Страница 66 из 90
— Всегда ли эти вихри состояли из крошечных птичек?
— Они стали такими не очень давно, — мягко ответил он.
Гален выглянул из-за его головы, глядя Айслингу прямо в лицо вверх тормашками.
— Что-то не помню, чтобы они были крошечными птицами.
Айслинг рассмеялся, и его лицо осветилось таким счастьем, какого я раньше не видела; даже спрятавшись за вуалью, он был очень серьезным человеком.
— Птицы появились в глазах Айслинга еще до твоего рождения, Гален, — сказал Дойл.
Счастье Айслинга немного померкло, и не глядя ни на кого из нас, он попросил:
— Не могли бы вы распустить мои волосы и… прикоснуться к ним, пожалуйста?
Я посмотрела на Дойла и Галена. Они оба кивнули, и Гален улыбнулся. Айслинг сел, чтобы мы могли вынуть шпильки, сдерживающие плотно переплетенные между собой косички. Даже с учетом того, что нас было трое, потребовалось время, чтобы распустить все косы. Мы пропустили между пальцев его золотисто-белокурые волосы. Они не излучали свой собственный свет, как волосы Фенеллы, но сияли, отражая каждую частичку света, что лился на нас сквозь листья над головой.
Его волнистые волосы были длиной до лодыжек, густые и теплые, не такие мягкие, как у Галена или Холода, или даже как у Риса, а ближе по текстуре к волосам Дойла. Айслинг лег на живот, давая нам возможность ласкать и перебирать его сверкающие волосы, пока мы не разложили их вокруг него плащом.
Он глубоко, довольно вздохнул и приподнялся на локтях.
— Со мной связался кое-кто из дворян Благого двора. Они предложили мне трон.
— Когда? — спросил Дойл.
— Несколько дней назад.
— Почему ты не сразу рассказал нам об этом? — спросил Гален.
— Потому что думал, что вы меня выгоните, а мне больше некуда идти.
Я отвела его волосы назад, укладывая их на свои колени, словно зверушку, пока не смогла взглянуть в его лицо.
— Я бы не выгнала тебя из-за козней других дворян. Ты не больше меня контролируешь дворцовые интриги.
Айслинг посмотрел на меня.
— Ты не злишься?
— Не злюсь, — ответила я.
— При Благом дворе есть два лагеря, что желают увидеть тебя на троне.
— Сторонники сэра Хью и самого короля, но мне известно, что при Благом дворе, так же, как и при Неблагом, есть те, кто считает меня недостойной любого престола.
— Они опасаются, что твоя смертная кровь лишит их бессмертия так же, как это происходило на дуэлях.
— Я об этом знаю, и если уж быть честными, они могут быть правы.
Айслинг удивленно взглянул на меня.
— Значит тебя это тоже беспокоит.
— Да.
— Так ты примешь трон?
— Богиня и сама волшебная страна нарекли нас с Дойлом правителями Неблагого двора, но Благой ситхен не признал меня, когда я была там.
— Ты была частью дикой охоты, Мерри, ты не можешь быть королевой, не важно какого двора, и возглавлять охоту, — сказал Дойл.
— Имеешь в виду вообще? — уточнила я.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Нет. Когда ты являешься частью охоты, особенно когда ты охотник, в этот момент это твой единственный титул. Ты снимаешь корону, чтобы возглавить охоту, и вновь надеваешь ее, как только перестаешь быть охотником.
— Помню, ты рассказывал, что был когда-то охотником.
— Был, но не такой дикой охоты, какую возглавили вы с Шолто.
— Я видел прежде только одну дикую охоту, и это были слуа, — сказал Гален.
— Как когда-то было гораздо больше холмов Фэйри, так и диких охот, — ответил Дойл.
— Я помню, как Дойл возглавлял свою собственную дикую охоту и был охотником для нашей королевы, — проговорил Айслинг.
Дойл провел рукой по волосам мужчины.
— Ты старше меня, мой друг.
— Что ты ответил дворянам, предложившим сделать тебя королем? — поинтересовалась я.
— Сказал, что не предам ни тебя, ни Дойла.
— И что они на это ответили? — спросила я.
— Попросили меня подумать, прежде чем дать ответ.
— Если ты хочешь править, Айслинг, то вперед, — сказала я.
Он казался пораженным.
— Мерри! — окликнул Дойл.
Я погладила золотые и теплые волосы у меня на коленях.
— Нет, Дойл, ты видел, как воспринимают меня некоторые из Благой знати. Они приходят сюда в надежде, что я помогу им завести ребенка, и все равно многие из них относятся ко мне как к какой-то дворняге. Люди могут последовать за тобой лишь по трем причинам: из любви, страха или преданности. Никто в Благом дворе не любит и не боится меня, и я не уверена, преданы ли они хоть чему-нибудь или кому-нибудь, кроме своего собственного стремления к власти.
— Лорд Хью и его дама хотят ребенка, — сказал Дойл.
— А еще он хочет приблизиться к престолу, и если посадит меня на трон, то у него получится, — ответила я.
— При дворе Благих нас с Мерри никогда радушно не принимали, — проговорил Гален.
— Вы оба серьезно считаете, что Мерри должна просто отказаться от золотого трона? — спросил Дойл, переводя взгляд с меня на Галена.
Мы оба кивнули.
— Как бы там ни было, Дойл, Благой ситхен признал Айслинга, когда Благие впервые пришли в эту страну. Таранис изгнал его, потому что его собственный ситхен пожелал другого короля. Ситхен уже выбрал Айслинга королем, пусть будет так.
— Что если ситхен изменил свое мнение после двух сотен лет? — спросил Айслинг.
— Тогда тебе будут рады здесь, в западных землях, — ответила я.
— Мы ничего не забыли? — поинтересовался Гален.
— Ты о чем? — спросила я.
— Король должен умереть, чтобы Айслинг занял этот трон.
— Я не возражаю, — сказала я.
— И я, — согласился он.
— И я, — присоединился Дойл.
— Если я соглашусь, это будет похоже не сговор, — проговорил Айслинг.
— Я хочу его смерти с тех пор, как он похитил Мерри, — сказал Гален.
— О да, — отозвался Дойл.
— За то, что он обидел Мерри, я тоже буду рад его уничтожить, — сказал Айслинг.
— Если ситхен по-прежнему желает видеть тебя своим королем, тогда будь королем Благих, Айслинг. Ситхены допускают наследственное монархическое правление, но каждый монарший род начинался с выбранного короля. Я уверена, что когда мы прекратили позволять земле выбирать своего правителя, тогда-то и началось наше падение как народа.
— Когда ирландцы перестали позволять великому камню выбирать своих королей[30], тогда и начался их крах, — рассказал Дойл.
Я погладила его по руке, зная, что среди ирландцев были и его люди, и он до сих пор переживал то, как сильно они пострадали от рук англичан, хотя за последние годы я единственная, кто узнал о его отношении к этому. У Дойла были свои тайны, не от меня, но от большинства при дворе. Он был капитаном стражи, Мраком королевы, ее левой рукой, ее ассасином, и все это не давало ему почувствовать себя или быть на самом деле настоящим. Дойл по-своему был так же одинок, как и Айслинг.
— Ты правда отдашь мне золотой трон, когда у тебя впервые за столетия есть возможность объединить два престола сидхов?
— Мысль о том, что я могу объединить нас, хороша, но я считаю, что между темным и золотым народом слишком много страха и ненависти. О, Айслинг, шесть знатных домов выступили против меня. Я сомневаюсь, что буду в безопасности даже на троне Неблагих, и уверена, что Благой трон для меня, моих детей и моих возлюбленных слишком опасен. Я не стану рисковать всем, что мне дорого, ради какого-то трона, так что будь королем, если можешь, ситхен выбрал тебя, так и должно быть.
Он изучил выражение моего лица и в конце концов сказал:
— Ты и вправду очень неординарный человек, Мерри.
— Я практичный человек в этих вопросах или эгоистичный. Я не желаю терять еще больше тех, кого люблю, только не ради власти.
— Все верно, вы с Дойлом оба отказались от предложенных вам самой волшебной страной корон Неблагого двора ради спасения жизни Холода.
Мы улыбнулись друг другу и одновременно потянулись, чтобы сцепить руки, отчего заулыбались шире.
— Что может быть важнее любви? — спросил Гален.