; Шкаратан О. И. Российский порядок: вектор перемен. М., 2004; Шкаратан О. И., Ильин В. И. Социальная стратификация России и Восточной Европы: сравнительный анализ. М., 2006; Шкаратан О. И. Социология неравенства: теория и реальность. М., 2012.
201
Ильин В. И. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ, 1917–1996 гг.: Опыт конструктивистско-структуралистского анализа. Сыктывкар, 1996; Его же. Социальное неравенство. М., 2000.
202
Градскова Ю. Обычная советская женщина: обзор описаний идентичности. М., 1999; Пушкарева Л. Н. Русская женщина: история и современность. История изучения «женской темы» русской и зарубежной наукой. 1800–2000: материалы к библиографии. М., 2002; Смирнова Т. М. Дети страны Советов: От государственной политики к реалиям повседневной жизни (1917–1940 гг.). М.; СПб., 2015.
203
На сегодняшний день все выпуски ежегодника с 1997 по 2013 г. размещены в сети Интернет, см.: http://www.icshes.ru/elektro
204
Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945–1953. М., 1999; Нормы и ценности повседневной жизни: Становление социалистического образа жизни в России, 1920–1930-е годы / под ред. Т. Виховайнена. СПб., 2000; Нарский H. B. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001; Давыдов А. Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть, 1917–1921 гг. Мешочники. М., 2002; Журавлев С. В., Мухин М. Ю. «Крепость социализма»: Повседневность и мотивация труда на советском предприятии, 1928–1938. М., 2004; Аксютин Ю. В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953–1964 гг. М., 2004; «Советское наследство»: Отражение прошлого в социальных и экономических практиках современной России / под ред. Л. И. Бородкина, Х. Кесслера, А. К. Соколова. М., 2010; Орлов И. Б. Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. М., 2010.
205
Журавлев С. В., Гронов Ю. Мода по плану: история моды и моделирования одежды в СССР, 1917–1991 гг. М., 2013; Захарова Л. Одеваться по-советски. Мода и оттепель в СССР. Париж, 2011; Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941. М., 1999; Лебина Н. Мужчина и женщина: тело, мода, культура. СССР – оттепель. М., 2015.