Квартирный вопрос

========== Глава 11. ==========

Дома Артём сразу отправился к холодильнику, а я ушла на крышу и присела на маленький топчанчик. На улице заметно посвежело, ветерок прохладный подул, и вскоре я почувствовала озноб. Зябко поёжилась и вздрогнула, когда хлопнула балконная дверь. Артём принёс мне плед, я закуталась, а он уселся напротив и протянул мне тарелку с куском яблочного пирога.

— Не хочу, — отказалась я.

Хэддок лишь плечами пожал и откусил сам. Он жевал, я смотрела на тёмное небо, и оба молчали. Потом Артём всё-таки спросил:

— Вина хочешь? Или ты не держишь алкоголь в доме?

— В холодильнике водка есть.

Он хохотнул.

— Серьёзная девушка. Налить тебе водки?

Я, наконец, оторвалась от своих мыслей и на него взглянула удивлённо.

— Зачем?

— Может, тебе полегчает?

— Артём, я тебя прошу…

— Да ладно тебе расстраиваться. Что ты слёзы льёшь? Было бы из-за чего.

— Что ты знаешь о моей жизни?

— А что тут знать-то? Всё и так ясно.

— Неужели? — огрызнулась я.

— Я проницательный.

— Замолчи и катись отсюда. Дай помучиться в одиночестве.

Он дожевал пирог, вытер руки о кухонное полотенце, которое было перекинуто через его плечо, и сказал:

— А по какому поводу мучиться? Гордись.

— Это чем, интересно?

— Ну как… Мужа у этой стервочки увела. А у таких трудно что-то вырвать, они зубастые, вцепятся — и, считай, конец. А ты её за пояс заткнула, вот она и бесится.

— О Господи, великая мужская логика! Это не соревнование, Артём!..

— Именно соревнование. Как же иначе? За ценный приз. Приз-то, кстати, ценный?

— Не твоё дело.

Он усмехнулся.

— Ясно… Ну, такие, как она, за неудачников замуж не выходят, так что, думаю…

— Ты заткнёшься или нет?

Артём замолчал. Мы посидели в тишине, внизу шумели машины, а мы молчали.

— Иди спать, — сказал он, когда заметил, что я ещё плотнее закуталась в плед.

— А тебе не холодно?

— Нормально. Брось его.

— Что? — я непонимающе посмотрела.

— Если ты несчастлива с ним, если тебе сложно, тогда брось его. И мучиться не придётся.

— Всё так просто, да? — не удержалась я от язвительности.

Артём уверенно кивнул.

— Конечно. Если радости никакой, а одни неприятности, то какой от них толк?

— Почему ты думаешь, что никакой радости?

Он странно посмотрел, а потом легко поднялся, и на меня уже взглянул с улыбкой.

— Действительно. Это тот мужик с фотографии? Презентабельный.

— Какой мужик? — нахмурилась я.

— На книжном шкафу фотография, я видел. С тобой в обнимку.

— А-а, — я от облегчения даже рассмеялась. — Нет, это дядя мой. Они с Хедер в отпуске сейчас.

— А Хедер кто такая?

— Подружка моя.

— Как интересно, подружка с дядей, ты мужа уводишь… А говоришь, что в твоей жизни ничего не происходит.

Я разозлилась, как посчитала, совершенно справедливо, поднялась и подхватила края пледа, а на Хэддока взглянула с таким достоинством, словно была, как минимум, царственной особой.

— А кто тебе дал право говорить о моей жизни в таком тоне? — Артём выразительно закатил глаза, а я заявила: — Я иду спать!

— Самое время, — согласился он и в спину мне поинтересовался: — Спокойной ночи?

— Иди к чёрту!

— Замечательное пожелание на сон грядущий, — вздохнул он.

Наутро мы с Димкой поругались. По телефону, то есть. Он позвонил рано утром, за что я уже на него разозлилась. Потому что почти до утра проворочалась с боку на бок, в ожидании его гневного звонка. Почему-то мне казалось, что он непременно позвонит сразу, как только узнает… а узнать, по моим предположениям, должен был сразу, как только мы с Раей расстались в ресторане. Но ничего этого не произошло, и отзвонился Йоргенсон только утром. И сразу начал с обвинений. Я пыталась ему объяснить, пробовала перебить, но у меня, как всегда, ничего не получалось. А у Димки выходило так, что я чуть ли не предательница. Хотя, при чём тут — чуть? Совсем не чуть. Я вдруг, в один день, превратилась в коварную изменщицу. Кто бы мог подумать?

Димка всё спрашивал — кто он, кто он? А мои доводы и объяснения до него вроде бы и не долетали, я даже со злостью уставилась на телефон, который, кажется, работал только в одном направлении — я Йоргенсона слышу, а он меня нет.

— Ты поэтому отказалась ехать в Москву? Потому что у тебя кто-то появился?

Я стояла на крыше, ветер дул в лицо, а я смотрела на серый, какой-то неприветливый этим утром город.

— Дима, ты меня не слушаешь… Это просто мой знакомый!

— С которым ты ходишь по ресторанам и обнимаешься у всех на глазах!

— И что? Я же с ним не целовалась у всех на глазах!

— Ас, ты меня удивляешь, — глухим, безжизненным голосом пожаловался Димка, а я вдруг усмехнулась, причём довольно громко.

— Правда?

— Да! Я здесь… я всё для нас делаю, ночей не сплю, можно сказать!..

— И чем же ты занят? — поинтересовалась я.

Повисла тяжёлая пауза. Стало не по себе, и пока я пыталась придумать, как ситуацию разрулить, как попытаться Димке объяснить, а может и быстренько с ним помириться, Йоргенсен заявил:

— Я всё бросил ради тебя, сначала начал, а ты ведь об этом совсем не думаешь, правда?

Стало стыдно. Я закрыла глаза и ногой с досады топнула.

— Дима!..

— Ну что? — Его печальный вздох на другом конце провода окончательно меня доконал. — Не думал я, что у нас с тобой когда-нибудь возникнет такой разговор.

Сказывалась нервозность, которой в последние дни мне перепало с лихвой, наверное, поэтому трагизм в Димкином голосе всё-таки больше злил, чем пугал. Откликнуться на его боль я не пожелала, извинений моих ему почему-то упорно не хватало, видимо, я должна была перекреститься в знак того, что говорю ему правду и только правду, но Йоргенсен, по понятным причинам, видеть этого не мог, и оттого верить не спешил. В общем, разругались в пух и прах и Димка, в итоге, отключился первым. Я в сомнении, но продолжая кипеть от негодования, посверлила замолчавшую трубку взглядом, всё ещё ожидая, что Йоргенсон всё-таки перезвонит. Ведь есть же у него совесть? Хоть немного… Но телефон молчал, и вот тогда я разозлилась уже по-настоящему. Решила, что сама ему звонить не буду, ни за что.

Вдруг поняла, что это первая настолько серьёзная наша с Димкой ссора. Подумать только, почти за два года!.. А я от злости даже расстроиться по-настоящему не могу. Ногой топнула, ожидая, что рыдания всё-таки подкатят и можно будет от души пореветь, себя пожалеть и, возможно, тогда легче станет. Но вместо рыданий в квартире вдруг грохнула музыка, я вздрогнула от неожиданности и обернулась. Сквозняк пузырём выдувал на улицу новую штору, а с кухни нёсся знакомый каждому в нашей стране голос, который пел про розовый вечер и предлагал послать нерадивого возлюбленного куда подальше.

Квартирант проснулся. Интересно, просто проснулся или подслушивал? Судя по выбранному музыкальному сопровождению — точно подслушивал. Гад.

Артём высунулся из кухни и улыбнулся мне уж чересчур жизнерадостно.

— Сок будешь?

Я молча указала на ящики с цветами у стены.

— Ты зачем туда лазил?

Хэддок сначала на меня глаза вытаращил, потом на цветы уставился.

— Я туда не лазил.

— Артём, давай ты меня не будешь злить, — попросила я и нахмурилась сильнее. — Ящик с красными петуньями должен стоять в середине, а фиолетовые вокруг. И не смотри на меня, как на идиотку! Я про цветы говорю…

Он смотрел очень серьёзно, снова кинул быстрый взгляд на цветы, затем испытывающе взглянул на меня, и вдруг рассмеялся.

— Сам дурак, — проворчала я, проходя мимо него.

За завтраком Артём постоянно на меня поглядывал. Я, пытаясь выпустить пар, напекла оладий, а чтобы хоть чем-то Хэддоку досадить, добавила в тесто тёртой моркови. Но он даже бровью не повёл, лопал оладьи и на меня посматривал.