Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

Каким-то образом он сумел постепенно отодрать нижние края пары досок на окнах. Приладил на место так, чтобы и заметно не было, и можно было легко сдвигать. Помогло ему все это проделать, вероятно, то, что к этой стене барака можно было подобраться незаметно для охраны на вышке, угол не просматривался.

Потаскивал ли он продукты раньше и где умудрялся их съедать (ведь это тоже надо было осуществлять незаметно), или это была его первая операция, никто никогда не узнал. Подслушанный разговор обрек его на смерть. Если он вообще мог что-то слышать за стенами кладовой, скрючившись за бочками в три погибели и едва дыша. Да и насколько хорошо он знал русский, чтобы понять, о чем идет речь? Этого Генрих не знал, они общались только по делу. Между ними существовала взаимная антипатия.

Потом, используя короткие передышки перед обратной дорогой с флягами в лагерь, Генрих с Андреасом мечтали. Вот окончится война, они останутся живы, их вернут домой… Все успокоится и начнется мирная нормальная жизнь. Они когда-нибудь вернутся в Россию, приедут в эти Богом проклятые места и найдут в пещере ящики с золотыми слитками. Вывезут их домой и будут жить припеваючи всю оставшуюся жизнь. Это будет их наградой за эту проклятую войну.

Вынырнув из золотого тумана, переглядывались и начинали хохотать. Высшей наградой для них будет – остаться в живых и возвратиться. А золото… Это не их золото. Да и кто их сюда пустит, бывших оккупантов, солдат армии страны-захватчика! Если это и станет возможно, то очень-очень не скоро.

А если бы даже им удалось сюда вернуться, как искать иголку в стоге сена?! Полсотни пещер, это целую спелеологическую экспедицию надо будет снаряжать. И даже если найдется золото, кто позволит его отсюда вывозить через границу? Посмеявшись и передохнув, они возвращались в лагерь.

А потом лагерь военнопленных на соляном озере расформировали. Было ли это следствием истории с убийством заключенного, то ли действовали какие-то другие процессы – неизвестно. Сначала ужесточили режим, Андреас и Генрих больше не могли наведываться в пещеры. Потом при сортировке они были распределены на разные новые объекты. Сразу же после окончания войны началась репатриация пленных, уже в конце 1946 года Андреас Фишер вернулся на родину. Следы Генриха Шеллерта и его семьи он искал потом всю жизнь, но тщетно.

* * *

Пауль Фишер счел лишним посвящать внука Генриха в эти драматические подробности, водить по историческим и авантюристическим дебрям. Как и его отец, он считал пережитую Андреасом и его другом историю завершившейся еще тогда, в 1944-м.

Конечно, Роберт Шеллерт-Петерсон не произвел на него впечатления человека, способного на авантюру. Но если даже он и заблуждался в отношении Роберта, то не считал разумным будить бредовые, напрасные надежды в молодом хлыще. Зачем?

Вполне возможно, что не настолько хорошо владел Генрих русским, чтобы правильно понять услышанное. Мог треть недослышать, треть додумать, а то и вообще выдумать всю историю. Например, чтобы поддержать ослабевший моральный дух своего товарища, впадающего в отчаяние.

РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ЖИЛИ МЫШКИ НА КВАРТИРЕ

Денек сегодняшний у Зои Васильевны выдался насыщенным.

Обычно ведь как бывает: летние дни тянутся бесконечно, словно резиновые. Они проходят – одинаковые, как близнецы-братья, без особых событий, однообразные, по заведенному ритуалу. И вдруг как плотину прорвет: враз о тебе вспоминают родственники и знакомые, звонят один за другим, справляются о здоровье. В один и тот же день, как сговорившись, и без тебя им – жизнь не в жизнь!

Телефон не умолкает. Звонят и не очень близкие, и не очень приятные люди, нарушая установившийся порядок и отрывая от повседневных дел. И с чего бы это вдруг, какая муха всех массово покусала?

Или идешь себе, допустим, тихо-мирно на рынок в такой вот баламутный денек, и одного за другим встречаешь знакомых, которых уже сто лет не встречал. Уже даже начинаешь думать, что их вообще нет на этом свете, по причине преклонного возраста. А они, оказывается, живы, хоть и не совсем здоровы, что естественно в их возрасте. И они демонстрируют такую пылкую радость от встречи, даже неловко! Хотя, вроде бы, и не с чего радоваться, не такими уж тесными были отношения. Порой, отнюдь не теплыми или радужными.



Наверно, это потому, что редеют близкие ряды. Верней, ряды редеют близких, то есть сверстников.

И вот начинается обмен информацией: у кого что болит, и кто чем лечится, и про неблагодарных детей, и про бездушных чиновников и врачей-взяточников, и про общих знакомых, которые уже действительно ушли в лучший мир.

И возвращаешься домой уже ближе к обеду, переполненный эмоциями. В основном, положительными, но и легкая досада присутствует, поскольку все дневные планы летят к чертям. А потом – бац! – среди ночи просыпаешься, как от толчка, и лежишь, таращишься в потолок. Голова ясная, сна ни в одном глазу, и пережевываешь-перемалываешь дневные встречи. Мысли по поводу роятся, как бабочки, вокруг головы. Или как карты в компьютерном пасьянсе, когда удается собрать колоду.

И мысли-то умные, продуктивно-конструктивные, в дневной круговерти такие в голову не приходят. И планы какие-то нереальные, которые в ночной бессоннице кажутся такими осуществимыми! Но попробуй днем вспомнить, о чем ночью думала, половины не вспомнишь.

Вот и сегодня.

Зоя Васильевна Конева, немолодая женщина, давным-давно преодолевшая пенсионный рубеж, с работой распрощалась не так давно, в силу обстоятельств. Но, вопреки собственным опасениям, фактом этим не опечалилась и вкушала сладкие плоды заслуженной свободы: спала утром подольше, если ночь выпадала бессонная, ненавистную рутинную домашнюю работу делала не спеша, не откладывая на завтра то, что можно сделать послезавтра. Будучи безумным читателем, в промежутках между делами читала запоем. Пару-тройку раз в день она включала телевизор, капризничая и смакуя передачи, как истинный гурман.

Сегодня с утра, переделав до завтрака несколько неотложных утренних дел и приготовив немудрящий завтрак, она уселась перед телевизором, предвкушая два удовольствия одновременно. Первое: салатик из моркови, яблока и изюма, со сметаной, и большой бокал растворимого кофе с молоком и булочкой с маком – пища телесная. Второе – пища духовная: в этот день местный канал показывал ее любимую передачу «Путешествия по родному краю».

В родном краю она прожила жизнь, практически никуда не выезжая, но из передачи узнавала некоторые вещи, про которые до этого знала весьма приблизительно или не знала совсем. Сегодня проводили с телезрителями заочную экскурсию на знаменитое соляное озеро Тускел и расположенную вблизи него гору Басит-ола.

«…Когда-то, много лет тому назад, посетил берега Волги великий Далай-лама», – напустив в голос подобающей таинственности, вещала теле-гид, сухопарая дама под сорок, смуглая, как цыганка, и с крупной родинкой на щеке.

– Ну и голосок! – уже по привычке вслух подумала Зоя Васильевна, – «когда б еще и петь была ты мастерица… Иван Андреевич Крылов».

У каждого – свои недостатки. Невинной слабостью Зои Васильевны было цитирование людей великих. Она охотно делилась с другими чужой мудростью. Чужая мудрость очень часто выражала ее мироощущение, но была уже сформулирована. Собственные же ощущения бродили по организму неприкаянно, не оформленные словесно. Стоило ли мучиться, оттачивая формулировки, когда есть уже готовые?

«…И Волга, и приволжские степи понравились ему, – с энтузиазмом продолжила телегид, – но очень тосковал он по родным горам. И надумал исправить ошибку природы, поместить в степях хоть одну гору. Отправил Далай-лама на Урал двух своих монахов-богатырей с заданием: принести к берегам Волги камень величиной с гору.

Два брата-монаха отправились на Урал, взвалили себе на спины гору и много дней и ночей несли ее. И уже почти донесли, да встретилась им на пути юная прекрасная казашка. Младшего брата одолели греховные мысли, и Бог покарал его: выскользнула гора из его ослабевших рук, и не смог монах-батыр удержать ее. Старшему же брату не под силу было держать гору одному, и она обрушилась на братьев и раздавила их. Склоны горы окрасились кровью монахов, а земля не выдержала мощного удара, и трещины разошлись во все стороны, превратившись в степные балки и пещерные ходы.