Страница 23 из 23
Какое-то время она боялась, что кто-нибудь обнаружит подозрительное совпадение ее странствий с тем, что описывал Демосфен в своих эссе, и раскроет ее тайну. Но со временем имя Демосфена обросло мистикой, так же как имена Говорящих. Люди предполагали, что Демосфен - это не один человек. По их мнению, каждое эссе Демосфена было продуктом творения независимого гения, который затем пытался его опубликовать под рубрикой Демосфена, компьютер автоматически передавал представленные работы на рассмотрение никому неизвестной комиссии из лучших историков своего времени, решавшей, достойна ли данная работа имени Демосфена. Ни у кого в мыслях не было, что за всем этим стоит никому не известный школьник. Каждый день сотни эссе претендовали на легендарное имя, но компьютер неизменно отклонял те, которые не принадлежали руке настоящего Демосфена. Со временем это укрепило веру в то, что не существует реальной личности, подобной Валентине, связанной с именем. И, наконец, Демосфен окончательно утвердился как демагог компьютерных сетей, ведущий повествование со времен войны с баггерами, три тысячи лет назад, поэтому не мог быть одним и тем же человеком.
Это правда, думала Валентина. Я - действительно не тот же человек, я меняюсь от книги к книге. Миры, описываемые мной, перерождают меня. А этот мир больше всех.
Она не разделяла измышлений лютеран, особенно фракции кальвинистов, которым казалось, что они знают ответ на каждый вопрос еще до того, как он был задан. Она вынашивала идею новых форм обучения. Ей хотелось вырвать определенную группу студентов-выпускников из рамок академизма и отправиться с ними на один из Летних островов экваториальной гряды. По весне страйка заходила туда на нерест, и многочисленные косяки брачующихся плескались в безумной агонии, подгоняемые инстинктом воспроизведения. Ее идея крушила загнивающие шаблоны академизма, насаждаемые в каждом университете. Студенты могут питаться только хаврегрином, дико растущим в долинах, да брачующейся страйкой, если хватит мужества и разума убить живую жизнь. И когда их суточное пропитание будет определяться исключительно их старанием и умением, их мнения и установки о том, что значимо, а что нет в истории жизни, будут неуклонно меняться.
Руководство университета без особой охоты разрешило подобный эксперимент. На собственные средства она зафрахтовала судно у Жака, ставшего главой одной из многих рыболовецких фамилий. Он относился к ученым с презрением моряка, называя их скрадарами прямо в глаза и еще хуже обзывая за их спиной. Он сказал Валентине, что через неделю, на обратном пути спасет ее и студентов от голодной смерти. Так что у нее и потерпевших кораблекрушение, так они себя окрестили, времени было достаточно. Они расцветали на глазах, построив что-то наподобие деревни, они каждый день радовались творению своих рук, горячо обсуждали темы работ, которые они с блеском опубликуют по возвращении.
Каждое летнее плавание всегда приносило Валентине сотни поклонников и претендентов на руку и сердце. Но больше всех ее привлекал Жак. Почти не образованный, он хорошо знал мельчайшие подробности Трондейма, он был продолжением Трондейма. Он мог пересечь все экваториальные моря без морских карт, знал все отмели и дрейфующие айсберги, все места нерестилищ. Казалось, он предвидел места брачных танцев страйки и мог всегда захватить их врасплох. Ничто не вызывало его удивления, любую ситуацию он встречал во всеоружии.
За исключением Валентины. И когда лютеранский священник - не кальвинист - благословил их брак, они казались скорее удивленными, чем счастливыми. Тем не менее, они были счастливы. С тех пор, как она покинула Землю, она впервые ощутила себя дома, обрела покой и уют. Вот почему ребенок креп внутри и ждал своего часа. Страсть к путешествиям исчезла. И она была благодарна Эндеру, что он тоже понял ее чувства. Без всяких объяснений он осознал, что Трондейм - это конец ее трехтысячелетней одиссеи, конец карьеры Демосфена. Подобно исхахе она пустила корни в ледяном сердце Трондейма и обрела, наконец, пищу, которую не могли ей дать земли других миров.
Ребенок шевельнулся внутри, прервав ее воспоминания, она увидела Эндера, направляющегося к ней, на его плече виднелся ремень. Она сразу поняла, зачем он прихватил сумку: он намеревался отправиться в одиночное плавание. Она удивилась своей благодарности и признательности ему. Эндер был спокоен и свободен, он с трудом скрывал свое понимание человеческой натуры. Обычным средним студентам он не был понятен, но лучшие из лучших улавливали оригинальные повороты его мыслей, и ведомые неуловимой нитью, находили ключ к истине, случайно подброшенный им. В результате - она во все времена завидовала проницательности Эндера - их головы рождали собственные идеи, то были гениальные идеи Эндера.
Она не ответила "нет" на его немой вопрос. Говоря по правде, ей всегда хотелось быть только с ним. Их близость и дружба была сильнее любви к Жаку. Пройдут долгие годы, прежде чем подобная безграничная близость навсегда свяжет ее с Жаком. Жак знал об этом и по-своему переживал, он не разделял привязанности жены к брату.
- Привет, Валя, - сказал он.
- Привет, Эндер. - Они находились на причале, никто не подслушивал их, поэтому она смело назвала его детским прозвищем, превращенным человечеством в зловещий эпитет.
- Что ты будешь делать, если кролик решит, что уже пора?
Она улыбнулась.
- Папа обернет ее в кожу страйки, я буду петь печальные скандинавские песни, и студенты проникнутся гениальной идеей о влиянии законов репродуцирования на ход истории.
Они рассмеялись. И вдруг Валентина поняла, что Эндер не собирается в плавание, он упаковал сумку, чтобы оставить Трондейм, он пришел сюда попрощаться, а не звать ее с собой. Слезы навернулись на глаза, нестерпимая тоска опустошила душу. Он подошел и обнял ее, сколько раз он обнимал ее так раньше. Теперь ее живот выступающим тугим комом стоял между ними.
- Я думаю, тебе нужно остаться, - прошептала она. - Отклони все вызовы.
- Есть один, который невозможно отклонить.
- Я могу родить ребенка в плавании, но не на другой планете.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.