Страница 35 из 90
— Это относится и к Неблагим, но полагаю, они ожидали, что ты погибнешь в тех небольших битвах, не было нужды тратить свои силы на пушечное мясо.
Холод начал поглаживать большим пальцем костяшки моей руки, которой я касалась его бедра.
— Ты, возможно, прав, но я выжил, и они начали обучать меня.
— Если когда-то ты был Благим, то как тебя изгнали из них?
— Прислужница, человеческая девушка, пролила на руку короля горячий суп. Он исцелился за считанные минуты, но все равно ударил ее, а когда она устояла, не дрогнула и не отвела взгляда, он начал избивать ее.
Холод все поглаживал мою руку, смотря в никуда отрешенным от воспоминаний взглядом.
— Ты спас ее, — сказала я.
— Я встал между ними, потому что не мог смотреть на то, как он убивает ее, и не понимал другую знать, просто наблюдающую за всем этим.
— Ты недостаточно долго пробыл аристократом, — сказал Дойл. — И не понимал привилегии правителей.
— И до сих пор не понимаю, но наша королева научила меня не вставать между ней и ее жертвами.
Холод задрожал, обхватил свои широкие плечи, словно замерз, но есть холод, который зависит от температуры, а есть тот, что касается сердца и души.
Дойл потянулся через меня, чтобы коснуться плеча Холода.
— Мы все научились не испытывать милость королевы.
Так говорили среди Неблагих, быть в милости у королевы — означало попасть в безнадежную ситуацию, и чтобы избежать ее милости, ты готов сделать все или чего-то не сделать, если потребуется.
Холод поднял голову и встретился взглядом с другим мужчиной. Они смотрели друг на друга, и на лице Холода была такая же боль, какая скорбь отражалась на лице Дойла. Я как будто уловила намек на те долгие века, что превратили их в тех мужчин, которыми они были теперь, и друзей, которыми стали друг другу. Они закалились в огне сражений и пыток.
Прямо сейчас я была счастлива от того, что они были моими, так счастлива, что могу уберечь их. Однажды королева Андаис сказала, что каждый мужчина, который не станет отцом моих детей будет вынужден вернуться в ее стражу Воронов, снова соблюдая целибат, не считая ублажения ее самой. Это лишь доказывает, насколько она обезумела от гибели своего сына, раз полагала, что может высказать эту угрозу и все еще ожидать, что я вернусь домой, принимая корону, позволив этой сумасшедшей истязать охранников, перешедших на мою сторону, целую вечность. Все желают бессмертия, даже я, но порой у вечной жизни и способности залечить большинство ранений есть свои недостатки, например, тебя могут вечно пытать.
Эта мысль побудила спросить меня:
— Когда придут результаты генетической экспертизы, и станет достоверно известно, кто является отцом детей, а кто нет, думаете, королева потребует возвращения своих Воронов?
— Она так много раз об этом заявляла, — сказал Дойл.
— Но теперь большинство из них присягнули на верность Мерри, — напомнил Холод.
— Может ли одна клятва отменить другую? — спросил Дойл.
— Так вот почему Катбодуа сделала это, — догадалась я.
— Ты о принесенной ею присяге?
— Да.
На мгновенье мы все задумались над этим, а затем Дойл произнес:
— Королева была так занята попытками умереть, что забыла подумать о жизни, но если она полагает, что у нее лишь два варианта: либо жить и заполучить свою стражу, либо быть убитой нами за требование вернуть домой ее Воронов, тогда она может призвать тех, кто не является отцом детей, вернуться в Неблагой двор.
— Нам-то что делать? — спросил Холод.
— Не могу я отправить их на верные смерть и пытки, — сказала я.
— Катбодуа была вольна присягнуть другому, поскольку в живых не осталось ни одного принца, но мужчины из стражи не могли дать свою клятву Мерри, пока королева еще жива, — проговорил Дойл.
— Ты имеешь в виду буквально? Они не могли произнести эти слова, или их должно было ожидать какое-то проклятье за нарушенную клятву? — уточнила я.
— Последнее.
— Откуда уверенность, что этого не случилось? — спросил Холод.
— Шолто с Мерри вернули к жизни Дикую Охоту, а именно она преследует клятвопреступников среди нас, но ты же не почувствовала неправильность происходящего, когда они присягнули тебе на верность?
Я задумалась над этим и покачала головой.
— Нет, чувства неправильности не было, да и Шолто был рядом с нами, когда это случилось.
— Как может клятва королеве не давать о себе знать? — спросил Дойл.
— Ты дал свою клятву по своей воле? — поинтересовался Холод.
Дойл кивнул.
— А я нет, но это было единственной открытой для меня возможностью, единственным способом спастись от безумной гордыни короля.
— Хочешь сказать, что клятва, данная по принуждению, не имеет силы, — заключил Дойл.
— Возможно, — сказал Холод.
— Если они на самом деле присягнули мне, значит их не вынудить вернуться к королеве.
— Клятва не заставит их вернуться, а вот ее ярость и безумие могут это сделать.
Какое-то время мы просто сидели и обдумывали это. В конце концов я произнесла:
— Вот теперь поддержка кажется весьма кстати.
— Тогда давай отложим наше оружие и обнимемся, — предложил Дойл.
— Мрак не обнимается, — заметил Холод.
— Как и Убийственный Холод, — сказал Дойл.
— Обещаю никому не рассказывать, просто обнимите меня и расскажите, как отвадить короля от моих снов.
Я положила реликвию, Абен-дул, на изголовье кровати. Мы вернем его в оружейную комнату позже. Слишком опасно оставлять его рядом. Холод забрал свой нож, и мы легли на кровать, они оба обнимали меня, касаясь своими длинными руками друг друга. Мрак и Убийственный Холод может и не обнимаются, зато обнимаюсь я, и если Тараниса никак не удержать подальше от моих снов, я собираюсь побольше обниматься и поменьше спать. Я никогда не страдала от бессонницы, но горю желанием узнать, что это такое.
Глава 17
Все малыши спали в своих люльках. Едва я пришла в себя от кошмара, мне захотелось взглянуть на них. Разумом я понимала, что они были в безопасности, но страх всегда был в стороне от разума; может, страх и не подчинялся логике, но иногда он был логичен. Я боялась своих дядю и тетю — это было логично, но я также боялась, что мои дети каким-то образом остались в моем кошмаре — а это уже нет.
Со мной у кроватки стоял Китто. Мы держались за руки, глядя на Брилуэн. Она свернулась крошечным клубком, как если бы до сих пор спала внутри меня, пытаясь отыскать местечко между своими братом и сестричкой. Мы подошли к Гвенвифар, чтобы взглянуть на ее белые кудряшки, почти мерцающие в свете ночных ламп. Аластер развалился на спине, подбоченясь и расставив ножки, как будто так наигрался, что просто рухнул без сил, как иногда бывало с Лиамом. Были ли девочки и мальчики в таком раннем возрасте уже настолько различны? Я честно не знала, в моем окружении никогда не было детей, так что я училась по книгам и занятиям, а также на практике.
Китто обнял меня за талию, и я положила руку ему на плечи. Они стали шире со времени его прибытия, потому что Дойл настоял, чтобы этот небольшой мужчина начал заниматься в зале и даже практиковаться с оружием. Никто не рассчитывал, что Китто займет место в моей страже, но Дойл хотел, что мы все могли постоять за себя. Даже я участвовала в тренировках, пока не стала настолько большой из-за детей, что не могла нормально двигаться, а доктора не начали беспокоиться, что некоторые из упражнений могут спровоцировать преждевременные роды. Как только я восстановлюсь, я вернусь к тренировкам, потому что способность постоять за себя очень кстати после сна с Таранисом. Но ведь я и так защитила себя, верно?
— Клянусь, Мерри, малыши мирно спали на протяжении нескольких часов.
Я обняла его.
— Тебе тоже нужно поспать, ты же понимаешь?
Он улыбнулся мне, а затем снова приковал взгляд к детям, нашим детям.
— Я никогда не думал, что где-то найду свое место. Среди гоблинов меня терпели, пока я ублажал воина сильнее меня или его даму, как их покорная игрушка, но если они уставали от меня, или один начинал ревновать ко мне другого, меня выгоняли, и без хозяина я становился добычей для каждого.