Страница 28 из 90
Брилуэн распахнула свои огромные миндалевидные глаза, глубокие океаны, и я почувствовала словно проваливаюсь в них. Мне буквально пришлось выбираться на берег. Я опустила малышку от своего лица, избегая смотреть ей прямо в глаза. Это не было гламуром, это была ее сила, нашей маленькой корнуэльской Розы. Насколько она сильна, и как нам научить ее не использовать свою силу волей-неволей? Как объяснить новорожденному, что такое злоупотребление магией?
— Кое о чем мы обещали никогда не говорить, Рис, — сказала Андаис, и от ее голоса по спине пробежал холодок, и зашевелились волосы на затылке.
Аластер заплакал, высоко и жалобно, размахивая маленькими кулачками. Он не мог проголодаться — мы прикладывали их к груди или покормили из бутылочки перед связью с королевой, чтобы нам не пришлось с этим потом разбираться. Шолто начал раскачивать его из стороны в сторону. Аластеру не нравилось, когда его укачивали как Гвенвифар, а Брилуэн любила, чтобы ее облокачивали на плечо и поглаживали спинку, когда баюкали. Им всего три дня от роду, а они уже такие разные, такие индивидуальности. Мне говорили, что двойняшки и тройняшки похожи друг на друга, но я начинала подозревать, что это мнение сложилось, потому что они внешне похожи, и люди ожидали от них этого.
Шолто стал раскачивать Аластера по широкой дуге, отчего верхняя часть его тела качалась из стороны в сторону. Движение начало успокаивать малыша.
— Обещали, но не клялись, — ответил Рис. Если бы он поклялся, то не смог бы заговорить об этом, поскольку нарушение клятвы было одним из списка «грехов» среди фей. Клятвопреступник мог быть навеки изгнан из Фэйри.
Андаис взглянула на плачущего ребенка.
— Я видела девочек, но не мальчика. Не могли бы вы поднести его поближе?
Именно Дойл ответил ей:
— Если ты прекратишь пытаться заставить нас понервничать, моя королева, возможно, но если ты продолжишь вести себя так же, как последние несколько минут, то какой в этом смысл? Мы не хотим, чтобы наши дети росли в атмосфере страха и неуверенности.
— Как посмел ты ставить под сомнение мое поведение, Мрак?
Он пожал плечами, все еще держа одну руку на моем плече, а в другой сжимая ладонь Холода.
— Именно поэтому мы и не желаем, чтобы дети росли при тебе, при твоем дворе. Я считал, что Эссус[17] сглупил, забрав Мерри и своих придворных и покинув Неблагой двор, но теперь понимаю, насколько он был мудр. Даже если бы Мерри выжила при нашем дворе будучи ребенком, сейчас она была бы совсем другим человеком. И не думаю, что та Мерри была бы лучше или добрее.
— Нельзя быть добряком и править при этом сидхами или гоблинами, или слуа, да кем угодно в Фэйри и за его пределами. Доброта — сказка для детей и людей.
— Проявлять доброту тогда, когда это возможно, это не слабость, — сказал Дойл.
— Для королевы чаще всего она ей и является, — ответила Андаис.
— Ты же видела Мерри на поле боя, неужели ты считаешь, что ее добродушие сделало ее менее безжалостной, менее опасной, моя королева? — спросил он, и его голос стал ниже, наполнившись теми низкими вибрациями, которые пугали меня когда-то. А теперь они вызывали у меня дрожь совсем по другой причине, гораздо более приятной, потому что всего три вещи могут заставить голос мужчины звучать грубее, наполниться тестостероном: тяжелая тренировка, жестокость и секс.
— Думаешь, это мудрый шаг напоминать мне о том, как она расправилась с моим сыном на моих же глазах?
— Думаешь, это мудрый шаг напоминать Холоду о его потерянной первой любви?
— Холод не в силах наказать за такую дерзость, в отличии от меня, — напомнила она.
— Опять ты за свое, — проговорил Рис.
Она снова повернулась к нему.
— Что ты хочешь сказать?
Эймон, сидящий рядом с ней, пошевелился и заговорил тихим и вразумительным голосом, к которому прибегают, чтобы успокоить диких животных или чтобы уговорить прыгуна отойти от края.
— Моя королева, моя возлюбленная, он имеет в виду, что, если ты продолжишь угрожать им возмездием, у них не будет причин показывать тебе племянников. Перед тобой внуки твоего брата, хочешь ли ты присутствовать в их жизни или предпочтешь остаться Королевой Воздуха и Тьмы, запугивающей и не прощающей никаких обид?
— Я же уже предложила сложить с себя полномочия Королевы Воздуха и Тьмы, если Мерри взойдет на престол.
— То есть для тебя важнее быть тетей Андаис внукам Эссуса, чем королевой?
Она, казалось, задумалась над этим на какое-то мгновенье, а затем кивнула.
— Да, чтобы увидеть продолжение моего рода, ради трех потомков нашей крови, уже обладающих такой силой, ради этого я уступлю.
Это были не просто потомки, а могущественные, одаренные потомки. Она уже увидела отметину молнии на руке Гвенвифар и наблюдала, как она вспыхивала от прикосновения Мистраля. Аластер еще не продемонстрировал такие таланты, как у девочек, но для Андаис, похоже, было само собой разумеющимся, что он тоже будет силен. Если бы кто-то из наших детей не был одарен, по ее меркам, она сочла бы их такими же бесполезными и недостойными, какой она посчитала меня, когда мне исполнилось шесть, и она попыталась меня утопить.
Эймон с опаской накрыл ее ладонь своей.
— Но, любовь моя, отказаться от престола недостаточно. Мередит и ее консорты хотят чувствовать себя в безопасности рядом с тобой, а прямо сейчас они этого не чувствуют.
— Они и не должны. Я Королева Воздуха и Тьмы, правитель Неблагого двора. В этом и суть, чтобы люди меня боялись, Эймон, ты же знаешь.
— Чтобы править нашим двором — возможно, чтобы держать под контролем Золотой двор — наверняка, но, любовь моя, быть может для двоюродной бабушки Андаис запугивание не самый лучший выход.
Андаис нахмурилась, как будто не понимала, о чем он. В его словах была логика, она могла прислушаться к нему, но я не уверена, что она способна уловить смысл.
В конце концов она признала:
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, Эймон.
Он попытался притянуть ее в свои объятия, сказав:
— Знаю, что не понимаешь, любовь моя.
Она отстранилась.
— Так объясни мне, тогда я пойму.
— Тетя Андаис, — позвала я.
Она повернулась ко мне, все еще хмурясь, все еще не понимая.
— Сожалеешь ли ты о потере Тайлера?
— Я же сказала об этом, разве нет?
— Сказала.
— Тогда зачем ты спрашиваешь, Мередит?
— Будешь ли ты сожалеть, если не станешь для наших детей тетей Андаис?
— Я и так их тетя, Мередит. Тебе этого не изменить.
— Может и нет, но я в праве решить, будешь ли ты лишь формально называться их тетей или по-настоящему станешь частью их жизней, чтобы они в хорошем смысле знали, кто ты такая, или попадешь в число тех, о ком мы будем предостерегать их. Хочешь быть чудовищем для своих племянников? Лишь увидишь тетю Андаис, беги! Если она приблизиться к тебе, зови на помощь, борись! Такой след ты хочешь оставить в их жизни?
— Они не смогут дать мне отпор и победить, Мередит, даже ты не можешь.
— Я не это хотела до тебя донести, то, что ты подумала об этом, и делает тебя нежеланным гостем здесь.
— Не делай из меня своего врага, Мередит.
— Тогда извинись, тетя Андаис.
— За что?
— За напоминание Холоду о боли прошлого, за попытку запугать Китто, за каждую угрозу, каждый намек на боль и жестокость, с которыми ты сегодня говорила.
— Королевы не просят прощения, Мередит.
— А тети это делают.
Она моргнула, глядя на меня.
— Ах, — вздохнула она, — так ты хочешь, чтобы я стала жизнерадостной родственницей, раздающей подарки и улыбки.
— Именно так, — подтвердила я.
Она улыбнулась, но улыбка эта была не из приятных, словно она съела что-то горькое.
— Хочешь, чтобы рядом с детьми я была совсем другой, нежели есть на самом деле?
— Если это предполагает быть приятной, доброй и просто нормальной тетей, то да, Андаис, именно этого я и хочу.
— Все это не их наследие.
— Мой отец, твой брат, придерживался другой позиции и научил меня всему этому.