Страница 27 из 28
– Двадцать пять, а что? – спрашиваю с вызовом, разминая плечи. Джош наклоняет голову на бок, с иронией наблюдая за мной.
– Мне было двадцать семь, когда я пропал на три года. Ты же слышал об этом? – сухим, почти равнодушным тоном поинтересовался Джош, протягивая мне бутылку воды. Я благодарно киваю, хотя не отказался бы от чего-нибудь покрепче. Рабочий день закончился, можно и расслабиться.
– Да, парни что-то говорили, – припоминаю я, открывая бутылку.
– Как думаешь, что могло заставить человека на вершине своей карьеры уйти в тень, отказаться от участия во всех проектах?
– Я не знаю, – небрежно пожимаю плечами, потирая затекшую шею.
– А ты подумай. Что могло бы заставить тебя уйти сейчас? Когда ты полон сил, привлекателен, популярен?
– Я не знаю, Джош, – снова раздраженно качаю головой я. – И гадать не собираюсь.
– У меня была травма, Марк. Перелом позвоночника, – произносит Каперски. Я даже вздрагиваю от абсурдности его заявления. Перелом позвоночника? Окидываю изучающим взглядом его спортивную фигуру.
– Не легкий, когда можно вернуться в строй после каких-то трех месяцев в корсете… Я был парализован, ниже пояса. Врачи ставили на мне крест, и я три года прожил в Китае среди монахов, которые поставили меня на ноги, но я уже никогда не стану таким же физически сильным, как ты. Скажу больше, меня ждет мучительная старость, Марк. Адские боли. Они уже начинаются, а мне еще нет сорока. Ты спросишь, почему я говорю тебе об этом?
– Да, спрошу, – киваю я, чувствуя себя неловко. Обычно за такую откровенность приходится расплачиваться…. Джош не просто так завел эту песню.
– О чем ты думал, когда вышел сегодня на работу, Марк? – пристальные карие глаза смотрят на меня, словно он чертов чтец душ.
– Проблемы, женщины, может быть, бурная ночь? Ты – специалист, которых поискать еще, но ты молод, и самонадеян. Я был таким же. Всю ночь кутил, развлекался с лучшими девочками побережья, а потом приходил и отрабатывал лучше любого из моей команды. У меня все получалось на уровне инстинктов. Я всегда знал, когда нужно сделать необходимый элемент, я действовал на грани риска, но рассчитывал свои силы. У тебя тоже есть этот инстинкт. Мы похожи больше, чем ты думаешь. Ты считаешь себя неуязвимым, всесильным. Я видел, как ты меняешь элементы трюков, вводишь свои, несмотря на мой приказ следовать четким инструкциям. Неповиновение и бунтарский дух – мне знакомо это. Адреналин…. Как наркотик, на который подсаживаешься сразу, с первой дозы. А теперь представь, Марк, что ты полностью обездвижен. Ты не только не хозяин мира. Ты даже не управляешь собственным телом. А все, кто вчера считали тебя Богом, сегодня в смущении отводят глаза, услышав, что ты подыхаешь в какой-то клинике. Нравится перспектива?
– Не думаю, что мне стоит об этом думать, Джош, – раздраженно бросаю я, хватая со стула пачку сигарет, доставая одну и чиркая зажигалкой.
– Почему же? От подобной перспективы тебя может отделять всего одна ошибка, Марк. Одна гребаная ошибка, – Каперски делает шаг вперед. Выбивая из моих пальцев сигарету. – Одна сигарета, одна бутылка, одна шлюха, которая не давала тебе спать всю ночь, одна мысль не о работе, которую ты должен выполнить здесь и сейчас. И твоя чрезмерная самоуверенность.
– Эй, полегче, – рявкаю я, инстинктивно толкая наступающего Джоша.
– Еще раз придешь на площадку неготовым, вылетишь к черту! – интонация его голоса становится угрожающей и твердой.
– Я был готов. Все получилось, – принимаюсь спорить я, хотя выдержать его всезнающий сканирующий взгляд непросто. Ублюдок прав. – Я бы отработал с первого раза, если бы не погодные условия.
– От тебя до сих пор несет вчерашним виски, Марк. Не лги самому себе. Ты приехал сюда, полным амбиций. Невероятно талантливый, заносчивый, но неиспорченный парень, который был готов работать на износ. И что стало с тобой сейчас? Я всерьез думал, наблюдая за тобой, что наконец-то, нашёл человека, который может заменить меня в этом бизнесе, но нет, блядь, ты, как и многие другие, покатился по наклонной. Так тебя устраивает? Нравится прожигать жизнь? Когда ты упадешь, а это случится, если ты не остановишься, кто будет рядом?
– У меня есть семья, – огрызаюсь я.
– Ты уверен? – сурово спрашивает Каперски, – Потому что я – нет. Тот, у кого есть семья, не будет вести себя так, словно его единственная цель – это умереть так, чтобы все о нем запомнили. Хочешь стать легендой посмертно?
– Ты решил сыграть роль строгого папочки?
– Видимо, раз больше некому. Когда я оказался один на один со своей проблемой, моих родителей не было в живых, но у меня была жена, которая вытаскивала из пучины депрессии, апатии и жалости к себе. Она заставила меня верить, что я встану и вернусь в профессию. Я жил ради нее и дочери. Иначе бы сдох, наглотался снотворного или просто в петлю влез. Почему я говорю тебе все это, трачу свое время и нервы?
– Хотелось бы и мне знать, – ухмыляюсь я, одновременно испытывая непривычное чувство стыда. Каперски во многом прав, и за последние годы я изменился далеко не в лучшую сторону.
– Потому что мне никто не сказал этих слов. Никто не предупредил, что может меня ждать, если я не приторможу, не включу гребаный разум, который есть у всех. И это мой долг, как твоего наставника.
– Ты можешь спать теперь спокойно, выполнив свой долг, – бесцветным тоном отзываюсь я. – Это все?
– Марк, ты можешь и дальше изображать из себя циничного самовлюблённого мачо, который бухает по ночам, спит со всеми подряд, тусуется со звездными шлюхами и дружит с режиссерами, мне похер. Если это то, что тебе нужно, можешь уматывать прямо сейчас.
– Я тебя понял, Джош, – раздраженно киваю, нервно убирая руки в карманы шорт. Хочется курить, но при нем лучше не рисковать. – Я буду более ответственно относиться к работе. Никакой выпивки и секса накануне съемок.
– Да хоть утрахайся. Нельзя сочетать физические упражнения, алкоголь, никотин и ту хрень, что вы жрете в клубах. Наша работа, Марк – это жесткий режим. Ясно? И трезвая голова. Если чувствуешь, что ты не собран, не уверен, заморочен чем-то, то просто скажи мне. Я поставлю другого.
– Хорошо, Джош, – уже без всякого пафоса соглашаюсь я.
– Не нужно думать, что я придираюсь к тебе. Ты мне нравишься, Марк. Ты намного талантливее всех, кто работает под моим началом. Ты – лучшее мое приобретение за последние годы. Я хочу, чтобы когда-нибудь ты стал тем человеком, который заменит меня.
– Тебе еще сорока нет, Джош. Рано об этом думать.
– Врачи дают мне немного времени, в течении которого я могу медикаментозно справлялся с приступами боли. Когда-нибудь лекарства, которые еще могут мне помочь, закончатся, и тогда я перейду к более сильным препаратам, которые будут воздействовать на нервную систему так, что работать и ясно мыслить я не смогу. Учись на моих ошибках, мальчик. И не просри свою жизнь.
Каперски бросает на меня еще один испытывающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
– И я не советую тебе работать с Мейном, но дело твое, Марк. Ты сам себе хозяин. Надеюсь, мы друг друга поняли, и ты без претензий. Ну, и, разумеется, все, что сказано здесь, не должно выйти за пределы этих стен.
– Я не трепло, Джош.
– Не сомневаюсь. До завтра, Марк.
И он стремительно уходит из кабинки, оставляя меня в противоречивых чувствах.
Каперски умудрился разозлить меня, польстить моему самолюбию, ударить по самому больному…. Как ему удалось так легко прочитать меня? Что это? Опыт, навыки психолога?
Однозначно после открывшихся новых обстоятельств мое уважение к наставнику заметно возросло. Он оказался прав по всем пунктам, которые обозначил. Я был не собран сегодня. Я выпил уже после полуночи, растревоженный короткой перепиской с Машей. Отрезав себя от прошлого, я вдруг погрузился в пучину воспоминаний, и совершенно оказался не готов к тем чувствам, которые испытал, глядя на фото в ее профиле. Профиль, который она сразу же удалила и вышла из сети. Я успел сохранить фотографию, и полночи пил, глядя в синие глаза девушки, которая когда-то любила меня больше, чем было позволено уставом нашей семьи. Мы нарушили все запреты.