Страница 4 из 11
Всему есть начало, и начало светлое (Бог Отец). Все устраивается не случайно, не зыбко, но прочно и со светлым замыслом (Вторая ипостась). Все свершается непреодолимою животворящей силою (Святый Дух). Этим – тринитарным – знанием и любовью к себе Тринитарного Бога высвобождается человек из своей духовной слепоты и слабости. Григорий Нисский указанные реалии в их сопряжении друг с другом (знание и любовь Бога к человеку) трактует как определяющее бытие новозаветного человека [8, с. 176].
Тринитарная вера не отвела взор человека от единого начала в мире (Троица онтологически есть единое), но открыла пред ним (перед взором) внутренне присущее человеку и мирозданию – стремление к обновлению всего и вся. Человек сосредоточился на себе и обрел ориентир этого сосредоточения – преобразование себя на началах Троичности. Себя человек стал постигать как выражение чего – то высоко – высокого, как ведомое высоким [Григорий Нисский; 8, с. 208 и др.], ведомое любящим его и как принимающее Ведущее себя, как встречающее в себе животворящее начало.
Тринитарная ирреальность – и в этом интуиция Святых Отцов – свою светлую особенность являет прежде всего во второй своей ипостаси. «Святая Троица, – пишет Григорий Богослов, – (есть) в самом Христе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков» [1, с. 370]. Христос, в святоотеческой традиции, есть Слово. Христос есть Слово, «потому, – пишет Григорий Богослов, – что изъявляет Его (Бога Отца)» [1, с. 536]. Христос есть изъявление (привнесение в мир) божественной воли, божественного предначертания. Христом – Его деянием – держится мир как мир доброго Бога, мир светлого благого замысла. «Сын, – пишет Григорий Богослов, – именуется Словом, так соприсущий всему сущему. Ибо что стоит не Словом» [1, с. 536].
Христос как вторая ипостась Троицы объял в себе ожидаемое миром и человеком в новозаветные времена. В Боге Сыне милосердие и любовь вступили в очерствевшее сердце человеческое и дали ему надежду на новую жизнь (пасхальность святотроичного восприятия мира).
В тринитарном видении Бога человек обрел свое подлинное бытие. В этом все для него стало другим. И Бог, и мир, и он сам, и вся тварь – все стало внятным для обретшего подлинное бытие человека.
Святая Троица… Живо – живое, не поддающееся формализации и в этом оживотворяющее мир человека и всей другой твари. Реалия, каковая открылась и открывается еще человеку. И это глубоко переживали первые тринитарии. «О святой и блаженной Троице ныне имеем некоторое познание», – замечает Григорий Богослов [1, с. 795]. Имеем некоторое познание…
Не все еще о себе Святая и Блаженная Троица открыла нам, людям. Нужно еще много – много потрудиться, дабы открылись человеку и другие глубины Троичного бытия мира…
2.2. Воздействие
Как Святая Троица в ее целостности и полноте (Символ веры) воздействовала на образ воспитания в христианской традиции?
Опираться в решении поставленного вопроса будем на близкую нам схему осмысления предмета постижения – онто-, антропо-, аксио-, гносео- и психологию и эстетику познаваемого (схема восходит к идее Гачева Г.Д. [5]). Посредством этой схемы и ее реализации выявим существенное в христианском воспитании в его обусловленности тринитарным прочтением Бога.
2.3. Онтология
Бытие мира, сотворенного и направляемого Триединым Богом… Какое оно? И прежде всего в сравнении с бытием мира Бога Ветхого Завета?
Мир со Святою Троицею стал другим, чем был он в ветхозаветные времена. Бог Отец изменил свое участие в жизни своих чад. Бог, заботясь о людях, обратился к «сильнейшему средству [1, с. 810]. К людям Он посылает Своего Сына. «Само Божие Слово, – пишет богослов, – превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное. Начало от Начала, Свет от Света, источник жизни и бессмертия, Отпечаток Первообраза, Печать непереносимая, Образ неизменяемый, определение и слово Отца, приходит к Своему образу, носит плоть ради плоти, соединяется с разумной душой ради моей души, очищая подобное подобным, делается человеком по всему, кроме греха… О новое смешение!» [1, с. 810].
Мир с приходом Спасителя кардинально преобразуется.
Святый Дух засвидетельствовал грядущее изменение. И вся тварь в мире вздохнула и воспела. Все в мире стало возможным. И все как доброе. Не око за око, а по милосердию стали твари друг с друга испрашивать желаемое.
Мир с Триединым Богом поверил в свое светлое единство и рванулся к высокой соборности. Соборности живой и творческой. Всякая тварь обрела смысл своего существования. Не одна (отныне) она. Она с Богом – со Святою Троицею. Она со всеми другими тварями, она – с человеком, обновленным (обновляющимся) и болеющим за все живое. Общее бытие (ранее его не было, мир был разобщен) объемлет все и вся. Высокая соборность составляет основание мира. «В самом деле, не примечаешь ли, – пишет Григорий Богослов, – что закон любви управляет небом, когда оно в стройном порядке сообщает воздуху свет и земле дожди? А земля и воздух не родительской ли любви подражают, когда дают всем животным – одна пищу, другой – возможность дышать, и тем поддерживают жизнь их? …Если все это бывает так и распоряжается, и управляется по первоначальным законам гармонии, так как бы все вместе текло, одно имело дыхание, то можно ли сделать из этого другое заключение, кроме того, что все проповедует нам о дружестве и единомыслии, что все предписывает нам закон единодушия?» [1, с. 185–186]. Это в мире начинает отчетливо видеть поверившая в Святую Троицу душа человеческая. Начинает видеть и верует в утверждение «дружества и единомыслия» в мироздании.
Рознь и вражда уходят из мира. Во всяком случае, мир времени тринитарного сознания движется к этой светлой реалии.
Мир с Триединым Богом подвинулся к персонификации себя самого. Все и вся в нем стало искать личного своего бытия. Бог – Спаситель – ищет личного участия всего и вся в собственном спасении. Ищет и востребует светлой персонификации. И вся тварь, и прежде всего человек, откликается на призыв Спасителя. И стремится к высокой персонификации, к высокому самоусовершенствованию. Концепты «мы», «я», «наше» и аналогичные в соответствующем контексте последовательно присутствуют в текстах тринитариев. Ср., к примеру: «Итак, когда уничтожится междоусобная брань в нашем естестве, тогда мы, примирившись с собой, станем «миром» и покажем, что истинно и действительно носим на себе сие имя Христово» [8, с. 221].
Человек как персонифицированная духовность становится демиургом происходящего во вселенной.
Очерчивая онтологические воззрения тринитариев, необходимо рассмотреть проблему предопределенности бытия и, соответственно, человека в нем.
Нет предопределенности бытия, в прочтении тринитариев. Павлова мысль о даровании человеку свободного искания истины в себе и мире (и преобразования второго) воспринята и развита последователями догмата о Святой Троице. Все в мире и в человеке по Божиему промышлению (или по попущению). Все от милующего Бога [1, с. 627]. И никого – это важно в промысле Божием – Бог не относит заведомо к тем, кто не спасется или спасется. «Превратно мнение, – пишет тринитарий, – что одни по самой природе назначены к совершенной погибели, а другие – к спасению…» [1, с. 626]. Бог решает, как поступить отношении того или иного человека (народа, человечества, мироздания). Его решение – так нами прочитываются мысли тринитариев – зависит и от твари (от человека, от мира). Так угодно Создателю. «Ибо, – пишет святитель Григорий Богослов, – надобно, чтобы дело спасения зависело как от нас, так и от Бога» [1, с, 626].
Бог, получается, не судейски – хладной мерою – дарует спасение, но дарует, во – первых, по милости своей. Она (милость) одна может быть принята во внимание Богом, по его неведомым человеку соображениям [см. утверждаемое святителем об Иремии; 1, с. 627]. И, во – вторых, дарует спасение достойным [выражение Григория Богослова; 1, с. 628]. Достойные – те, кто идет, по святителю, навстречу Богу [там же].